— Не, а что?

— Слушай, у меня фотограф заболел, а тут такое мероприятие — у нас очень заслуженный мужик на пенсию уходит — профком повелел непременно поместить информацию в раздел- "Наши ветераны". Статья у меня уже готова, дядька действительно замечательный, но без фото не пойдёт. Подмогни, а?

— Да без проблем, пропуск у меня есть, скажи куда и когда.

Приехал. На заводе строго, оборонка- всю аппаратуру проверили, спасибо, плёнки не засветили. Прошли в цех. Там народу — половина администрации завода. Чествуют некоего Шедько Ивана Игнатьевича — шестьдесят лет отмечает, из них- сорок восемь лет проработал на заводе, в этом цеху.

— Дорогой Иван Игнатьевич! Сейчас уже даже некому вспомнить, что вы пришли в наш цех в сорок третьем году, в блокаду, и за эти годы, начиная простым разнорабочим (подай- принеси) стали слесарем- инструментальщиком высшего разряда — на всём заводе нет мастера с квалификацией выше Вашей. Золотые руки — это не каждому дано!

Мне Колька на ухо:

— Правда, мужик замечательный, двенадцатилетним пацаном, голодным, по две смены пахал, тут и ночевали в цеху. Ну пошли снимать, работать надо.

Скромный такой пожилой дядечка с добрыми глазами, две медали у него на пиджаке — как говорили, юбилейных тоже куча, но он их не признавал, носил только "За оборону Ленинграда", и "За победу над Германией". Усы у него седые, улыбается. Ехидно. Весёлый, видать.

— Что говорить, так сложилось в нашем поколении. Дай Бог вашему тоже прожить и поработать достойно.

Выбрали несколько мест, ракурсами поиграли, со светом поколдовали — в цеху темновато, красиво кадр не выйдет. А оно же- в газету. Прикрепил вспышку. Раз сняли, два сняли — Игнатьевич — с живым таким матюжком, глаза прищурив-

— Ё... б твою мать, фотограф, я и так вижу плохо, ты меня вообще без глаз оставить на х.. й хочешь? Я хоть и пенсионер теперь, но думаю ещё потрудиться, а как, [м]ля, со штангелем без глаз?

Хрипловато так говорит. Но по доброму.

Цех- в хохот. Любили его там, уважали. Действительно, мужик славный.

Мне неудобно, но я же не виноват, что темно в цеху?

Ладно, отсняли. Фото в тираж нужно было дать завтра. Я не спал, до утра проявлял и печатал. Следил только за качеством — в газету же пойдёт?

Колька тоже не спавши, радостно хватает отпечатки —

— Зае... ись, красиво сделал! С уважением — ну Игнатич заслужил же?

Фото пошло в тираж. Выбран был самый приличный кадр — где он стоит рядом с гидравлическим прессом, и скромная улыбка украшает седые усы.

Этот тираж вошёл в историю Арсенала.

Над этим кадром хохотали все, кто его увидел.

Скромный, добрый, заслуженный слесарь. С замечательной биографией.

Яркий заголовок — "Наши ветераны"

И точно под ним- при свете фотовспышки- яркое клеймо на старинном гидравлическом прессе — "Станкостроительные заводы Круппа, 1891 год".

Кстати, мне говорили, что Игнатьевич, когда увидел, хохотал громче всех — и оставил себе эту газету на память.