Я врач, очень общительная, позитивная, всегда помогаю родным и знакомым, прошу коллег проконсультировать их по своей специальности и так далее. Постоянно узнавала, как дела, поздравляла с днем рождения, никого не забывала, старалась поднять настроение... Однажды мне сказали, мол, зачем ты нам нужна кроме как медик. Я просто перестала всем писать и звонить. И никто! Никто из них, даже моя мама — никогда не писали сами и не звонили, не узнавали, как у меня дела, не поздравляли ни меня, ни моего мужа с праздниками, с днём рождения. Они все обращались ко мне, только когда нужна была моя консультация, мои связи. Сейчас я в декрете, и как же обидно, когда они уже внаглую пишут: "Мы придём, и ты посмотришь моего племянника", — и все в этом духе. Я не жалею о выборе профессии, но больно осознавать, что для родных и знакомых ты просто медик, которому можно позвонить в любое время дня и ночи, который не откажет в помощи. И вот у меня день рождения, поздравили только муж, его родня и бывшие коллеги.

История довольно известная, но вроде тут еще не было. Про Ростроповича.

Когда он был еще молодым музыкантом, играл с оркестром одно произведение. А там есть очень сложный момент — надо быстро переметнуть руку в самый низ виолончели и взять очень высокую ноту. Так вот, играют они первый раз эту тему — Ростропович идеально попадает. Играют второй — снова идеально. И еще много раз. Остальные оркестранты заинтересовались, как это он так попадает безошибочно. Дождались, пока Ростропович куда-то отлучился в антракте и стали изучать его инструмент. И обнаружили, что на грифе, как раз на нужном месте, стоит незаме-етненькая такая карандашная отметка. Ну они решили приколоться, стерли эту отметку и нарисовали такую же на половину лада выше. Итак, антракт кончается, начинают играть и весь оркестр косит глазами на Ростроповича, еле сдерживая смех. Подходят они к сложному месту, все затаили дыхание, а Мстислав оп-па! Опять идеально попадает! И играет дальше, только оттопыривает средний палец на руке, держащей смычок...

Рассказал один краевед из Поволжья.

Когда работал над журналистским расследованием "Сокровища усадьбы Перси-Френч", искал материалы о германских шпионах в наших краях во время Первой Мировой. Тогда и напал на случай с австрийским фотографом.

Сей достойный служитель тёмной профессии не нашёл ничего лучшего, чем снимать живописные

Давно, в перестроечные времена побывал в Америке по студобмену. В качестве сувениров набрали с собой всякой хохломы, воинской тематики и, еще, прихватили беломор. Очередная вечеринка для русских. Все уже надулись пива. Вышли подышать во дворик дома. И вот одна американская герла говорит, что не плохо бы сейчас шлифануть пиво марихуанной. Мы ей говорим: "Есть, мол, у нас заветная травка" и протягиваем девахе папиросу. (У них косяки с травкой имеют такой же вид как наш Беломор).

Та со знанием дела лизнула табак и принялась долбить папиросу. На последней затяжке все увидели ее безумные глаза и полет на асфальт лицом вниз. Наутро, с гипсом на переносице и синяками под глазами она завороженно рассказывала друзьям какая это чума, русская травка. Вот так, что нам хорошо, то американцам смерть!:))) Беломор мы потом выгодно продали, получив первый бесценный опыт капиталистических товарно-денежных отношений.