приходилось от полутора до двух десятков мешков, здоровенных сумок и накрытых сит с цыплятами)

Ну, так вот...

Суть сама: на боковых местах — два мужика. Нормальные такие, в пиджаках и с чемоданами.

В Куйбышеве ещё, когда садились, не знакомы они были.

А как проехали пару остановок, так оказались родственные души: оба играют на баяне.

Причём, правда про баян открылась только после первой пол-литры. И тут понеслось...

Баяна-то ни у одного из них, как на грех (или — слава Богу), с собой не было — а превосходство своё показать хотелось обоим, хоть лопни.

И пошло дело.

"А Вы как про "Славянку" играете? , — орёт, допустим, один, — Вы неправильно играете! Надо вот так! " — и пальцами так в воздухе мельтешит, как будто сороконожек с себя обирает. А другой ему в ответ: "Да ни х[рена]! Так вот надо! " — и ещё красивше показывает. (Братки девяностых удавились бы за такую распальцовку, ей-богу).

Люди в поезде привыкшие, всем пофиг — главное, не дерутся и других не трогают.

Прослушав до конца "Славянку", я вышел покурить в тамбур. (Кстати, стоять в тамбуре последнего вагона, неторопливо курить и смотреть на убегающие шпалы — это нечто особенное. В такие минуты особенно отчётливо понимаешь, что это не ты едешь, а тебя везут.

И довезут или нет — это тоже не от тебя зависит... Полная свобода духа и единение с нескончаемым, короче).

Когда я вернулся в вагон на своё место, то один из этих двоих, подмыкивыя себе под нос, уже беззвучно играл на своём чемодане вальс "На сопках Мачжурии", а другой держал в сложенной из музыкальных пальцев руке стакан и пристально наблюдал за игрой, при этом ехидно, презрительно и несколько свысока ухмыляясь.

Ладно...

Подъехали к Гамалеевке, там "барыга" целых пять минут стоит.

Все курящие — и я тоже — высыпали на перрон. Двое музыкантов также решили подышать воздухом.

И тут — вот оно: какое-то местное чудо в обтёрханном пиджачке, в заправленных в сапоги брюках-клёш, стоит и растрандыривает, прямо на перроне растягивая хриплые меха, знаменитую штуку про букет и велосипед.

Что он там делал — встречал, провожал — неизвестно.

Эти двое как его увидели — мандец. Ломанулись к нему, как Ростропович к скрипке.

"Дайте мне, пожалуйста, на минутку инструмент, я покажу этому [ч]удаку, как на баяне играть надо! "

А другой - то же самое, но про свои преимущества.

Мужичок этот сначала струхнул — понятное дело, до[дол]бались двое пьяных — а потом быстро сообразил, что к чему.

А сообразив, повёл презрительно плечом, поправляя ремень своего инструмента, и сказал культурно:

— Мужчины, у меня вообще — гармонь.

... Когда "барыга" поехал дальше, в вагоне было тихо. Только щёлкали на стыках колёса, да изредка попискивали чьи-то дети.

Музыканты смотрели на проплзающие мимо лесопосадки и молчали.

А ещё через час я сошёл в Барабановке...