и канцерогенные пончики! ” А второй - тот, что из детства, — шепчет: “А ведь пахнет… мандаринами и надеждой, что вот сейчас, вот в этот момент, все будет хорошо. И как встретишь, так и проведешь”.

Елка здесь всегда не та. Настоящей, которая пахнет и осыпается в лифте, здесь нет. Ты берешь не слишком экологичную пластиковую, многоразовую. Несешь ее домой, как труп, завернутый в черный пакет, чтобы галахические соседи не видели.

И вот она стоит. В углу. Не у окна! Елка у окна — это уже не украшение, это провокация с подсветкой. Это вызов местному раввинату. Русскоязычный еврей в Израиле не бросает вызовы. Он тихо в углу ностальгирует. Поставил — и боится. Открывает только своим по паролю: “У вас продаются елочные игрушки? ”

Игрушки — это особая тема. Вот эта стеклянная шишка — она старше твоего израильского гражданства. Она помнит Гагарина и пережила СССР. На нее смотришь и думаешь: “Боже, какая же ты живучая. И я должен быть таким же”.

Вечер. Включаешь гирлянду. Неярко. Режим “тлеющие угли”. Чтобы не вызывать подозрения. И тут — дзинь-дзинь! Гость. Завсегдатай синагоги Срулик (сокращенное от уважительного Исраэль) зашел за солью. А ты стоишь, как идиот, между гирляндой и ханукией. Мозг лихорадочно соображает: выключить свет — значит признать, что делал что-то постыдное. Оставить — расписаться в своем гойстве.

И ты просто не открываешь. Пароль не знаешь? Иди нах[рен]. Учи русский.

Дети подходят. “Абба, это наш праздник? ”. И ты, честно глядя в их глаза, говоришь: “Дети, это не праздник. Это наш семейный архив. В формате DIY”.

На столе — оливье, винегрет, хумус, селедка под шубой, питы, шампанское и арак. Потому что если уж пошла такая культурная амбивалентность, то пусть идет до конца. Сидят, едят. Тосты говорят: “За мир”. “За Новый год”. “За здоровье! ” “И дай Бог не последний”. Никто не говорит: “С Рождеством Христовым”.

А утром елка выглядит уставшей. И ты вместе с ней. Елка простоит неделю, может даже две. Потом ты разберешь ее, упакуешь в ту же коробку с надписью “Руками не трогать! ” и поставишь на балкон. Рядом с чемоданом, с которым ты приехал в Израиль.

Потому что эта елка — не про Бога и не про страну. Она про ту часть тебя, которую не спросили, хочет ли она вернуться на землю предков. Она как тот акцент, который никуда не денешь. Как любимая, душевная, но вышедшая из моды песня. Она — тихая, немного стыдливая, украшенная гирляндой, в которой спит твой внутренний ребенок. Он почему-то продолжает верить, что если загадать желание на Новый год, то оно обязательно сбудется.

С наступающим!

и так далее. Зачем пытаться захватить ту, на которой уже кто-то сидит, тем более сидит не один? Из стариковского принципа?

Ну, да делать нечего, мы с Лехой когда-то тоже собирали металлолом со всякой макулатурой, поэтому, автоматически, по-пионерски, уступили свои места двум страждущим бабушкам, дай им бог здоровья.

Бабушки уселись и сразу же начали прожигать нас лазерными взглядами, дескать, уступили место, так и нечего тут стоять, солнце загораживать.

Лично меня, больше всего резануло то, что они даже вскользь не сказали "спасибо".

Видимо и Леха обратил на это внимание. Короче, мы не сговариваясь, решили остаться возле "нашей" скамейки и продолжить разговор:

— …и вот такая фигня, заказчик стал более переборчив, но торгуется за каждую копейку, да и вообще заказов меньше стало.

— Да, в наше время, сегодняшняя синица в руках, всегда лучше жирного, вчерашнего журавля.

Я тебе, кстати, подкину одного человека, ему что-то такое надо. Дам ему твой телефон, он тебе позвонит, расскажет.

— О, было бы круто, спасибо, я твой должник.

— Не за что, Леха, на том свете сочтемся.

На бабок было смешно смотреть. Одно дело, если ты делаешь вид, что взираешь куда-то вдаль, а сам подслушиваешь чужой разговор, но совсем другое, когда все трое синхронно с нашими репликами, поворачивали голову, чтобы не упустить ни одного слова. Как будто три внимательные совы следят за игрой в настольный теннис.

Я незаметно подмигнул Алексею и громким шепотом задвинул такую речь:

— Ладно, Леха, заказчики, как ты понимаешь – это все фигня, я не для того тебя позвал на встречу. Леша! Ле-ша! Что ты творишь!? Ну, вместо тебя арестовали случайного человека, ну дали ему пожизненное, ну так радуйся. Радуйся! Все, тебя больше не ищут! Затаись. Выжди хоть месяц, а лучше полгодика. А ты что делаешь!? Астанавись!

— Да я все понимаю, но полгодика я никак не выдержу, оно само из меня прет…

Три совы, не сговариваясь, подхватили свои сумки и вспомнили что их ждали срочные дела где-то на горизонте, в районе красиво заходящего солнца.

Скамейка опять стала нашей…

они только толщиной — aн@льный потолще. А так исследование аналогичное — зонд засовывают в отверстие, у зонда на конце что-то типа камеры и фонарик. А на приборе — экран. Что-то по типу как сейчас камеры для подводной съёмки устроены. Прибору всё рано, что показывать — желудок, кишечник. В какую дурку засунут, то и показывает. Сейчас такой прибор стоил бы копейки, а 40 лет назад... цена была как у колёс от Боинга и составляла чуть ли не годовой бюджет института. Естественно прибор был куплён за валюту и институт долго добивался его покупки. Прибор стоял на гарантии и в него было строго запрещено лазить внутрь во избежание утери гарантии, а гарантия в силу астрономической стоимости прибора была пожизненная.

И вот как-то сканировали желудок одному пациенту с металлическими протезами зубов. То ли ограничитель забыли установить, толи у пациента мышцы челюсти были очень сильные, история умалчивает, но... пациент оральный зонд перекусил. Случай оказался гарантийный и на него должен быть приехать специалист аж из самой Японии.

Ну пока суть до дело, задниц сканируют мало, а желудков много, стали использовать вместо перекушенного зонда для рта зонд для задницы, благо по конструкции они были идентичны, для задницы незначительно толще.

Но, пока ехал японский спец, ситуация повторилась и был перекушен уже второй зонд — для задницы.

Когда приехавшему японцу показали зонд для рта он совсем не удивился — дело обычное. Но когда ему показали зонд для задницы со следами зубов, узкие японские глаза стали круглыми как у Тотторо в мультфильме Хаяо Миядзаки.

С таким же круглыми глазами и загадочным выражением лица маленький японец был поссажен в самолёт, который и увёз его в его Японию. Всё время от института до аэропорта японец хранил молчание. Видимо про загадочную русскую душу он слышал и теперь думал о загадочной русской анатомии — с зубами в заднице.

основан на реальном событии в его семье.

Его жена затеяла рожать в рождественскую ночь после сильнейшего за три года снегопада. Дело происходило в Канаде, и даже не в Торонто или Монреале, а в самом медвежьем углу провинции Альберта. Если вы спросите, как туда занесло человека по имени Рабинович, то ответ очень прост. Чем больше в углу медведей, тем выше шанс найти там вакансию айтишника, не занятую человеком по имени Радживкапур.

Это была первая зима Рабиновича в Альберте, но он подготовился. Купил снеговую лопату и неплохой джип. Что его в итоге и подвело. Часа через два ему удалось откопать гараж и довольно бодро двинуться по лесной доргоге в направлении ближайшего госпиталя. Но дальше лесная дорога перешла в полевую, на первом же повороте джип сполз в кювет и безнадежно застрял в сугробе. До госпиталя оставалось километров 40, до выезда на трассу – вообще километров 7, но никаких шансов преодолеть эти километры не было.

Рабинович позвонил 911. Вызов приняли, пообещали передать его полиции и пожарным (так обычно и делается), но посоветовали особо на них не рассчитывать. Расчистка трассы продлится минимум до утра, а когда очередь дойдет до проселочных дорог, вообще неясно. Вертолет? Есть вертолет, но тут в округе столько сердечников и эпилептиков... ну, вы поняли.

Рабинович открыл гугл и ввел запрос “как принимать роды в машине зимой”. Что удивительно, он нашел довольно толковый ролик на эту тему. Что совсем не удивительно, ролик был на русском языке и даже проиллюстрирован кадрами из художественного кино. Рабинович узнал в роженице Нину Русланову. Оказывается, вездесущий Никита Михалков снял когда-то и такой фильм – фактически безбожно растянутую рекламу автомобиля “Фиат”.

Согласно ролику, для успешного приема родов, кроме феноменального везения, требовались три вещи: тряпки, горячая вода и ножницы. Вместо тряпья в джипе имелся запас одежды, взятой женой в роддом, вместо ножниц – охотничий нож. Горячей воды не было.

Схватки шли с пугающей частотой, когда вдали показался свет фар. Но это была не скорая, а какой-то юнец на снегоходе. Как оказалось, репортер местного телевидения, который в поисках сенсаций прослушивал полицейскую волну. Рабинович хотел было послать его на четыре буквы, но подумал и послал в другом направлении: к ближайшему жилому дому за горячей водой.

Жившие в доме старички поделились всем, чем могли: кипятком, кучей простыней, рождественским печеньем и молитвами. Юнец привёз всё это и уговорил Рабиновича всё же разрешить ему поснимать: пусть в Рождество на телевидении появится хоть один позитивный репортаж, а то сплошные несчастные случаи, аварии и убийства. Через час показалась головка младенца. Почти одновременно со стороны дороги опять показался свет фар. По снежной целине полз снегоуборщик, а за ним – пожарная машина со всей иллюминацией. Репортаж вышел что надо.

Юной Джулии Рабинович на днях исполнилось 12 лет. Обстоятельства появления на свет сказались на ее характере. Она не видит в жизни препятствий, и если не станет лет через пять олимпийской чемпионкой, то лет через тридцать непременно станет лауреатом Нобелевской премии в какой-нибудь точной науке.