Расскажу и я про своего деда.
Вначале про одного, а потом -и про другого Я был маленьким и любил копаться в его медальках. У него была куча медалей и несколько орденов (Славы, Две — Красной звезды, и кажется, Великой отечественной войны)
Только он их никогда не одевал ни на какие парады... Просто планку иногда носил, не любил бряцать железками, как он говорил бабушке.
Я помню уроки мужества в школах, приходили ветераны с кучей медалей.. рассказывали про всякие случаи. но я помню, почему-то все были штабные крысы, почему-то я им не очень верил. И поговорить любили.
А я своего деда сколько ни спрашивал, он про войну ничего на рассказывал... Молчал и все. К наградам своим относился наплевательски... Если бы не бабушка, все бы порастеряли. А вот награды своего фронтового друга (у того никого в живых не осталось, когда он погиб) берег, как зеницу ока. И когда я какой-то орден его друга взял поиграться — здорово меня наказал и запретил когда либо к ним подлазить — хотя своими играть разрешал, сколько влезет.
Я подрос, и уже когда деда не стало, все-таки узнал несколько историй... От отца. Дедушка Боря был обычным рядовым, водилой на грузовике ( полуторка или что там было.
В обслуживающем аеродром батальоне. В 1941, когда отступали вовсю.. летчикам, как и всем, приходилось очень туго. Летали день и ночь, почти без отдыха. Точно так пахали и все в обслуживающем аеродром персонале.
В один день ескадрилья пошла на задание. Все вернулись — кроме одного летчика, с которым мой дед дружил.. В это время немецкая пехота и танки вышли на аеродром. Все срочно отступали — самолеты подняли в воздух, а народ — по машинам и срочно отвалил на задние рубежи ( как это часто случалось в первый год войны ).
Остался один дед со своей полуторкой. Почему? Решил свою машину не бросать и ждать до конца своего боевого товарища. Откатил на грузовичке в какой-то лесок и сидел один с винтовкой. Немцы уже вовсю хозяйничали на аеродроме.
И в этот момент дед увидел свой самолет, который шел на аэродром на посадку. Дед на полных газах понесся по аеродрому и в поле, навстречу самолету, махая рукой из кабины. Летчик понял, что дела плохи и пошел дальше на восток, через лесок и дальше — на поля. Дед развернул свою колымагу и помчал следом. Выручило то, что немцы тогда наглые были и, бывало, не особо напрягались. Дали пару залпов.. открыли огонь из пулеметов — машина вся в решето, но каким-то чудом на ходу, и дед живой.
Немцы догонять не стали. Через час нащел дед самолет и летчика в поле на окраине леса. Самолет поврежден, бензина — ноль. Самолет свой летчик бросать отказывался, а дед отказался бросить своего товарища.
Неделю они колесили по тылам... с самолетом, прицепленным за хвост к грузовику ( крылья сняли и положили в кузов). Каким то чудом находили бензин. Натыкались на немцев. Уходили по ночам. Подобрали где-то пехоту в окружении.
Подробности все перечислять не буду. Выбрались тогда к своим. Спасли самолет.
Их уже в родном полку никто не ждал.
Позже дали орден Красной звезды. И летчика наградили.
Было несколько других подвигов. И о них расскажу, если историю эту поддержат.
Дед был здоровенным и сильным человеком.. и очень отчаянным... а характер имел суровый и штабников не любил. И когда его представляли к ордену Славы после другого подвига ( я так понимаю, орден высшего отличия для рядового состава ) — документы штабники благополучно потеряли.
Потом его представляли к тому же ордену второй раз.. за другое геройство.. и опять что то не срослось с штабными командирами. Хотя через пару десятков лет таки наградили.
Дедушка Боря, ты меня часто ругал, за то, что я был сорванцом и тебя не слушал.
Но я тебя всегда помню.. И помню твое простое правило - товарищей не бросать.
* * *
Проучившись до 7 класса в поселке геологоразведчиков на севере, я понял, что, если хочу поступить в нормальный ВУЗ, надо доучиваться в более продвинутом месте. По рекомендациям знакомых попробовал поступить в школу в Москве – и 1 сентября оказался учеником 9 класса физмат школы при МЭИ. Класс собирали с бору по сосенке, но за счет жестких
вступительных экзаменов и классных учителей народ подобрался очень неординарный и талантливый. Для меня, учившегося на севере в поселковой школе, все было внове – от свободной формы одежды до совершенно иного московского менталитета. Своим я не стал, но и чужим не был. Как самого длинного меня забрили на камчатку, на последнюю парту, а передо мной сидел Рома. Рома был очень неординарным и одаренным парнем. Первые несколько месяцев на той же физике он откровенно скучал: то, что я не успевал даже услышать до конца, чтобы потом уже понять, он знал на весьма хорошем уровне и регулярно спорил с нашим физиком, Борисом Лазаревичем, предлагая другие подходы в решении задач. Физик наш этому одновременно и радовался, и злился, тем более что многие другие ребята от Ромы не отставали. Пока я не вышел на проектную мощность по занятиям, чувствовал себя среди них полным идиотом. Фирменным приветствием физика при входе в класс было "Здравствуйте, мальчики, девочки и Рома!".
Чтобы мы совсем не свихнулись от физики и математики, к нам регулярно приглашали (а кто-то и сам приходил) различных интересных людей. Минимум раз в неделю у нас бывали артисты, читавшие разные произведения (именно тогда я впервые услышал "Царь-рыбу" Виктора Астафьева в гениальном моноспектакле, исполнявшемся у нас на уроке литературы), актеры, популяризаторы науки, ученые и т. д. Приходили даже специалисты с какого-то колбасного завода и рассказывали про особенности технологического процесса изготовления колбасы. Но больше всего нас удивило появление конкретного попа. Это был мужик лет сорока, очень плотный и весьма мускулистый, что чувствовалось даже из-под его рясы. Он полтора урока подряд рассказывал нам в библиотеке о Боге, религии в целом и христианстве в частности, рисовал на доске какие-то иерархические схемы соподчинения ангелов и прочих товарищей, объяснял, почему Бог не отрицает законы термодинамики и как это все можно спокойно совмещать в одной голове с материалистическим мировоззрением. Не все слушали попа внимательно, хотя верующие у нас в классе были. Когда нас отпустили на следующий урок (физику), Борис Лазаревич (Б. Л.), предвкушая свое господство над нашими головами следующие три урока, начал произносить свое традиционное: "Здравствуйте, мальчики, девочки и … А ГДЕ РОМА?!". Хм, Ромы не было. Выяснив, где у нас была встреча с попом (в библиотеке), туда был отправлен посыльный, а Б. Л. мерял шагами класс и не желал начинать урок без Ромы. Посыльный пропал, Б. Л. нервничал и был послан второй разведчик с наказом вернуться, даже если первое двое не найдутся. Но он не вернулся. Тогда Б. Л. приказал всем сидеть, а он скоро придет и займется нами вплотную. И пропал. Минут через 20 мы начали волноваться (до этого у нас в школе люди на уроках не пропадали) и человек 10 пошли на поиски. Спустившись на этаж ниже, мы увидели небольшую толпу перед дверью в библиотеку. В ней были наши потеряшки, включая Б. Л. , народ из других классов и двоих или троих учителей. Все они тихо толкались и пытались заглянуть в библиотеку. Мне с моим ростом было проще, я заглянул поверх голов. У доски стояли поп и Рома. Посередине доски была нарисована какая-то хреновина, а вокруг все было исписано формулами, причем местами интегралами, которые мы тогда только начали изучать. Поп, вдохновенно объясняя что-то Роме, как раз и покрывал ими пустой кусочек доски, а Рома пессимистически чесал подбородок и что-то возражал, отчего поп еще яростнее нападал на доску. Оба были покрыты меловой пылью, но на темной рясе попа она была видна гораздо ярче. Слышно их было плохо, и одна из наших учителей, историчка, спросила у Б. Л. , что там нарисовано на доске. Б. Л. погладил свою лысину и неуверенно сказал, что это похоже на принципиальную схему синхрофазотрона, но он ее в таком виде не очень понимает. В это время поп грохнул мелом об доску и вскричал: "Роман, но так невозможно это посчитать! Подумай еще! ", после чего пошел к выходу. Все расступились. Проходя мимо, разгоряченный поп кинул нам: "Рома молодец, толковый отрок растет, однако, Борис Лазаревич, не рановато ли вы им про холодный синтез рассказываете?! Извините, я опаздываю уже" — и унесся на выход. В библиотеку осмелился войти только Б. Л. , который подошел к Роме и попросил рассказать, что тут произошло. Рома начал объяснять, что он спросил после лекции, как религия относится к термоядерному синтезу, и тут оказалось, что поп – бывший выпускник МЭИ, ушедший после армии в священники. Он усердно познает и пропагандирует православие, но знания, полученные в институте, тоже никуда не делись, вот он и пытается совместить в себе два мировоззрения, а по термояду была его дипломная работа. Как их занесло в детали работы синхрофазотрона Рома не понял, но он не согласен с мнением попа вот в этом месте (Рома ткнул пальцем в доску), потому что тут можно решить по-другому. Рома взял мел и начал что-то писать, а Б. Л. обалдело на все это смотрел-смотрел, потом схватил мел и крикнув "Рома, ну это же не так! " рукавом очистил кусок доски и начал писать сам…
Мы поняли, что физики у нас сегодня не будет.
Б. Л. и Рома вернулись к концу второго урока, разгоряченные, но Б. Л. торжествующий, а Рома несколько огорченный, и Б. Л. для всех наставительно сказал: "Ребята, учите физику и математику, без них вас любой поп охмурить сможет!".
* * *
О пользе языков.
Была у моего отца манера, для выгоды, в общественных местах обращаться ко мне на немецком языке, чтобы донести до меня информацию, которую не обязательно должны знать окружающие.
Это было очень выгодно, например на рынке, при торговле. Или в магазине. А также на работе или в учреждении.
Случалось редко, конечно, но я оценил.
В девяностые переезжаем мы, благодаря перестройке, в Германию.
И вот как-то находимся мы в ратхаусе, (доме советов) для уточнения деталей в документах.
Отец сидит позади. Ему за 70, все дела веду я.
Служащий вежливо, но напористо выясняет, что я ещё могу добавить к имеющимся бумагам.
В какой-то момент отцу показалось, что мне лучше иначе ответить на вопрос и он мне об этом сообщает.
Конечно на немецком языке.
Как привык в России играть в разведчиков.
Я не сказал ему сразу — замолчи, потому что никогда так грубо не разговаривал с отцом.
А чиновник очень сильно заострил уши, он не смог скрыть удивлённое лицо, взял бумаги и куда-то ушёл.
В общем, про нашу родословную немецкие бюрократы выяснили больше, чем мы сами знали.
* * *
Как-то довелось съездить в Японию. Впечатлений море, конечно, но пожалуй самое сильное на меня произвели японские бухарики. В тот день я ехал из Киото, старой японской столицы, в Токио, на скоростном поезде. Рядом сидела компания из четырех пацанов. Сидения в поезде устроены так, что ты можешь их развернуть на 180 градусов, то есть,
поставить лицом против движения. Так вот, эта компашка организовала себе эдакий ресторанчик на четверых, развернув два сидения лицом к двум другим. Пили они пиво, но, видать, в вагон уже сели достаточно нажратыми. В какой-то момент пиво у них закончилось, они пару раз еще брали спиртное у буфетчицы, катающей тележку вдоль рядов, а потом отрубились совсем. Вдруг один из пацанов поднялся, качнулся пару раз так, что чуть не растянулся на полу, но умудрился-таки все жестянки запихать в пакет. И пошел в тамбур эту тару по мусорным ящикам распихивать. Мне на него страшно смотреть было, если честно — он на ногах почти не держался. Из тамбура пацан вернулся все с тем же пакетом, видать, ящики в том конце были забиты. И пошел в другую сторону. Там ему повезло больше, от тары он избавился. И таки [бах]нулся прямо над своим креслом под конец, — совсем его развезло.
Эта развеселая компашка выходила в Йокогаме, чуть раньше Токио. И вот они, цепляясь друг за друга, поднялись с кресел, с минуту на них тупо смотрели, а потом развернули сидения обратно по ходу движения, ну, чтобы все было так, как до того, как они бухать в вагон засели. И подняли спинки кресел в сидячие положения с теми же целями, при этом опять чуть не [дол]банувшись. И поковыляли, сердешные, наконец-то, на выход.
А их ведь даже с натяжкой интеллигентами назвать было нельзя, ну, по виду, конечно, отнюдь не по поведению.
* * *
Проводили в лаборатории института испытания нашего беспилотника. Штука размером с большую кошку, по сути — очень умный квадрокоптер с хорошими датчиками.
Поставили для него задачу: пролететь из точки А в точку Б, уклоняясь от внезапных препятствий. Зарядили, запустили, полетел, по дороге успешно увернулся от наших
рук и летающих предметов. Завис в точке Б.
Пошли мы его выключать, а он в руки не даётся: уворачивается от препятствий (наших рук) и в точку Б возвращается. Смирились, стали ждать, пока батарейки сядут. Ловить сетью не стали: винты повредить можно.
Ждали-ждали. Аккумуляторы хорошие: дорогие очень. И тут что-то ему в голову ударило, и беспилотник полетел куда-то еще в сторону учебных коридоров. С одной стороны — пусть себе летит, никого не заденет (мы же его даже специально не поймали). А с другой — сумасшедше дорогая машина, улетающая в неизвестность...
В общем, схватили сеть (обычная сеть, как на крупную рыбу) и побежали вчетвером ловить чудище. Впереди бежал электронщик, разгонял людей и пытался нажать стоп-питание, за ним механик, причитая "только несущие моей прелести не отломите", позади всех деловито тащили сеть программисты. Оказалось, беспилотнику захотелось слетать до деканата. Почти у деканата у него аккумуляторы и сели, программисты успели подставить сеть, никто не пострадал.
С тех пор двери закрываем. А почему на окнах сеточка появилась — это другая история.
Истории о армии ещё..
