На самом деле они просто повторяли за Димой и Андреем, главными хулиганами класса. Те курили уже год, а то и два. Но родителям, конечно, знать этого не следовало.

Однажды мама Володи, застигнув его в прихожей, резко наклонилась и понюхала воротник водолазки.

— Ты куришь? — прямо спросила она.

— Нет!

— Володя сделал круглые глаза.

— Это другие ребята курили, я просто рядом стоял…

Классическая отмазка. Но материнский взгляд говорил: "Я тебе не верю".

В начале октября троица решила подняться на крышу двенадцатиэтажки у магазина "Лада". День выдался серым: свинцовые тучи, моросящий дождь, слякоть под ногами.

— Пойдёмте наверх, — предложил Коля.

— Там ветер, высота… и никто не увидит, если покурим.

Они забрались по чёрной лестнице, вышли на плоскую кровлю и замерли. Отсюда весь город был как на ладони — серый, дымчатый, но бесконечно красивый.

— Вот это вид! — восхитился Юра.

— Джины "Монтана", аха-аха, кроссовки "Ботас", аха-аха! — запел Коля на мотив известной песни "Арабесок".

И тут небо взорвалось.

Ослепительная вспышка — и через долю секунды оглушительный треск, будто кто-то разорвал небо по шву. Молния ударила буквально в паре десятков метров от них.

Коля стоял напротив Володи, и в синем свете разряда его лицо стало жутко-бледным, волосы встали дыбом. У остальных — то же самое.

— ВАУ! — выдохнул Юра.

Но через секунду их охватила животная паника.

— ВАЛИМ ОТСЮДА!

Они рванули к люку, спустились на чердак и несколько минут просто дышали, пытаясь прийти в себя.

— Вот это да… — прошептал Володя.

— Молния… ПРЯМО РЯДОМ… — Коля всё ещё дрожал.

— Ладно, — Юра твёрдо поднял голову.

— На крышу в грозу — больше ни-ни.

После этого случая троица курила ещё пару раз — скорее по инерции. Но интерес быстро угас.

— Володя Пожедаев и так занимался спортивной акробатикой — ему вредные привычки были противопоказаны.

— Коля Овечкин иногда баловался, но без фанатизма.

— Юра и вовсе бросил — сказалось впечатление от того удара. В армии, правда, снова начал курить, но после дембеля сумел прекратить.

Но главное — они навсегда запомнили этот урок.

Эпилог

Спустя годы, встречаясь во дворе "Лесенки", они иногда вспоминали тот день.

— Помнишь, как у нас волосы дыбом встали? — смеялся Володя.

— Ещё бы! — хмыкал Коля.

— Природа нам тогда ясно дала понять: "Мужики, вы идиоты".

И все дружно смеялись, глядя на хмурое небо.

Мораль: Иногда, чтобы понять, что ты на грани глупости, нужно, чтобы в тебя почти ударила молния.

(Но лучше учиться на чужих ошибках.)

Я только поменял слово "Орёл" на "Кукуевск" — и вперёд!

На следующий день училка говорит:

— Сочинение гениальное.

Я аж заулыбался.

— Только вот беда — я уже читала его. В журнале. ДЛЯ ПЕДАГОГОВ.

И ставит мне двойку с глухим эхом позора.

Думаю: ну вас всех, напишу сам, по вдохновению!

Дали "Бесприданницу" Островского.

Я взбешён. Пишу, как есть:

— Все герои психованные, Лариса бегает, как будто вай-фай ловит, купцы кричат, как на распродаже воблы, а сам Островский, возможно, записал всё это со слов подвыпившего соседа.

И что вы думаете?

Тройка.

С формулировкой:

— "Неуважение к классике".

Я аж чувствовал, как где-то в районах ВДНХ памятник Островскому нервно зашатался.

На выпускном дали тему: "Творчество Пушкина".

Я весь в энтузиазме: уже мысленно рифмую "солнце", "воля", "чай с лимоном"...

Но подходит завуч и шепчет:

— Если напишешь про Пушкина — золотой медалью можешь даже не пахнуть.

Почему?

— Потому что надо писать по книге Брежнева "Малая земля".

Я:

— Простите, что?!

Он:

— Да, Брежнев. Автор. Классика. Политика. Всё серьёзно.

В итоге я пишу сочинение, где герой Брежнева сражается с грязью, холодом и врагами, и где, возможно, на заднем фоне кашляют Пушкин и Островский, прячась от цензуры.

Медаль я получил.

А мечту стать писателем — похоронил в Малой Земле. Где-то между окопами и чьим-то героическим "партия сказала — надо".

Теперь пишу только в чатах.

А Пушкину — каждый раз мысленно говорю:

"Сорян, Сан Саныч, не по моей воле! "

P. S. Да знаю я, что Пушкин не Сан Саныч, а Александр Сергеевич. Это была проверка на культурную вшивость.

Если не заметил — ты либо гуманитарий от Бога, либо Пушкин с тобой уже заодно, сидит где-то на облаке, пьёт квас и шепчет: "Назовите меня хоть Гендальф Сергеевич — лишь бы читали!"