наворачивались на меня глядя. Она только ругала родителей:

— Вы, ироды, что совсем ребенка не кормите в городе? Я после блокады толще была, когда меня вывезли в 43 году. Отдайте ее мне на месяц, хоть отъестся на домашнем молоке.

На деревенской сметане, простокваше и оладьях с вареньем я набирала какой-то вес и становилась похожей на нормального ребенка. Перед обедом бабушка мне давала пол чайной ложки какой-то гадости, даже хуже рыбьего жира, но от этого лекарства у меня был хороший аппетит, крепкий послеобеденный сон и красивый румянец на щеках, прям девочка с шоколадки Аленка.

Я точно не припомню возраст, наверное мне было года 3, может 4 тогда. Я уже знала много букв, но еще не умела читать. Зато знала много умных слов, в основном от дедушки, он был образованным человеком и членом партии, выписывал газету Известия и говорил как-то особенно, а не как тракторист Генка и не как доярка баба Маня из дома напротив. Он мне рассказал, что такое бандероль и телеграмма. Бандероль из города- это очень хорошо, это мама мне конфет, а бабушке закаточных крышек отправила. Дед сказал, что когда за мной приедут родители, то дадут телеграмму. Я все правильно поняла, приедут за мной родители и дадут мне телеграмму. Надо запомнить слово, хоть спасибо скажу, когда они мне ее дадут.

Однажды бабушка начала жаловаться подружкам на лавочке, что сильно устает и надо бы лечь спать пораньше, так что, дорогие, если я сегодня или завтра не выйду посидеть с вами, не обессудьте, сплетничайте без меня, а я отдохну и через день-два вернусь. Мне это казалось подозрительным, бабушка была довольно энергичной и с утра таскала на пару с дедом ведра с водой, корыта, какие-то тазики и банки. На и так тесной кухне было негде повернуться от этого добра. Но я во взрослые разговоры не лезла. Раз сказала, что надо лечь спать пораньше, значит так и надо, пусть отдохнет.

После обеда дедушка и бабушка занимались своими делами, возможно даже пошли в магазин, а я сама гуляла во дворе. В те годы за это соседи не вызывали органы опеки и ювенальную юстицию. Это было нормально, как-то выросли. А чтоб я не маялась дурью мне оставили корыто с водой, ершик и гору бутылок. Вот такое у меня было развлечение- перемыть до вечера кучу бутылок. Сказали, что бутылки для лекарства.

Пока дед с бабушкой где-то возились, пришла почтальенша, дала какую-то бумажку и сказала отдать деду. Точно вам скажу, что не бандероль, просто бумажка. И не телеграмма. Телеграму мне дадут родители, когда за мной приедут. А так просто бумажка. Я положила ее куда-то на кухню и через минуту забыла о ней, у меня был непочатый край работ, меня ждали бутылки в корыте.

Вечером дед с бабой уложили меня спать раньше, чем курей в курятнике, наверное до "Спокойной ночи, малыши", а сами стали греметь на кухне. Уснешь тут! Не знаю, чем они занимались, я раньше такого не видела, что-то пыхтело на плите и воду ведрами подливали в корыто. На столе стояли в ряд мои чистенькие бутылки для лекарства.

Конечно меня одолевало любопытство, но все-таки я довольно быстро уснула, хилый у меня организм был в детстве.

Проснулась довольно скоро, дома творилось что-то невероятное. В окно и в дверь настойчиво стучали, дед с бабой носились, как ошпаренные с бутылками, судорожно разбирали корыта и тазики, на полу были лужи из воды и вся кухня пахла моим лекарством. В дверь продолжали стучать... Странно, что собака во дворе не лаяла.

Я вышла на кухню, но на меня особо не обращали внимания, просто бегали с тазиками. Запомнились фраза бубушки "ну билет-то тебе придется положить!". Вообще ничего не понятно, какой билет, куда положить. Дед с поникшей головой пошел открывать двери. На пороге была моя мама. Теперь понятно, почему не лаяла собака, и как мама смогла постучать в окно. Она всю жизнь прожила в этом доме, уж калитку точно знала, как открыть, а собака ее не считала чужой. Мама спросила, почему ее не встретили на остановке, она ведь отправила телеграмму, хорошо, что тракторист Генка проезжал, подбросил ее до дома с чемоданом на тракторе.

Я радостно обняла маму. Дедушка и бабушка обняли ее с еще большей радостью и наконец-то немного успокоились после дикой беготни. Потом у меня спросили, не приносила ли почтальенша телеграмму. Я сказала, что телеграммы не было, мне ее мама сейчас даст, а вот какую-то бумажку да, приносили, я ее на стол положила, как раз там, где сейчас бутылки для моего лекарства стоят. Маму очень заинтересовал вопрос "моего лекарства" и чем я таким болею.

Взрослые потом долго о чем-то говорили без меня. Вроде даже ругались, но я уже крепко спала...

Утром дома все было, как обычно. Веселые бабушка и дедушка, вкусные блины с вареньем, чистая кухня без тазиков и корыт, моя мама со строгим взглядом. На обед меня оставили без лекарства, но я и без него уплетала за обе щеки наваристый борщ со сметаной.

После этого эпизода бабушку не лишили удовольствия общения с внучкой, я по-прежнему часто приезжала к ней, но лекарств мне больше не давали и вообще завязали с изготовлением лекарств дома, чтоб у деда не забрали билет, само собо партийный.

На дворе было начало 80-х, деревья были большими, а мои бабушка и дедушка были молодыми. И завтра моей бабушке исполнилось бы 100 лет.

с небольшой дорожной сумкой, в галифе, но, почему-то, в пиджаке поверх него. Но самое главное — видно, что старается не заплакать, но слёзы по щекам бегут. Не выдержал — подошёл к нему, спрашиваю: "Что случилось?". Он и говорит — мол, барсетку небольшую потерял (а там кошелёк и мобильный) — едет он откуда-то из Курска к своим однополчанам в Подольск, а вот доехал только до Царицыно...

Ну, что тут поделаешь? Говорю: "Стойте здесь, дедушка", быстро до кассы метнулся и купил второй билет до Подольска (я туда же ехал — живу там) — что там покупать то — 30 рублей... Подхожу, говорю "Телефон однополчан помните?". Памятью дед был не обижен. Я тут же набираю его однополчанина, объясняю ситуацию и говорю, когда мы с дедом будем в Подольске. Беру ветерана под руку (он с палочкой) и топаем к турникетам.

Он тут хотел совсем расплакаться, но я ему строго немного сказал: "Дедушка, вы воевали, а я всего лишь помогаю вам проехать 30 км". До Подольска добрались спокойно. Дед в основном спрашивал обо мне, а о себе мало рассказывал. Полчаса проскочили быстро. На выходе с вокзала нас ждали... 4-ро. Три ветерана и один молодой парень (внук одного из них и по совместительству — водитель). Обнимаются, целуются...... ну я вижу — всё в порядке, сказал их "обнятым" спинам "до свидания" и пошёл к остановке маршруток. Но метров через 50 меня догнал тот самый внук и ОЧЕНЬ настойчиво попросил вернуться. Возвращаюсь... А где же "мой" дед???? — и тут я понимаю, что он просто снял пиджак и, видимо из сумки, достал китель... Звезд Героя там не было, но это, наверное, единственная из наград, которой не хватало для "букета": -). Эти дедки подхватили меня "под белы ручки", завели за цветочную лавку, один из встречающих достал из пакета армейскую флягу (с которой, как он потом объяснил, он дошёл до Варшавы в компании этих вот ребят). Второй из пакета достал стопку алюминиевых кружек, а третий — баклажку воды без газа и яблоки (свои, с дачи)... Разлили себе по чуть чуть, а мне — "наркомовские". Я пытался отказаться, но они посмотрели на меня ТАК...

Тот, что с закуской, дал мне баклажку и сказал "Глоток воды, потом из кружки, потом — ещё глоточек. Много воды не пей"... Во фляге оказался чистейший медицинский спирт... Я постоял с ними минут 20, потом поблагодарил и, провожаемый криками "спасибо за Васю" (так деда звали), побрел обратно к остановке. В голове слегка шумело... Было тепло и светло. За этих бодрых старичков, за то, что сам я не побоялся сделать такую мелочь для ветерана, в которой он очень нуждался...

Но было одно "но"... Дед рассказал, как потерял барсетку. Когда он приехал на вокзал — он оделся в парадный китель, а пиджак спрятал в сумку. Достал барсетку, позвонил однополчанину, что едет и поехал до Царицыно, а барсетку положил в сумку сверху. И закрыл сумку. Когда приехал в Царицыно — сумка была открыта и барсетки не было. Так вот, какая же сволочь в метро раскрыла сумку у ветерана, обвешанного медалями и спёрла его барсетку? В День Победы????????

P.S. А в пиджак он переоделся в Царицыно, так как боялся, что ещё и медали "потеряет".

что уже темно и командует начальнику караула включить фонари. Иногда дежурный забывает посмотреть, как там на улице и тогда с гражданского КПП звонит старушка или дедуля и напоминают, чтобы свет на улице включили/выключили. Дежурный дает команду начкару, тот посылает бойца щелкнуть рубильником и все ОК. Так вот, прибыл к нам в часть служить один капитан (фамилии не помню, т. к. прослужил у нас меньше года и перевелся в Москву). Человек всего пару месяцев у нас в части, и тут его поставили помощником дежурного. Заступил он, все нормально. Где-то часов в 5-6 утра сидит в дежурке, горит у него настольная лампа, он пытается не уснуть — вставил в глаза спички и читает книгу (чаще бодает ее лбом). Дежурный в это время отдыхает. Вдруг звонит телефон, он берет трубу, представляется: "помощник дежурного по части, капитан такой-то". Какая-то бабушка ему говорит: "выключите, пожалуйста свет — уже светло". Он ошалело говорит "хорошо, щаз выключу", гасит настольную лампу, кладет трубу и минут пять сидит, пытается все это дело осмыслить. Потом заваривает себе покрепче чаю, только хотел попить, опять телефон: "я же попросила Вас выключить свет", капитан: "так я выключил! " — "а у меня не погас!". Бедняге стало совсем нехорошо...