— Э-э… Насяльнике… Довольно обидны Ваши слова! Мы что, не понимаем что-ли? У самих дети! Конечно фильтруем! Всё будет чики-пуки, мамой клянусь!

В общем только что "[м]ля буду" никто не сказал.

— Ну, смотрите мне! — пригрозил я строго, на чём разговор и закончился.

На следующий день с самого утра и выдвинулись. На месте, под зорким глазом Заведующей, огородили часть территории временным забором, установили контейнер под бытовку и склад, стали завозить материалы.

Мои держались в рамках. Причём в обычной речи вдруг появились вежливые обороты. Вместо "Славка, подержи! ", вдруг раздалось "Вячеслав, будьте любезны, подержите стремянку!". Я поперхнулся, зато Вячеслав даже ухом не повёл и тут же ответил: "Минуточку, Василий, только инструмент отложу. "Тут я поперхнулся второй раз. Но уже совсем через небольшое время такой стиль разговора показался совсем привычным.

Кстати, подобная манера разговора у нас частично сохранилась и после этого садика, хотя окружающие, особенно с других строительных компаний, иногда косились и шептались за спиной. Ну да не важно.

Ближе к обеду засветило солнышко и дети повалили во двор, на прогулки и игры, с любопытством кучькуясь не далеко от отгороженной части двора. Воспитательницы старались увести детишек по дальше от нас, да куда там! Возле забора постоянно тёрлись любопытные.

Тут подъехал очередной грузовичок со всякой всячиной и мои принялись его разгружать. В какой то момент дошла очередь до здоровенного металлического ящика со всякой жестянкой, не столько тяжелого (загрузили вдвоём), сколько неудобного. Сверху, во избежание, его подавали двое, внизу принимали тоже двое. Видимо, слишком высокое внимание к сему предмету сыграло злую шутку и в какой то момент он выскользнул из рук грузчиков.

— Ой! — охнули мои;

— Бабах! Дрыньььь! -сказал ящик, грохнувшись оземь и рассыпая содержимое;

— ЙОПТВАЮМАТЬ!! -радостно хором завопили озорные детские голоса;

Мои застыли в изумлении.

Воспитательницы стыдливо покраснели/побагровели и кинулись собирать детишек на обед/занятия/тихий час — в общем куда угодно, лишь бы со двора.

А я понял, что строители на этом детском садике уже бывали и, вероятно, не давно.

Газон Засеян

и ослабленных детей. Их изобрел доктор Александр Лайон. Он был уверен, что его изобретение изменит мир и поможет спасти миллионы детских жизней. Но представители Церкви думали иначе. Считалось, что если по божьей воле ребенок появился на свет раньше срока, то он сам должен бороться за свою жизнь. Если это не получалось, значит, он был просто не готов к земной жизни. Пытаться выходить и вылечить недоношенного — значит вмешиваться в планы Всевышнего, что противоестественно и грешно.

Работники больниц тоже отказывались подключать инкубаторы. Им это казалось экономически невыгодным. У большинства больниц не было ресурсов, чтобы выкупить боксы и поддерживать их работу.

Но все изменилось, когда за дело взялся Мартин Коуни.

Никто точно не знал (и не знает до сих пор), кто он такой и откуда взялся. По одной версии, Мартин родился в Польше в 70-х годах XIX века. По другой — немного раньше, и в Германии. Одни источники говорят, что он получил медицинское образование во Франции, другие эту версию опровергают. И вторые, судя по всему, правы, поскольку никаких записей в архивах и учебных заведениях о нем нет. А исследователи, пытавшиеся найти хоть какие-то документальные подтверждения и источники, касающиеся ранних годов жизни Мартина, всегда уходили ни с чем.

К концу XIX века Коуни был известным в узких кругах шоуменом с собственной развлекательной программой. Но уже к началу 1900 года Мартин начал представляться педиатром, специализирующимся на недоношенных детях. В 1903 году он скупил больше десятка инкубаторов, расставил их в арендованном помещении в парке развлечений в США, заполнил боксы младенцами и напечатал сотни афиш. Он приглашал всех желающих посмотреть на его новую шоу-программу: "аттракционы" с детьми весом менее 900 грамм. А газеты это подхватили и поддержали врача громкими заголовками: "Тут вы увидите странных маленьких существ (до 25 одновременно). Трудно поверить, что все они когда-нибудь станут полноценными людьми. Они больше напоминают обезьян, чем мужчин или женщин".

С первого же дня работы выставка стала невероятно популярной. Люди часами стояли в очереди, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на крохотных детей.

Зрители относились к выставке младенцев как к диковинному шоу. Но цель самого Мартина была в другом: он искренне мечтал дать этим детям шанс на выживание. Как только аттракцион закрывался для посторонних глаз, все помещение обрабатывали санитарными средствами. К детям приходили кормилицы, которые по рекомендациям Коуни сидели на строжайшей диете, чтобы преждевременно родившиеся дети получали с молоком максимум полезных микроэлементов. Если кого-то из них Мартин ловил за курением или распитием алкоголя, выгонял без разбирательств. Кроме того, новорожденные всегда находились под наблюдением медсестер. Одной из них, кстати, была дочка шоумена.

Поскольку никто из зрителей не знал об истинных целях Мартина, его вскоре начали обвинять в алчности и бесчеловечности. Коуни несколько месяцев подвергался травле и злобным насмешкам. На улицах вслед ему выкрикивали матерные слова, в него бросались камнями и другими подручными предметами. Медики обвиняли Мартина в нарушении врачебной этики, называли самозванцем. Но Коуни просто не обращал на них внимания, продолжая делать свою работу.

Относиться к Коуни иначе стали лишь тогда, когда первых детей, участвовавших в его развлекательной программе, начали выписывать. Маленькие пациенты возвращались домой к родителями здоровыми и упитанными. Это заставило людей изменить мнение о докторе и вызвало вторую волну его популярности.

"Аттракционы" Мартина Коуни проработали почти сорок лет. За это время через его боксы прошло 6,5 тысячи недоношенных детей, которые вернулись домой живыми и здоровыми.

Парадоксальным образом Коуни заставил медиков разных стран относиться к недоношенным детям как к настоящим пациентам. Благодаря его опыту в 1940-х годах американские и европейские больницы стали открывать специальные отделения для ухода за детьми, родившимися раньше срока.

У него не было инвесторов, и, когда интерес публики к выставкам начал угасать, Мартин поддерживал жизнеобеспечение инкубаторов на собственные средства. Заработать на этой истории ему так и не удалось: Мартин Коуни скончался в возрасте 80 лет в одиночестве и полной нищете в 1950-х годах.

(По материалам "Шоу инкубатора и ребенка" Сильверман, Уильям А.)