условного противника. И вот мы расслабляемся, не спеша идём по Невскому проспекту через Аничков мост, в руках по жестянке с джином-тоником, впереди видна аптека и переход, свет для пешеходов зелёный, и две девицы пытаются по переходу перейти; однако прямо на них, не глядя на светофор, гудя и бибикая, прётся BMW с тонированными стёклами. Разумеется, просто пройти мимо сразу двух девиц Андрей, первый парень в Йошкар-Оле и отличник боевой подготовки, не мог. Не доходя ещё метров десяти до перехода, пробормотав "Вот гады", левой рукой он рвёт жестяное кольцо на крышке банки с джином, а правой размахивается и, никуда не спеша, кидает банку под колёса машины своим знаменитым на весь полк техничным броском, завершив который, привычно укладывается на асфальт ногами к машине – к эпицентру. Как учили, наверное.

Надо сказать, профессионализм в любом деле виден издали. Если, скажем, мне придёт в голову кинуть что-нибудь под колёса машины, сразу будет понятно, что оно никуда не полетит, а просто шмякнется где-нибудь неподалёку, не причинив никакого вреда. Когда то же самое делает пехотный капитан из Йошкар-Олы, сразу видно, что человек знает, что делает. Разумеется, промахнуться с десяти метров по неподвижной мишени он не мог, даже будучи полностью пьяным, а мы даже ещё не открывали своих банок.

Однако люди, ехавшие в BMW, наверно, не так просто выехали покататься по вечернему городу, а были готовы ко всему. По-моему, банка ещё находилась в воздухе, когда двери машины уже открывались и на асфальт падали неуловимо похожие друг на друга молодые люди; и, что характерно, падали они тоже – ногами к эпицентру…

Я не знаю, чем могла бы закончиться эта история. Может быть, девицы нашли бы способ поблагодарить Андрея, но я схватил его за рукав, и мы долго бежали по узким подворотням, и мне упорно слышался топот кожаных ботинок стоимостью долларов по триста каждый.

Но меня серьёзно озадачило, что моя жена, когда я вечером рассказал ей эту историю ("Ты представляешь, этот идиот…"), долго задумчиво смотрела на Андрея, а потом произнесла: "Брошу всё. Уеду в Йошкар-Олу". Чего-то я не понимаю в жизни…

Mikhail [email protected]

вульгарно–розового цвета, некое создание, с волосами, выкрашенными в блонд, личиком, необременённым интеллектом, и губами, напоминающими вареники, которые Лялечка ныне приготовила на ужин.

– Лариса, – официально начал муж, – я давно собирался тебе сказать, но…

Он театрально развёл руками. Лялечка скривилась – она всегда не любила склонность благоверного к театральным жестам и фразам.

– Так вот, Лариса..! Я люблю Оленьку и принял решение прожить оставшиеся дни рядом с ней.

– Ну… – протянула Лялечка. Сие заявление не стало для неё открытием. Она давно подозревала, что у муженька кто-то появился.

– Лариса..! Я решил, что этот домик, с видом на море, я оставлю себе. Конечно, я выплачу тебе половину стоимости. И квартира, которую подарил сын, отойдёт тебе. Но прошу тебя за три дня освободить дом. Лялечка … – он смущённо запнулся. – Оленька любит утренний вид на море из окна и запах утреннего бриза.

Лялечка промолчала... Лялечка не стала спорить. Если бы Лялечка была похожа на свою бабу Фаю, то она бы закатила такой скандал, такую истерику, что новой пассии мужа пришлось бы бежать до Владивостока.

Но Лялечка пошла характером в покойного дедушку Шмуля, адвоката и карточного шулера.

Ни один мускул не дрогнул на лице Лялечки, смотрящей вслед удаляющейся парочки. Милая улыбка коснулась её губ – в голове Лялечки уже созрел план изощрённой мести...

Она собрала только необходимое. Прощаясь с кустами нежных гортензий в саду, Лялечка шепнула цветам:

– Спокойно, мои дорогие..! Спокойно! Самое позднее, через месяц я вернусь.....!

Вызвала такси и умчалась с двумя небольшими сумками на квартиру, подаренную сыном.

Прошло две недели. Настойчивый звонок потревожил Лялечку ранним утром, когда ночная прохлада ещё дремала на улочках и улицах Одессы.

– Ляля..! Ляля, ведьма ты, чёртова..! — захлёбываясь, орал в ухе голос мужа.

– В доме невозможно жить! Это ад! Это истинное пекло! Оленька рыдает день и ночь! Я потратил уйму денег, но эта вонь, эта адская вонь не исчезает! Ляля, что ты сделала.....?! Что воняет в этом проклятом доме....?!

– Наверное, это слегка протухла твоя совесть, милый… – выдержав паузу, нежно проворковала в трубку Лялечка.

– Ляля..! Я ненавижу тебя, Ляля..! Оленька не хочет тут жить! Оленька требует уехать из этого адского, вонючего дома немедленно! Забирай этот чёртов вонючий дом себе! Я ни копейки тебе за него не дам!

– Да, милый! — ещё нежнее проворковала в ответ Лялечка. – Когда подъехать к адвокату и забрать документы на дом?!

Прошло чуть меньше недели. Лялечка поставила две сумки на дорожку, ведущую к дому, и направилась в сад к любимым гортензиям.

– Здравствуйте, дорогие..! – ласково дотронулась лепестков.

– Вот я и дома, как обещала.....!

Дом встретил Лялечку распахнутыми дверями, окнами и жуткой, непередаваемой вонью, которая, казалось, струилась из стен.

Зажав пальчиками нос, Лялечка прошествовала в библиотеку, где стоял старинный антикварный стол покойного дедушки Шмуля. Нажав на резную виньетку возле ножки стола, Лялечка открыла тайник под столешницей. Зловоние хлынуло с новой силой.

– А… Слегка перестаралась… – брезгливо поморщилась Лялечка. Она гадливо извлекла из тайника камбалу... Здоровенную черноморскую камбалу в пакете: почти сгнившую и жутко воняющую.

– Она, видите ли, любит утренний вид на море и запах утреннего бриза… – злорадно прошептала Лялечка, выбрасывая вонючую рыбу в мусорный бак.

Нашли с кем тягаться..! С внучкой покойного адвоката Шмуля. ..

Ой, вей мир…!

Какие глупые пошли нынче мужья.

Светлана Перч