профессии. Детство прошло в одном окраинном районе города, не совсем благополучном, но со своим названием, и своими традициями.

Родители трудились на единственном в округе заводе по ремонту вагонов, завод имени Немецкого революционера. Железная дорога всегда была стабильным потребителем трудовой силы. Воспитание получал в том числе и на улице, в подворотне, как принято говорить. Чем старше становился, тем хуже учился в школе, на второй год не оставался, но и пятерка была только по физкультуре и труду.

Отец предупреждал:

— Учись сынок лучше, иначе кроме вагоноремонтного нигде нужен не будешь.

— Да ну, неужели свет клином сошелся на вашем заводе, найду место получше.

Пролетело время, школу закончил, отслужил два года в армии, демобилизовался летом, погулял месяц, нужно устраиваться куда то. Оказалось, с моим аттестатом только, вагоноремонтный распахивает двери проходной.

У отца стаж большой, репутация положительная, разузнал в отделе кадров, где вакансии и говорит мне:

— В литейном пыль столбом, дышать нечем, в кузнечном жара постоянно, сварочный тоже не подарок, договорился с бригадиром в столярный, могут взять. Работа не пыльная, стружка да опилки, пила-циркулярка все оборудование. Завтра в обеденный перерыв сходи переговори сам.

С направлением иду в столярный цех, штабеля высоченные из досок, нахожу бытовую комнату, вся бригада собралась посмотреть что за молодой боец.

Во главе стола бригадир, по возрасту самый старший, по бокам, слева справа чуть младше ребята, и так далее, вдоль стола, до самого выхода из бытовки.

Поздоровался, бригадир говорит, рассказывай о себе все по порядку, время есть.

Рассказываю, и смотрю на всех, сначала по лицам пробежался, потом на руки смотрю, руки у всех на столе, кто в замок взял, кто пальцем вокруг пальца крутит, кто ладонями вниз положил. Вижу что, что-то не так, но понять не могу, волнуюсь. Только когда закончил рассказ, рассмотрел, у бригадира нет по паре пальцев на обеих руках, у далее сидящих за столом, до десяти посчитать на пальцах, чем ближе к двери, тем шансов больше.

Вернулся я с собеседования, на следующий день, поехал подал документы в училище на сварщика, преподаватели-мастера научили всему, любили свое дело и меня заразили. Пальцы зато целы.

меня провожать аж до Домодедово. А там, как на грех, цены были не нынешние и шампанское продавалось по реальной цене, впрочем так же, как и водка с пивом. Я слегка заволновалась, мол мне еще на посадку, тут один из приятелей куда-то убежал и вернулся с другом. Представил его мне — это Дима, он тут работает — кем я не уловила, только поняла, что в самолет меня заведут. Словом проводы удались на славу, я сразу сев в самолет заснула, через полчаса проснулась бодрая и трезвая...

Жалко, что трезвая, так как сразу пришла мысль в голову — момент посадки помню с трудом, а вот сколько тостов произнес Дима, ответственный за погрузку меня в самолет тоже не помню, потому что после 10-он оказался очень красноречив, я сбилась со счета... Так, думаю, провожающий был не совсем трезв, то есть совсем не трезв. А что если он самолеты перепутал?

Оглянулась — самолет полупустой, рядом сидит мужчина с газетой. (рейс Москва-Уфа безпосадочный).

Набралась мужества и спросила:

— Простите пожалуйста, а куда вы летите?

Он вздрогнул:

— Я? Я в Уфу, а вы?

— И я, облегченно выдохнула я.

Пить надо меньше. .. пить надо больше... Но все сходятся, что пить надо. Только в меру

пил за здоровье Шостаковича, переходя из одного ресторана в другой. Через год Блантер приехал в Ленинград к Шостаковичу, чтобы попросить его написать что-нибудь для джаз-оркестра СССР. С одной стороны, он полагал, что великий композитор поднимет отечественный джаз на новую высоту, а с другой, Блантер хотел помочь Шостаковичу заработать — Дмитрий Дмитриевич находился в бедственном положении после публикации в "Правде" статьи "Сумбур вместо музыки". Блантер приехал не просто так, а с рекомендательным письмом от Арама Хачатуряна, чем очень Шостаковича позабавил — песни Блантера "Партизан Железняк" и "Шёл отряд по берегу, шёл издалека... " о Щорсе пела вся страна, и он, естественно, ни в какой рекомендации не нуждался. Шостакович согласился. Так появился знаменитый вальс номер 2, а композиторы подружились. Ездили друг к другу, вместе ходили на футбол, правда, болели за разные команды. На стене в кабинете Шостаковича рядом с портретом Бетховена висел портрет Блантера. Гости удивлялись, усмехались, недоумевали: "Это в порядке юмора?".

"Бетховена я очень люблю, — объяснял Шостакович. А Мотя — мой друг, пусть висит".

Впрочем, если вспомнить, что Матвей Исаакович написал "В лесу прифронтовом" и "Враги сожгли родную хату", "В городском саду играет духовой оркестр... " и, наконец, легендарную "Катюшу", то вместо иронической усмешки у вас появится ностальгическая улыбка.