Не будет слез, истерик, апатии. Видимо, я ошибался. Когда мы только начали встречаться, депрессия уже у нее была. Конечно, я хотел (да и хочу) самого лучшего для нее, потому без проблем оплачивал все сессии и медикаменты, обеспечивал ее, чтобы ей не приходилось работать. Делал все, что мог, сидел с ней рыдающей часами, успокаивал; мы ходили (сейчас — нет) на общую психотерапию, где я получал рекомендации о том, как мне себя правильно вести. Сейчас я уже не могу это выносить. Я за[дол]бался приходить домой и видеть апатию, уходить из дома и видеть апатию. Ни ласки, ни тепла, ни заботы, ни поцелуев — ничего из того, что я в свою очередь давал ей. Мы даже, с@ка, не женаты, ведь она боится быть женой, ведь это слишком большая ответственность и это давит.

Я, походу, [ч]удак, потому что не могу выкинуть из головы, что за все время, что я с ней, я потерял и время, и себя. После одной из сессий она преподнесла мне потрясающий вывод — я во всем виноват. Ей психотерапевт сказала, что я слишком забочусь и "запираю ее в вакуум", вот если бы я этого не делал, все бы было нормально. Я этому выводу даже не удивлен. На протяжении этих лет она находит все больше и больше виновных в своем состоянии: мама, папа, брат, тетя, дядя, одноклассники, однокурсники, общество вообще. Теперь это я.

Пишу этот секрет, сидя в машине на парковке перед домом, и не хочу Показать ещё подниматься никуда, ведь знаю, что дома встречу унылое уставшее лицо, услышу, сколько панических атак она перенесла за то время, пока меня не было, сколько плакала; а на вопрос, почему она не выпила медикаменты, ответит: "Ты мне их в таблетницу не положил, за[дол]бал".

Господи, как же я хочу хотя бы в один вечер прийти домой на горячий ужин, заняться ceксом, а потом посмотреть с ней киношку, или просто поспать в обнимку, но все, что у меня есть обычно — грязная посуда по всей квартире и кулак, который я уже трахаю уже восьмой месяц.

Походу, я правда во всем виноват.

местный приходит в банк и видит там трех человек, он говорит последнему — я за вами буду. Дальше он идет обедать, пьет кофе, ест десерт, идет домой, общается с женой, выгуливает собаку, ужинает и возвращается в банк. В этот момент операционистка спрашивает:

— Кто следующий?

— О, моя очередь, — говорит местный.

С сербом-москвичом мы стояли в очереди три с половиной часа. Успели обсудить его жизнь в Москве, мою жизнь в Белграде, политическую ситуацию во всех странах мира в алфавитном порядке, легальную эмиграцию, нелегальную эмиграцию, где и как хотелось бы проводить время на пенсии.

Операционистка за это время приняла пару клиентов. Мы сходили за кофе и продолжили разговор. Начали обсуждать разницу культур. А он свободно говорит на русском, но с заметным акцентом и меланхоличными паузами.

— Когда я впервые приехал в Москву, — говорит он, — Первое, что меня потрясло, что у русских не лица, а как это сказать… ебaлa. Смотришь и думаешь — умер кто? Помочь чем?

У операционистки звонит телефон, она берет трубку и начинает общаться, не обращая внимания на стоящего перед ней клиента. По интонации понятно, что разговор не рабочий.

— День рождения обсуждает, — меланхолично переводит серб, — В субботу вечеринку закатит. Так вот, второе, что меня потрясло в Москве — это как у вас все четко работает. Я никогда не видел сервисов такого уровня. Приходишь в банк — а там все быстро, организованно и четко. В салон связи — аналогично.

Операционистка говорит уже минут пять, клиент пытается помахать руками и привлечь внимание. Она отмахивается, встает и выходит на улицу покурить. Через стеклянную дверь видно как она устраивается на лавочке поудобнее. Клиент у стойки закатывает глаза. Операционистка говорит по телефону и смотрит на кофейню.

— Как закончит разговор, пойдет пить кофе, — предсказывает серб, — Спорим на сто динар?

— Нет, — говорю, — Я тут не первый день, спорить не буду.

— У меня есть теория, — говорит серб, — Что, так сказать, лица русских и качество сервисов в России взаимосвязаны.

— Так-так?

— Русские в такой ситуации начнут скандалить, — он кивает на операционистку, — Потом позовут менеджера и на него тоже наорут. Потом еще отзыв оставят. И ее уволят. И поэтому сервисы так хорошо работают. Никто не хочет, чтобы на него наорали и уволили. Но лица у вас такие по той же причине. Вы находитесь в ожидании, что на вас нападут, если вы что-то сделаете неправильно. Поэтому вы стараетесь хорошо работать. И поэтому у вас такие лица. Вы живете в постоянном страхе и напряжении.

— Интересная точка зрения, — говорю.

— А вот в Сербии, если на кого-то наорать, вас просто выгонят из отделения как неадекватного клиента. Здесь так не принято. Поэтому сидим и ждем, — продолжает серб, — Как же меня это раздражает. Приезжаю в Москву — ебaлa. Приезжаю в Белград — неорганизованность. Возвращаюсь в Москву — ебaлa. Приезжаю в Белград…

— А где вам больше нравится?

— В Швейцарии, — отвечает серб.

Операционистка тем временем кладет трубку и идет за кофе. Очередь спокойно сидит.

Светлана Тюльбашева.