сразу это сделать не получится — все вокруг удивятся, куда делась твоя жена и откуда взялась прекрасная богиня. Поэтому я буду изменять её постепенно. Но и от тебя кое-что нужно — ты должен сделать так, чтобы твоя жизнь была достойной богини.

— Конечно, — отвечал мужчина, — ради богини я готов измениться и сделаю всё, как ты скажешь.

— Тогда иди домой и наблюдай за женой, уже сегодня я начну превращать её в богиню.

Пришел муж домой и в нетерпении сразу пошел на кухню, где жена мыла посуду, чтобы посмотреть, как она поменялась. А жена удивилась: обычно он сразу к телевизору шел, а тут — к ней, да еще и так внимательно смотрит... Она смутилась, порозовела, поправила волосы и улыбнулась. И сразу похорошела.

Мужчина обрадовался, что бог держит обещание, и поцеловал её, чего уже давно не случалось. И тут вспомнил, что нужно и самому стараться.

— Давай я помогу тебе, — предложил он и начал вытирать посуду. Жена удивилась ещё больше и вместо упреков он услышал благодарность — первую за многие месяцы.

На другой день он подумал: "Наверное, сегодня бог сделает её ещё больше похожей на богиню" и купил цветы, чтобы соответствовать.

Приходит он домой, а там жена встречает — в нарядном платье и с красивой прической. Протянул он жене цветы, а она опустила глаза, опять покраснела, заулыбалась... "Как красивы богини и какой у них прекрасный характер! " — поразился муж — "Они не упрекают мужей и украшают себя для них".

Прошёл он в дом, а там накрыт красивый стол, ждёт вкусный ужин. Жена поставила букет на стол, села напротив мужа и всё любовалась цветами, хорошея с каждой минутой. "Какие богини заботливые и как они вкусно готовят! " — сказал себе муж, начиная есть. "Но ведь и я должен быть на высоте рядом с богиней...".

— Как бы ты хотела провести завтрашний вечер, дорогая? — спросил он, и жена растерялась — он давно у нее такого не спрашивал.

— Лучше решай ты, — ответила она, и мужу стало ещё радостнее.

— Тогда пойдём в театр — я куплю билеты. Но сначала давай купим тебе новое платье для него. "Не может ведь богиня идти в театр в старом платье! " — подумал он.

Так продолжалось некоторое время, пока однажды не произошло чудо. Муж вкусно поужинал с женой, поговорил с нею за красиво сервированным столом и помог ей убраться. И искренне сказал ей, что это самый прекрасный ужин в его жизни. А потом поднял глаза и обомлел: напротив него стояла прекраснейшая богиня и смотрела на него с любовью и благодарностью.

Бог сдержал слово.

Вадим Куркин

своими мыслями и изобретениями. На самой известной гравюре Бойля, на заднем её плане — вакуумный насос Гука, без которого не было бы газового закона. В общем, этакий Гоша, без которого ничего в НИИ не крутится.

А вот Ньютон представляется учёным, у которого на первом месте "Я в науке", а не "наука во мне". Личный приоритет — на первом месте. Почему законы именно Ньютона? А потому что он издал книгу (на деньги Галлея), в которой их описал. Но загвоздка состояла в том, что законы были Ньютоном только озвучены в возможно простой форме, но не открыты. Так, первый и второй законы "Ньютона" на самом деле — Галилей (масса, сила, ускорение), а третий — Гюйгенс (теория маятника), друг и коллега Гука, так же относившийся к приоритетам с долей иронии. Главное — наука. В результате претендовать на авторство законов Ньютону в 1686 году, когда была напечатана книга, было глупо — стал бы посмешищем всего учёного мира. Лучше было промолчать и не настаивать на авторстве, со временем позабудут, будут называть по книге — законы Ньютона (что, собственно, и произошло).

Но закон всемирного тяготения стал для Ньютона фетишем. Он постарался умолчать о всех, кто был хоть немного причастен к работе над законом. Помимо Гука, под удар попал и великий Кеплер ("догадки не считаются" — это Ньютон о человеке, без работ которого он даже не подступился бы к формулировке закона), и Лейбниц.

Если рассматривать непредвзято, то Гук высказал мысль о силе тяготения в 1666 году, вторая публикация — в 1674 году. Ньютон молчал до 1686 года, занимаясь алхимией ("философский камень" искал, деньги зарабатывал). Гук в 1679 году официально (как секретарь научного общества) направил письмо Ньютону, в котором высказал мысль, что сила притяжения между двумя телами должна быть обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними (знаменатель великого уравнения) и попросил эту мысль обсудить. Ньютон после получения письма прекратил переписку с Гуком. Факт получения письма зафиксирован, не оспаривается и содержание.

В 1686 году в тех же "Математических началах" Ньютон, формулируя закон всемирного тяготения, не упоминает ни о работах Гука, ни о работах Лейбница, создавая впечатление, что всё было сделано только им самим. Это оказалось настолько неэтично, что возмутился даже Гук, которому приоритеты были до лампочки. Видимо, разглядел в поступке не только постыдное, но и опасное для развития науки. Но услышан не был.

Возможно, дело в психическом расстройстве Ньютона. Алхимические опыты не могли пройти даром. Иначе как объяснить тот факт, что Ньютон, став в 1703 году (сразу после смерти Гука) главой Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе, уничтожил все (все!) портреты Гука (теперь это единственный член общества, портрет которого отсутствует либо замещается едкой прижизненной карикатурой, не имевшей большого сходства с оригиналом). Что это, как не психическое расстройство?

Попутно были уничтожены все имевшиеся в распоряжении общества приборы, созданные Гуком, его переписка с учёными, а главное — чертежи, сделанные Гуком. Этот ущерб задержал развитие науки на весь XVIII век и, возможно, направил его не по тому руслу. Именно при Ньютоне сошла на нет научная переписка между учёными протестантских стран (Англией, Швецией, Голландией, Пруссией), укрепились маленькие, но свои "академии наук", где споры о приоритетах стали главными, а вот паровой двигатель отодвинулся на столетие.

Зато Ньютон создал себе славу первого среди равных. Честно говоря, этот стиль напоминает нашего Трофима Денисовича Лысенко, только не развенчанного, а по-прежнему увешанного незаслуженными лаврами.

Ещё раз. Ни на чём не настаиваю (предпочитаю чистое, неразбавленное).

мимо пролетел Лефортовский дворец, мелькнула живописная чугунная решетка с замысловатыми вензелями, львы и фонтан за ней, а с высоты моста открылся бескрайний вид на реку с брегами, окованными в камень и витой чугун. Вскоре надо мной зашумели могучие кроны лип, дубов и ив, склонившихся над пустынными водами. Слабое подобие Петербурга, зато с горками! Я уложился в пять минут езды и добрался до самого верхнего, глухого угла крошечного парка. Там круглый год бьют родники со дна старинного пруда, а зимой суровые стариканы рубят лёд, лезут в прорубь каждое утро. Там стоит капитальный домик для переодевания, сходни из чистого дерева, чтобы руки-ноги к ним не примерзали. Глубина сразу по пояс, через пять шагов с головой.

Но летняя вода показалась ветеранам слишком теплой и грязной — во всяком случае, никого на берегу не было. И вообще никого в парке мне не попалось по пути, дамы с собачками являются позже. Я сошел на лужайку и облился из прихваченной бутыли, лезть в темный пруд не хотелось совершенно. Но из любопытства набрал в бутыль воды оттуда и глянул на свет — она оказалась абсолютно прозрачной! Ни малейшей мути или соринки. На нюх свежайшая, слегка отдает лесом. На ощупь холодна. Она еще не зацвела! Для июня редкий феномен. Я пустился в плавание.

На середине пруда перевернулся на спину и вгляделся ввысь. Из-за высоких дерев и облаков вынырнуло солнце, я поплыл по освещенной кромке сверкающих вод. Показался большой косяк карасей, метнулся прочь. Мимо проплыла утка с кавалькадой крошечных утят в кильватере. Берега круто вздымались надо мною, в просвете листьев закачался Екатеринский дворец. Вода чиста от пуха, его смыло накануне дождями и прибило к берегу. С верхушек тополей уже слетали первые высохшие пушинки, садились на воду поодиночке и плыли мимо моего носа, сверкая на солнце как величественные парусники. Как можно понять прелесть старинной усадьбы или парка, не купаясь в их прудах? — размышлял я. Что толку бродить по берегу, если в воду запрещено соваться?

Когда я выбрался на берег, опять заволокло тучами, стало холодно. И тут показалась она. На первый взгляд обыкновенная бегунья, с проводами из ушей и в толстых кроссовках. Но у этой девушки взгляд был осмысленный! Живой, наблюдательный и скучающий. А сама она стройна и красива. Так что я не раздумывая предложил ей сыграть в бадминтон, чтобы согреться обсыхая, ракетки с собой были.

Она согласилась, предупредила, что играет плохо, после детства очень редко.

— Так это и хорошо! Чем больше косячит партнер, тем сильнее мне придется прыгать. Для согревания и утренней зарядки самое то!

Она часто промахивалась поначалу, но постепенно разыгралась. Прыгала как тигрица далеко в стороны, спасая волан от падения. Наконец он стал настолько стабилен в полете туда-обратно, что мы разговорились.

Она урожденная петербурженка, но не совсем — из царских пригородов. Историческим центром восхищена с детства, как любой нормальный человек, любит туда приезжать. Но притомившись от великолепия зданий, проспектов и статуй, предпочитает гулять по Летнему саду. А больше всего на свете ей нравится Петергоф. Там бьют фонтаны из настоящей свежей природной воды. По парку, где мы встретились, она бегает просто для фитнеса, он маленький и скучный. Удобно, что рядом с домом.

И тут я внутренне возмутился. Во мне проснулся московский экскурсовод-любитель.

— Как это скучный? Тут драга в прошлом году работала, весь ил выгребли, рыбу запустили, биоту восстановили. Вода как Красном пруду или в Бездонном, ничем не хуже! Лесная, родниковая, без всяких стоков. Плавать восхитительно. И вообще мы сейчас находимся внутри прототипа Петергофа и Летнего сада вместе взятых. Отсюда их истоки — это первый регулярный парк России! Петр Великий мечтал сюда вернуться на старости лет. Своему лучшему архитектору велел обустроить это место. Вот этот пруд, где я сейчас купался — это был накопитель родниковой воды для фонтанов внизу. Они били как в Петергофе, каскадом от дворца. При Петре стройку начали, императрица Анна Иоанновна достроила. Назвала это место по своему имени, Анненгоф, тут и предпочитала жить. Ради него перенесла столицу обратно в Москву. Вот тут стоял её дворец работы Растрелли, там сохранился грот с его колоннадой...

Так наш бадминтон плавно перешел в импровизированную экскурсию, но несколько печальную — какое великолепие тут некогда стояло, но сгорело или сгнило. Нынешним муниципалам просто воображения не хватает всё это легко восстановить, им понятнее класть больше плитки. По ней она резво бежала, а я катил рядом на велике, показывал и рассказывал историю этого российского Версаля. Мне кажется, это гораздо веселей, чем толпой брести за профессиональным экскурсоводом.

Когда я признался в существовании любимой жены, петербургская красавица ко мне охладела.

— А, так вы женаты! Жалко. Я думала, для моей мамы хорошего кандидата в женихи нашла.

Хорошо хоть не для бабушки.