НА ЗАДНЕЙ ПАРТЕ
1975-й год, весна.
Город Львов.
Мы — повидавшие жизнь октябрята, заканчивали свой первый класс, дело подходило к 9-му мая, и учительница сказала:
— Дети, поднимите руки, у кого дедушки и бабушки воевали.
Руки подняли почти все.
— Так, хорошо, опустите, пожалуйста. А теперь поднимите руки, у кого воевавшие бабушки и дедушки живут не в селе, а во Львове и смогут на День Победы прийти в школу, чтобы рассказать нам о войне?
Рук оказалось поменьше, выбор учительницы пал на Борькиного деда, его и решили позвать.
И вот, наступил тот день.
Боря не подкачал, привёл в школу не одного, а сразу двух своих дедов и даже бабушку в придачу. Перед началом, смущённые вниманием седые старики обступили внука и стали заботливо поправлять ему воротничок и чубчик, а Боря гордо смотрел по сторонам и наслаждался триумфом. Но вот гости сняли плащи, и все мы увидели, что у одного из дедов (того, который с палочкой), столько наград, что цвет его пиджака можно было определить только со спины. Да что там говорить, он был Героем Советского Союза. Второй Борькин дед нас немного разочаровал, как, впрочем и бабушка, у них не было ни одной, даже самой маленькой медальки.
Героя – орденоносца посадили на стул у классной доски, а второго деда и бабушку — на самую заднюю парту. На детской парте они смотрелись несколько нелепо, но вполне втиснулись.
В самом начале, всем троим учительница вручила по букетику гвоздик, мы поаплодировали и стали внимательно слушать главного героя.
Дед оказался лётчиком и воевал с 41-го и почти до самой победы, аж пока не списали по ранению. Много лет прошло, но я всё ещё помню какие-то обрывки его рассказа. Как же это было вкусно и с юмором. Одна его фраза чего стоит, я и теперь иногда вспоминаю её к месту и не к месту: "Иду я над морем, погода — дрянь, сплошной туман, но настроение моё отличное, ведь я уверен, что топлива до берега должно хватить. Ну, даже если и не хватит, то совсем чуть-чуть…"
При этом, разговаривал он с нами на равных, как со старыми приятелями. Никаких "сверху вниз". И каждый из нас начинал чувствовать, что и сам немножечко становился Героем Советского Союза и был уверен, что если нас сейчас запихнуть в кабину истребителя, то мы, уж как-нибудь справимся, не пропадём.
Класс замер и слушал, слушал и почти не дышал, представляя, что где-то далеко под нами проплывают Кавказские горы в снежных шапках.
Но, вот второй дедушка с бабушкой всё портили.
Только геройский дед начинал рассказывать о том, как его подбили в глубоком немецком тылу, так тот, второй дед, вдруг принимался сморкаться и громко всхлипывать. Учительница наливала ему воды из графина и успокаивающе гладила по плечу.
После паузы герой продолжал, но когда он доходил до ранения или госпиталя, тут уж бабушка с задней парты начинала смешно ойкать и причитать.
Мы все переглядывались и старались хихикать незаметно. Уж очень слабенькими и впечатлительными оказались безмедальные бабушка с дедушкой. Ну, да, не всем же быть героями. Некоторым, не то что нечего рассказать, они даже слушать про войну боятся.
Только недавно, спустя годы, я от Борьки узнал, что те, его — "слабенькие и впечатлительные" бабушка с дедушкой с задней парты, были Борины прабабушка и прадедушка. Они просто пришли в школу поддержать и послушать своего сына-фронтовика, а главное, чтобы потом проводить его домой, а то у него в любой момент могли начаться головные боли и пропасть зрение…
| 11 May 2018 |  |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Тут недавно товарищ был в гостях. Пили вкусное крепко-алкогольное пойло, закусывали жареным, болтали про разное. Рассказал он, как женился. (дальше — от первого лица, чтобы два раза не вставать)
Тогда, говорит, был в пионерском лагере. 92-ой, наверно, год. Всё уже валится, но система — работает по инерции. По возрастам определяли
Был я когда-то студентом, и был у нас на первом курсе преподаватель — вел линейную алгебру и дифференциальные уравнения. Шустрый такой дедок. Звали его Борис Ильич Фридлендэр.
И вот идет лекция у всего потока, большая высокая аудитория. Он рассказывает, что-то пишет на доске. А с верхних рядов особо одаренные пускают самолетики...
И один самолетик втыкается в доску как раз рядом с его головой. У всех мысль — Ё-ё-ё...
Борис ильич оборачивается, откладывает мел, снимает очки и выдает:
— Вот вы все читали книгу Маугли. Ну, может кто не читал, но хотя бы мультик видел... И была там одна пантера по имени Багира. Как то раз пришла в джунгли засуха, и большая река превратилась в маленький ручеек. И все звери — и травоядные, и хищники — приходили на водопой, и никто никого не трогал. И Патнтера как-то раз пришла на водопой, а перед ней в ручейке прыгал и плескался ягненок, и мутил воду. Она ему ничего не сделала, не съела. Она просто посмотрела на него и запомнила. .. Так я это к чему — скоро сессия...
Еду сегодня в метро, а рядом сидит дед, двадцатого года рождения, и что-то бурно рассказывает своей спутнице, тех же лет.
Понравиться ей хочет. Шутит, улыбается. Вдруг разговор у них зашел о мытье - то ли себя самого, то ли овощей. Не суть. Но под это дело дедусь вспомнил историю. Дело было в Японии, по время войны, нашей с ихними.
"Стоим мы, заначится, в каком-то селе. А у японцев вино есть такое — саке называется. 33 градуса" — говорит дед.
Мне уже весело. Крепкий дедусь. 33 градуса ему вино.
"А в селе том был один колодец, с непроверенной водой. И говорит наш капитан: "Пока воду не проверят — даже не подходить." Так и приходилось умываться этим вином" — подвел дед конец рассказу.
А потом помолчал секунд двадцать и добавил:
"Большая с%ка был наш капитан".
Был у нас однажды двойной день рождения: вся прекрасная половина нашей группы. Все два парня. Тортов было в избытке, а вот ножа — ни одного. За сим предметом послали меня. Я направила стопы к куратору — хороший человек по фамилии Гордеев часто выручал нас из разных передряг, даже не связанных с учебным процессом — значит, остаётся идти к нему. И на этот раз я не ошиблась: Гордеев выдал мне страшное орудие — полуметровый тесак, каким на рынке разделывают туши. Даром что тупой. И наказал беречь, как зеницу ока — это реликвия кафедры.
Нет вопросов. Нож отслужил своё, вымыт, я поднимаюсь на гордеевскую кафедру. Наверху лестницы тусуются четверокурсники. По мере моего приближения глаза у них округляются. Одна из девчонок спрашивает:
— Кого ты ищешь?
Я безо всякой задней мысли отвечаю:
— Гордеева...
И четвёртый курс сползает по стенке. Только потом я вспомнила, ЧТО несла в руках.