И не сказать, что бабка Настасья была такой уж шибко набожной, нет.

Но иконы в красном углу стояли, сколько я себя помню.

Там же постоянно горела маленькая синяя лампадка. Я любил смотреть на неё в сумерках, перед сном.

А мать ни в какого бога не верила, а наоборот. В девках имела весёлый задорный характер, была передовой колхозницей, комсомолкой, ударницей, и бригадиром комсомольско-молодежной бригады.

Через это у них с бабкой организовался затяжной конфликт. Мать требовала убрать иконы с глаз долой. Бабка была категорически против. Мать проводила с ней агитационную работу. Стыдила, пугала партией, правительством, лично товарищем Сталиным, и даже один раз пыталась фальшиво и неудачно заплакать. Бабка за веру стояла твёрдо. Периодически то одна то другая пытались привлечь на свою сторону деда. Бесполезно. Дед как Швейцария, сохранял нейтралитет. Только посмеивался в усы. На самом деле ему было абсолютно пофиг. Ему вобще всё было пофиг, кроме лошадей, бани по субботам, да осколка в правом боку, который ныл к непогоде и мешал езить верхом.

И так бы эта бабья война и тянулась до бесконечности, если бы не одно роковое событие.

На очередном комсомольском отчетно-перевыборном собрании мать избрали секретарём комсомольской организации колхоза.

Тут ситуация совсем уж получалась некстати. Что б у комсомолки, бригадира, секретаря, в доме иконостас? Да это ж курам насмех!

И мать поставила вопрос ребром.

Дело дошло до скандала.

— Да мне из-за тебя людям в глаза глядеть стыдно! — кричала мать.

— А мне из-за тебя — нет. — спокойно парировала бабка.

И тогда мать в сердцах брякнула.

— Ах так?! Я твои иконы ночью возьму, и спалю к чертовой матери!

— Токо попробуй! — взвилась бабка, и погрозила дочери костылём.

— А вот посмотришь завтра! — крикнула та, и хлопнув дверью поскакала заниматься своей комсомольско-молодежной ерундой.

Дело было к вечеру. Бабка осталась дома одна. Дед торчал на конюшне, мог прийти заполночь, а то и совсем не прийти.

Бабка обиходила скотину, и стала собираться ко сну. На душе было неспокойно. Зная вздорный и упрямый характер дочери, она не сомневалась, что та и вправду может ночью сунуть иконы в печь. И бабка решила отстаивать свободу совести и вероисповедания до конца. Шансы у одноногого инвалида против шустрой молодой девки были никакие. Это бабка понимала. Тогда она открыла сундук и достала дедово ружьё. Там же нашла два снаряженных солью патрона. Погасила свет, и устроилась в углу на диванчике. Акурат напротив иконостаса.

Брехала где-то собака, вдалеке за околицей смеялись девки и играла гармонь, уютно мерцал огонёк лампады, бабка прикрыла глаза...

Очнулась она оттого, что свет лампады метался по комнате. Кто-то стоял на табуретке, снимая иконы. Одну, вторую...

Бабка перекрестилась на задницу, которая загораживала ей святые лики, подняла ружьё, сказала "Прости мя, Господи! ", и не целясь, навскидку, шарахнула с двух стволов. Впрочем, расстояние было такое, что промахнуться она не могла.

— Уйёоооо! — нечеловеческим голосом заорал дед, бросил иконы, и схватился за задницу.

Бабка выронила ружьё и упала в обморок.

Вечером дед выпил с мужиками по маленькой, и совсем уж было собрался заночевать в конюшне, но желание закрепить результат стопочкой-другой перебороло лень. Он собрался и пошел домой. Заначку дед держал в самом на его взгляд надёжном и остроумном месте. За иконами. А что? С одной стороны — никто не полезет, с другой — всегда под рукой. Ну откуда ему было знать, что именно на сегодня его бабы назначат генеральное сражение в своей затяжной идеологической войне. Да ещё с применением огнестрельного оружия.

Дед сидел голой задницей в тазике с водой, тихонько подвывал, и периодически анестезировал себя внутрь оказавшейся весьма кстати заначкой. Сделав добрый глоток, он затягивал, стараясь перекричать боль.

—... В тёооомную нооочь Ты любимая знаю не спиииишь И у детской кроватки... С ружжоооом! Ты меня поджидаиииишшш!

Он был уже изрядно пьян, дед. Речь его становилась несвязной. Он делал очередной глоток, смахивал набежавшую слезу, и затягивал снова.

— Я шол к тебе четыре го-о-ода, я три держа... Три! Три войны! Белые меня хотели убить.... Фашысты... Ты хоть знаешь скоко меня фашыстов хотело убить? Мильён! Мильён фашыстов меня хотело убить! Меня! И х[рен]! Х[рена] им! А родная жена бац — и... Да куда! Прямо в ё[ж]твоюмать! Я завтра помру, что люди скажут? Напишут — тут покоится Грегорей! Красный командир! Орденоносец! Герой войны! Убитый своёй бабой из свово ружжа в свою жо.... ооойййййййй какой позор!

— Да помолчи ты, герой-орденоносец! — махала на него тряпкой проходившая мимо бабка.

— Ишь чево удумал?! Бутылку за иконы прятать! Вот Господь-то тебя и наказал!

— Он в двадцать девятом! Уййй!... В двадцать девятом он меня наказал! В двадцать девятом! Когда я тебя дуру в жены взял! Тёоооомнааая нооочь, тоолько пуули...

Больше на бабкины иконы никто не покушался.

А где-то наверное через год после её смерти мать потушила лампадку, достала иконы, и убрала их в сундук.

— Зачем она иконы убрала? — спросил я вечером у отца.

Вот тогда он и рассказал мне эту печальную историю.

Мне 18. Провожу все лето у родственников в горах, встаю в 5 утра, радуюсь солнцу, беру дядькину машину, спускаюсь к морю. Парковочных мест куча, отдыхающих мало, булочка "ромашка" в магазине нашего хлебозавода свежая, кофе из термоса у знакомых цветочниц самый вкусный. Солнце встает над морем, жизнь прекрасна, впереди столько всего!

И вот мне 40, город детства превратился в каменные джунгли, мои дети подрастают, вожу их совсем в другие места. Иногда думаю, как там мой мальчик, которого я очень любила, но замуж по юности не пошла? Закрываю глаза и вспоминаю его. Всегда без майки, в длинных джинсовых бриджах, загорелый, с сигаретой, на переделанном под джипинг уазике. И огромный шрам во всю спину от ожога в детстве. И солнечные очки. Вова-чума. Наверно, сейчас важный дядька, может, уже и дедом стал. Благослови тебя Бог, Вовка!))

ХЗ как меня угораздило, но в 4-м классе я вдруг оказался учеником музыкальной школы по тромбону (это такая хрень S-образной формы, где один загиб скользит вперед-назад относительно остальной конструкции). Там рядом был духовой оркестр, но я обучался как то в отдельности, т. е. у меня был отдельный учитель, Сергей Иванович.

Сергей Иванович ежегодно

Данный случай произошел со мной две недели назад. Летел нашим лоукостером в Испанию. В салоне много детей, которые между собой перезнакомились и устроили полный бедлам в проходе. Стюардессы попросили родителей успокоить своих чад и они разобрали их по своим креслам. В проходе осталась одна девочка, лет 5, навстречу ей идет бортпроводница.

Девочка(Звонким голосом)

— Тетенька, а вы не поможете мне найти моих МАЛЬЧИШЕК?))

Бортпроводница(Громко)

— Девочка, они устали и пошли отдыхать на свои кресла))

Девочка уходит на свое место.

Бортпроводница(Тихо, себе под нос)(Говорила рядом со мной и я услышал)

— С этой работой, я [м]лять, даже себе найти мальчишек не могу..

ФСЕ)) ПОЛЕТ УДАЛСЯ)) Я так ржал, что бортпроводница поняла что я услышал, пыталась извиняться, я её успокоил, все ок! Даже познакомился)) Приятная, симпатичная девушка))

Закон Кэмпбелла: чем активнее показатель, отражающий какие-либо социальные процессы, используется для принятия решений, тем большее давление на него оказывается и тем сильнее искажаются эти социальные процессы.

В Англии Министерство здравоохранения в попытке сократить время ожидания помощи в отделениях неотложной