Весной 1929 года началась травля известного ученого-биолога Сергея Четверикова. Ему припомнили и происхождение – богатейший купеческий, промышленный род, и некоторые неосторожные высказывания. К травле подключилась центральная печать. "Комсомольская правда" потребовала от Наркомздрава изгнать Четверикова из Института экспериментальной биологии. Четверикова арестовали и отправили в ссылку в Свердловск – времена еще были вегетарианские. Единственным человеком, открыто выступившим в защиту своего профессора был студент 4-го курса Владимир Эфроимсон. За что и был исключен.

Потом Эфроимсона тоже посадили. Отсидев полный срок, он пошел добровольцем на войну, был эпидемиологом, санитарным врачом, переводчиком.

В 1945 году написал докладную записку командованию, протестуя против насилия над мирными жителями в Германии. В 1948 году, в ходе борьбы с лысенковщиной, написал 300-страничную докладную записку в ЦК ВКП(б) под названием "Об ущербе, нанесенном СССР новаторством Т. Д. Лысенко". В 1949 году был арестован по обвинению в дискредитации Советской армии и приговорен к 10 годам заключения. Сидел в Джезказгане, Степлаг. В 1956 году, едва освободившись, он повторно направил докладную записку в Прокуратуру СССР.

В 1985 году, в самом начале перестройки, на просмотре фильма "Звезда Вавилова", Эфроимсон выступил с речью, в которой открыто обвинил сталинизм и социализм в уничтожении десятков миллионов невинных людей, назвав Вавилова "одной из многих десятков миллионов жертв самой подлой, самой бессовестной, самой жестокой системы".

Весной 1986 года кто-то рассказал мне эту историю. В СМИ она не упоминалась, Интернета не было, и я не то что бы забыла, но смирилась с тем, что не узнаю больше. А потом время покатилось бешеным колесом, мы оказались в Израиле и чудаковатый пожилой соученик по ульпану, сидевший на занятиях с безнадежным, печально отстраненным видом, как-то в разговоре упомянул Вавилова. Я вспомнила, вскинулась, спросила, знает ли он об Эфроимсоне и нет ли у него полного текста речи. Он посмотрел недоверчиво, мне стало смешно, я напомнила ему, что мы в Израиле, и бояться нечего. "Да, в Израиле", — грустно согласился он и принес мне на следующий день переписанный от руки листочек. В бесконечных репатриантских переездах листочек куда-то задевался, но появился Интернет, я нашла эту речь и сохранила.

"Я пришел сюда, чтобы сказать правду. Мы посмотрели этот фильм. Я не обвиняю ни авторов фильма, ни тех, кто говорил сейчас передо мной.

Вавилов – это одна из многих десятков миллионов жертв самой подлой, самой бессовестной, самой жестокой системы. Системы, которая уничтожила, по самым мягким подсчетам, пятьдесят, а скорее – семьдесят миллионов ни в чем не повинных людей.

И система эта – сталинизм. Система эта – социализм. Социализм, который безраздельно властвовал в нашей стране и который и по сей день не обвинен в своих преступлениях. Я готов доказать вам, что цифры, которые я называю сейчас, могут быть только заниженными. Я не обвиняю авторов фильма в том, что они не смогли сказать правду о гибели Вавилова. Они скромно сказали – "погиб в Саратовской тюрьме". Он не погиб. Он – сдох! Я перенес два инфаркта. Я более двадцати лет провел в лагерях, ссылке, на фронте. Я, может быть, завтра умру. Умру – и, кроме меня, вам, может быть, никто и никогда не скажет правды.

До тех пор, пока страной правит номенклатурная шпана, охраняемая политической полицией, называемой КГБ, пока на наших глазах в тюрьмы и лагеря бросают людей за то, что они осмелились сказать слово правды, за то, что они осмелились сохранить хоть малые крохи достоинства, до тех пор, пока не будут названы поименно виновники этого страха, – вы не можете, вы не должны спать спокойно. Над каждым из вас и над вашими детьми висит этот страх. И не говорите мне, что вы не боитесь. Даже я боюсь сейчас, хотя – моя жизнь прожита. И боюсь я не смерти, а физической боли, физических мучений.

Палачи, которые правили нашей страной, – не наказаны. Пока на смену партократии у руководства государства не встанут люди, отвечающие за каждый свой поступок, за каждое свое слово, – наша страна будет страной рабов, страной, представляющей чудовищный урок всему миру.

Я призываю вас – помните о том, что я сказал вам сегодня. Помните! ПОМНИТЕ! "

Из сети

Учителю на заметку

Бабка у меня была вредная. Очень вредная.

Проработав всю свою жизнь учительницей, она оставила среди своих учеников воспоминания о себе как о тётке сварливой, взбалмошной и скандальной.

Проработав несколько лет после института в разных городах, мои родители решили вернуться на свою малую родину, и временно пожить

Обычная португальская школа.

На перемене к мальчику, скажем, Андрею, подходит его приятель — скажем, Гопал. Фром Непал, да. И говорит:

— Андре, смотри, какой шикарный зонт: прочный, большой, любой шторм выдержит.

— Да, хороший зонт.

— Хочешь купить за два евро?

— Я бы купил, — отвечает Андрей.

— Но почему за два евро? Откуда у тебя этот зонт? Ты его спер, что ли?

— Почему спер? — обиделся Гопал.

— Нашел в аудитории, на полу лежал.

— Я бы купил. Но есть вероятность, что хозяин этого зонта, какой-нибудь злобный слон по имени Мухаммад, отберет у меня свой зонт обратно и еще по шее даст.

— Да ну ты что, я бы в жизни тебя так не подставил! Этот зонт там долго лежал!

И тут к парням подходит — внимание! — их одноклассник. Злобный слон по имени Мухаммад!

И злобно глядя на Гопала, злобно говорит:

— Это ж мой зонт!

— А я как раз шел, чтобы тебе отдать, — отвечает Гопал.

Потом поворачивается к Андрею с суеверным восторгом:

— Ты пророк!