Заливаю бак, рядом стоит гранд чироки и льет себе 98-й чел говорит по телефону. Закончив лить (40 литров), втыкает заправочный пистолет на место, поворачивается закрыть лючок бензобака и... швыряет телфон со всей дури об землю и кричит: "НУ ЧТОЖЕ Я ЗА М... АК, С.. КА ТУПОРЫЛЫЙ!!! У МЕНЯ ЖЕ Б... ТЬ, ДИЗЕЛЬ!!"

Вчера вечером было.

Подъехал к новому торговому центру на Дальневосточном (я в Питере живу, если чо), поставил машину, кнопочку на брелке кликнул и пошел по своим делам... впрочем, это неважно совсем. Спустя какое-то время выхожу, иду к машине, по пути кликаю сигналку — "курлык" говорит мой автомобиль, я сажусь за руль

Отец-алкоголик. Сейчас не такой буйный, но когда я была ребенком, гулял направо и налево, бил маму, был очень агрессивный. Я помню это, как будто это было вчера. Когда не пил — работал, дома его не было месяцами. А мне всегда очень хотелось его любви и заботы, и я ждала его как верный пёс и была очень рада его видеть. Но по приезду было то же самое. Запои, постоянные гости, агрессия, маме прилетало постоянно, на моих глазах тоже. Я переехала жить и учиться в другую страну в 18 лет после окончания гимназии, не могла больше жить в своем доме и смотреть на все это. Все детство молчала о том, что происходит в моей семье, так как было до ужаса стыдно. Итог: мне 26 и я нереально хочу любви. К сожалению, мой отец не научил меня принимать эту любовь, но зато я знаю как это, когда ты мужчине не нужна. Западаю я только на эмоционально недоступных придурков, которые только пользуются мной и моими деньгами. Когда я действительно нравлюсь мужчине — меня это пугает и я не знаю, что с этим делать. Что делает меня эмоционально недоступной для хороших мужчин. Хожу к терапевту, пытаюсь остановить этот замкнутый круг, уже не ищу никаких отношений. Просто пытаюсь полюбить себя и избавиться от своих детских страхов. Любите своих детей.

После отбытия целиком второго тюремного срока и реабилитации Каплера восстановили во всех правах, и уже с 1954 года он вёл сценарную мастерскую во ВГИКе. В урочный час и с надлежащей торжественностью решили вернуть ему орден Ленина, полученный ещё перед войной, в 1938-м. Алексей Яковлевич взял награду в руки, перевернул и посмотрел номер. "Это не мой орден", — сказал он, удивив благодетелей своей памятью. И пояснил:

— Если это новый орден, то получается, словно вы меня награждаете. А за что? Если есть возможность вернуть мне мой орден, буду признателен, а новый принять не могу.

Нетрудно представить себе смущение, досаду, недоумение, а может быть, и обиду решивших осчастливить, наконец, человека, ни за что отбывшего десять лет в неволе. И вот, вместо благодарности такой афронт. Реабилитированные генералы с почтением принимали, что дают, а этот... А этот — номер помнит! И представьте себе, нашли благодетели орден, тот самый, с номером, сохранившимся в памяти орденоносца. Вроде как и орден, разлучённый с орденоносцем, был вызволен из заточения.