Он шел по Красной площади. Его настроение было просто замечательным: мало того, что он шел по Красной площади, неся в кармане долгожданный российский паспорт, так еще и штамп "о регистрации" в этом паспорте мог вызвать легкий ступор у любого москвича. Он шел, выискивая взглядом, какого-либо завалящего милиционера, желающего проверить его регистрацию, – пусть еще хоть кто-нибудь улыбнется этой шутке.

Шутить он любил. Не то чтобы судьба располагала его к шуткам, скорее она сама шутила над ним по-черному. В юности, окончив пермский строительный техникум, он уехал по распределению в Узбекистан. Тогда же, что в Перми, что в Узбекистане была одна советская власть, только в Узбекистане теплее и яблок больше. Работал он там до пятидесяти лет – по служебной лестнице до главного инженера строительного треста поднялся. Женился, квартиру получил, когда дочь родилась, дачу какую-никакую построил, сад вырастил. Только тут советская власть вместе Советским Союзом кончилась. Неожиданно. И стал он в Узбекистане не нужен. Не нужен, до такой степени, что зарезать обещали, если не уедет. Так и уехали, оставив все нажитое. Хотя ехать-то, по большому счету и некуда было: ни друзей, ни родни в России не было. Года полтора мыкались беженцами. Пермь, Пенза, в конце концов, в Уфе работа подвернулась. Не главным инженером, конечно. Разнорабочим. Ну, и это ничего: во-первых, он за полгода из разнорабочего начальником участка стал, а, во-вторых, жилье все-таки – сначала прям на объекте, потом общежитие квартирного типа, потом дом собственный в поселке Москово построил: стройматериалами фирма помогла, а строил-то сам, конечно. Так и жил, и шутил, естественно, постоянно, характер такой – ничем не сломаешь.

Внуки с ним жили. Он, тогда, чтобы настроение жене поднять, внуку-первокласснику старую байку рассказал, как служил в годы гражданской войны на секретной подводной лодке. И как ходила та подводная лодка по подземным рекам Урала, помогая Чапаеву громить Колчака и Корнилова, тоже рассказал. Посмеялись. Он же не думал, что внук это в школе перескажет. Учительнице. А она к ним домой придет, правду о гражданской войне послушать.

Эт ничего еще. Зимой решил семью свежей рыбкой побаловать, сел на свой УАЗ и поехал на речку Белую с притоками и старицами рыбаков искать. Купил два ведра разной рыбы. Только, когда обратно возвращался, колесо пробил, аккурат напротив болотца одного, большого, но мелкого, сантиметров сорок воды – зимой насквозь промерзает. Кузов открыл, запаску достал – меняет. Тут его другие рыбаки нашли, они, неместные, место искали, где клюет лучше. Остановились рядом, рыбу в кузове увидели, и спрашивают, где наловил, мол. Он и показал на то болотце. Рыбачки по льду метров на сорок от дороги отошли, разложились, и бурить начали. А он колесо еще быстрее менять начал.

— Слышь, мужик, — говорят ему рыбаки, — ты точно здесь ловил? А то мы уже до земли добурились, а воды нет еще.

— Неее, не здесь, вы еще метров на сто отойдите, — он им ответил, — а то вдруг догоните.

Последние слова он, правда, не очень громко сказал. Пробитое колесо только в кузов закинул и уехал. Не знаю, как те рыбаки, а все смеялись, когда он рассказывал.

А еще, два соседа, заядлых охотника, ему пять ночей участок сторожили с ружьями. Он им сказал, что на простые петли восемнадцать зайцев, за одну ночь, на том участке, "взял". И зайцев ведь показал, что интересно. Они же не знали, что он этих зайцев у других охотников "занял", на день всего, похвастаться. Соседи, конечно, обиделись, но сами и посмеялись потом, когда он для примирения два литра белой выставил. Ну, вот и милиция показалась, на Красной площади без регистрации долго не погуляешь: "Предъявите, — говорят, — Вашу регистрацию, гражданин". Он паспорт посмотреть отдал – очень ему интересно было, как они отреагируют. Соседи по купе в поезде очень уж смеялись, когда он им паспорт показывал. Там, в паспорте, так и написано: "зарегистрирован по адресу…". И штамп стоит: "Московский сельсовет". Поселок-то – "Москово" назывался.

Впрочем, поселок и сейчас так называется. Дома у него только теперь там нет. Он его продал. Продал, через шесть лет после поездки в Москву. За год до этого опухоль у него нашли. Почку вырезали. Не помогло только. Когда врачи сказали, что жить ему месяц осталось, он дом и продал. Квартиру дочери в Пензе купил. На своем характере прожил там не месяц – год еще. Я его за месяц до смерти видел. Он и тогда шутил, сам не смеялся только — больно было смеяться.

Постскриптум: Просьба есть. Когда в обсуждении ругаться будете, вы автора ругайте, а не того "о ком написано": не сумел, значит, автор донести чего хотел до читателей.

Случай на границе. Знакомый пограничник из рассказал. Служит он на Алтае, на границе с Монголией.

Дело было недавно, лет 5-6 назад. Пограничный наряд выследил монголов, на нашей территории ведущих отстрел сурков. Соответственно, нарушение границы+оружие+ незаконная охота. Задержишь, медаль гарантирована! Попытались отловить,

Дети лучше нас знают когда к месту.

У моей приятельницы сын лет до 3-х не разговаривал — уж по каким врачам его только не таскали — мальчик здоровый, без отклонений — ну не хотел видать или не к месту было. Один раз к ним пришли грузчики устанавливать новую стенку (ну помните, раньше такая мебель была). Долго возились, что-то там у них не ладилось, уже и муж приятельницы подключился. А мальчик стоял все это время и молча (есессно) наблюдал за процессом. Вроде бы дело к концу стало подходить — грузчики уже инструменты стали складывать. Папа довольно руки потирает. А мальчик вдруг громко и отчетливо произносит: "Щас [бах]нется! ", что собственно и произошло секундой позже — одна секция действительно обрушилась. Как я и говорила — видать до этого ему просто нечего было сказать: )

Приятель, тихий улыбчивый приятный человек, очень лёгкий в общении, в 80-е был молодым офицером ГРУ со специализацией на США. Для читателей, далёких от шпионской тематики, поясню, что ГРУ – это Главное разведывательное управление Советской армии, отличавшееся в своей международной деятельности гораздо большими успехами, чем вечные конкуренты

В конце 20-х Татьяна Пельтцер познакомилась с немецким коммунистом и философом Гансом Тейблером, приехавшим в Москву учиться в Школе Коминтерна. В 1927 году она вышла за него замуж, а в 1930 году супруги переехали в Германию. Там Татьяна по ходатайству мужа вступила в Коммунистическую партию Германии и устроилась машинисткой в Советское торговое представительство. Там в пивной слушала выступление Гитлера. Уже совсем скоро мужа Пельтцер, члена Коминтерна, коммуниста, Гитлер бросил в концлагерь, а Татьяна Ивановна уехала в Россию.

Много лет спустя Ольга Аросева, Галина Волчек и Татьяна Пельтцер, которой было уже за 70, отдыхали в Карловых Варах. И на встречу к Пельтцер приехал ее бывший супруг. Они не виделись много лет, у каждого своя жизнь, но встретившись, ходили, взявшись за руки, не расставаясь ни днем, ни ночью.

И вот, когда дружная компания расположилась под тентами летнего кафе, Волчек, глядя на эту волшебную пару, задумчиво сказала: "Какая же тварь, этот Гитлер, какую любовь разрушил... "

На что бывший член Коминтерна, узник концлагеря, жертва нацизма и муж Татьяны Ивановны Пельтцер Ганс Тейблер заметил: "Да, конечно, Гитлер был очень нехороший человек, на нем много грехов, но в нашей разлуке он не виноват. Я у Танечки нечаянно обнаружил в кармане фартука любовную записку от моего лучшего друга... "

Пауза. Аросева: "Танька! Так ты, выходит, б.. дь, а не жертва нацизма?! "