Я их понимал и поэтому на них за это не огорчался.

Специфика моей службы состояла в том, что практически вся работа выполнялась по ночам, так как комбат ставил задачи вечером, после того, как ему самому нарежет задач командование, и исполнить все надо было к утру. То есть [фиг]ачил я по ночам, изготовляя кучу всяких планов, конспектов, графиков, карточек, постовых ведомостей и прочего-прочего.

Делал я все неплохо и комбат во мне души не чаял, так как благодаря мне за документацию он не переживал. А от вечно пьяного начальника штаба батальона толку было мало. Но комбат был единственным в батальоне, который ко мне хорошо относился. Для всех остальных я был занозой в жопе, раз[гиль]дяем, "ох[рен]евшим компьютером" и просто раздражителем.

Причиной было то, что я не ходил в наряды, в караул, не выходил в поле, не [дол]бался с танками и прочей техникой. Сразу после завтрака, когда весь батальон убывал на занятия или еще куда, я, если не было срочных задач, отсыпался в располаге на койке или в каптерке на бушлатах. Когда перед ужином уставший и грязный батальон возвращался в располагу, я в тапочках с опухшей от сна рожей шел в умывальник. Ну за что было меня любить?

В тот день комбат внезапно вернулся в казарму сильно не в духе. То ли документы какие забыл, то ли че, сейчас не помню. Дневальный на тумбочке огреб свою порцию [ман]дюлей, но этого было мало. И тут ему попалась на глаза моя спящая харя. Высказавшись в тему, что если мы еще раз пойдем в

Чечню, то он сам сдаст меня нохчам на мясо, потому что толку от меня мало, комбат развил свою мысль дальше и велел мне, раз я ни х[рена] не делаю

(а раз батальон на учениях, то работы у меня не было), то он дает мне задание подготовить окна казармы к зиме, то есть промазать стыки в рамах мастикой. Мои возражения, что мастики нет, были прерваны тычком дубинки

(милицейская ПР-73, комбат с ней не расставался), а окончательно убедился в своей неправоте я после пендаля под сраку. М-м-мда... Задача поставлена, надо выполнять. Направившись в каптерку я разбудил каптера, который так же, как и я в отсутствие батальона нагло давил массу на бушлатах. Мои переговоры с ним ни к чему не привели, он не согласился менять мастику ни на сгущенку, ни на [ман]дюли, мотивировав тем, что ее просто нет. Выбесил. Я ему сообщил, что мастику я у него в каптерке найду, но если я сделаю это без его помощи, то он жестоко пострадает. И вот перевернув первый же шкаф и разогнав крыс, которые из под него разбежались, я в самом низу под каской нашел здоровенный кусок мастики размером с человеческую голову. В ярости я тут же контузил каптера.

Найдя двух свободных праздноспящих дневальных, я им поставил задачу на промазывание окон в казарме, а потом, вспомнив виновника моего хорошего настроения, присоединил к дневальным и каптера. Сам же лег спать.

Проснулся я от мощного и ужасно болезненного удара резиновой дубинкой по спине. Открыв глаза я увидел, что надо мной стоит комбат и замахивается дубинкой для второго удара. Я не стал испытывать судьбу, нырнул под койку, ужом проскользнул еще под пятью койками, и только потом осторожно высунул голову и поинтересовался: "Т-щ майор, за что?". Ответом мне была нецензурная брань, общим смыслом которой было то, что мне необходимо подойти к окну и посмотреть, чем я замазал окна. Приблизившись к окнам я обнаружил замазанные стыки в рамах. На первый взгляд все хорошо, не идеально, но терпимо, щелей нет, каптер с дневальными с задачей справились. Продолжая соблюдать безопасную дистанцию и поинтересовался, а в чем, собственно, дело? В ответ комбат, помахивая дубинкой, сказал:

"Ты, с@ка, посмотри, чем ты замазал — это ж пластит!". И тут у меня мороз пробежал по коже. Я присмотрелся: действительно, пластит! Для непосвященных: пластит — чрезвычайно мощная взрывчатка, применяется в активной броне на танках для разрушения кумулятивной струи. Видели наверное, на наших танках такие коробочки по всей броне? В этих коробочках и есть пластит. Говорят, пластит — аналог пиндосовской С-4, но сам не знаю, врать не буду. Его чрезвычайно трудно заставить взорваться, можно стучать молотком, поджигать — бесполезно. Только детонация. На вид пластит как оконнная замазка: желто-коричневого цвета, липкий и тянется. Наши механы тихонько снимали пластит с танков и зимой жгли его маленькими кусочками чтобы согреться: горит долго и жарко, и дров не надо. И именно на нелегальный запас я и наткнулся в каптерке, каптер сам об этом ничего не знал.

Комбат орал: "Ты, скотина, всю казарму заминировал, осталось только взрыватель вставить! ".

Вот так я случайно побыл в роли сапера и "заминировал" всю казарму.

ручей, он перед моим носом, вдруг, закипел, вздулся огромным чёрным пузырём, превратившимся в здААААААААровенного, килограммов на 600, кабана, который сразу кинулся на меня, со всеми своими клыками и копытами... Молодость, крепкое здоровье и стабильная психика мгновенно развернули меня к дому и я, спасаясь от зверюги, явно вдвое перекрыл мировой рекорд по бегу с препятствиями. На третьей сотне метров, поняв, что кабан отстал, я развернулся и пошёл забрать брошенные вещи. Кабана нигде не было видно. Подошёл, взял всё своё, начал осматривать довольно большие кабаньи следы (ведь я тогда уже 25 лет был охотником) и захохотал. Кабан был килограммов на 180-200 (очень большой!), он выкопал в ручейке яму, улёгся для водных процедур и, наверняка, заснул. Когда я подошёл к его бальнеологическому курорту и хрустнул поломанной веткой, "парень" проснулся и весь покрытый илом и травой, почуяв опасность (от этих двуногих тварей всякого можно ожидать!), рванул вглубь леса, конечно, ОТ МЕНЯ! Налипшие на него ил, грязь и травы увеличили его размеры втрое + внезапность, потому мне показалось, что он нападал на меня. Судя по тому, что его следов больше в лесу мы не находили, кабан решил переселиться в другой, более спокойный лес...

и разбегались глаза. Мы хотели всё! Учитывая, что наши родители всё ещё боролись за своё место под солнцем, денег у них не было и последние лет пять нас не баловали ну совсем..

Мы работали в столовой, в нашу задачу было выносить и пополнять большие блюда за завтраком и ужином. Есть всё это нам, конечно, не разрешалось, для рабочих была отдельная столовая, туда изредка попадали торты, которые "перестояли", но это случалось крайне редко. А уж о том, чтоб вынести с собой, и речи быть не могло. Это было строжайше запрещено, и за этим следил вахтёр Менахем. А нам хотелось всего: и этих диковинных тропических фруктов, и воздушных пирожных и сыров. А выпечка... О, какая это была выпечка: маленькие круасаны с разными начинками, печенье и рулеты, и всё так вкусно пахло. Не, конечно, можно было пойти и купить, ну, во-первых, денег не было. Даже первой зарплаты ещё не получили, во-вторых, такие вещи стоят дорого, кило винограда, что подавали на десерт за ужином, стоил, как пол мои рабочих дня, и то -не в каждом магазине его можно было купить. И да, деньги мы тратить не хотели, не для этого мы пахали по 16 часов, чтоб торты себе покупать, тем более, что вот они, торты, прямо перед нашим носом. Оставалось только втихаря есть во время работы, это было трудно, но так делали все ребята-израильтяне, стягивали блюдо в подсобку и периодически забегали туда. Начальство делало вид, что не замечает. Но мы хотели большего, мы хотели взять домой, порезать красиво на тарелочки и сесть на берегу моря встречать алый закат.

Как вынести? А никак. Менахем был всегда на страже. Маленький злобный старикашка лет 45, но в 18 это -старикашка, он проверял сумки на выходе, кричал на нас и махал большой палкой. Когда на палку пожаловались, сказал, что отгоняет кошек, но мы были уверены, что, найди он у нас в сумке манго, то кошками станем мы, и — прощай, работа.

Каждый раз на выходе я была близка к нервному срыву. И хотя в сумке у меня ничего не было, сам факт проверки пугал, как и грубое отношение и крики. После того, как я уронила сумку и задержала всю очередь, получив лишнюю порцию криков Менахема, я сказала Римке, что всё, это -в последний раз. Завтра мы начнём его приручать. План мы обсудили ночью.

А на следующее утро мы начали с того, что стали с ним здороваться на входе и прощаться на выходе. Желать хорошего дня или хороших выходных. Стали интересоваться его здоровьем и спрашивать, не надоедают ли кошки.

Первый месяц он нас не замечал, смотрел сквозь невидящим взглядом, бормотал что-то под нос и махал своей палкой. Но мы не унывали. Так как надо было его приручить, а не соблазнить, то одевались мы скромно и аккуратно. Римка заплетала косички, а я -хвостик, одевали блузочки и застёгивали их на последнюю пуговку, и это -в 40-ка градусную жару Эйлата. Мы были вежливы и милы. Мы улыбались и терпели, думая о том, как добьёмся его доверия и, когда он перестанет проверять наши сумки, мы начнём наполнять их фруктами и сладостями. А пока мы мило улыбались и обливались потом от жары. Уже через месяц он искал нас взглядом в толпе, но всё ещё не здоровался. Потом перестал на нас кричать. Потом он стал пропускать нас без очереди. Спустя три месяца он впервые ответил на наше приветствие, и то, потому, что праздники были. В конце концов, он с нами заговорил. И тут мы обнаружили, что никакой он не зверь, а очень даже несчастный человек. Менахем один растил четверых детей, жена умерла. Дети хоть и подросли, но проблем не убавилось. Он рассказывал нам об Эйлате, о парке камней Тимна, о военных базах в горах, о службе в армии, о жене и детях. Мы по настоящему подружились. Наша первоначальная цель потеряла смысл. Он теперь был нашим другом, а не злобным противным старикашкой, а подставлять своего друга и воровать сладости, пользуясь его доверием, было низко, и мы не стали этого делать. Как все болтливые 18ти летние девчонки, мы разносили его рассказы по всей гостинице, и люди увидели его с другой стороны. Теперь почти все работники с ним здоровались, и он им отвечал. Его стали приглашать на вечеринки, конечно, он очень долго никуда не ходил, но мы его всё таки вытащили. На одной их таких вечеринок он "познакомился" с Катей, до этого она мимо него два года ходила, и они друг друга не видели.

Вскоре нас с Римкой уволили, точнее, уволили её за "хамство" начальнику, с которым она отказалась провести ночь, а я ушла из чувства солидарности. Оказалось, что Менахем знает всех старожилов города, и на следующее утро мы уже работали в другой пятизвёздочной гостинице, в баре для ВИП-персон, потому что за нас поручился Менахем, как за "благообразных и не развратных" девушек. Дааа, знал бы он, какие меркантильные цели мы тогда преследовали...

Потом я уехала учиться, жизнь закрутилась, и мы потеряли связь.

На прошлой неделе мы с мужем и детьми были в Эйлате, гуляли по набережной, дети бегали вокруг и сильно шумели. Я их постоянно окрикивала, когда услышала "эй, хватит кричать на детей, ты же была такой милой девушкой, что с тобой стало? "Я опешила, думаю: что за нахал? Поворачиваюсь, уже готовая порвать этого наглого старикашку на части, и вижу смеющуюся физиономию Менахема.

Он нас, как родных, принял, к себе домой позвал. Он тогда на этой Кате женился, она была мать-одиночка с маленькой дочкой на руках. Девочку усыновил, и у них ещё одна родилась. Разница между его старшим и младшей 20 лет. Он показывал фотографии внуков, благодарил нас с Римкой, называя ангелами, которые вытащили его из депрессии, и что, благодаря нам, он обрёл счастье и т. д. и т. п.. А я сидела и сгорала от стыда за те свои ужасные мотивы, за ложь и лицемерие, да и вообще за намерение воровать. Я ему, конечно, этого никогда не расскажу, пусть будет счастлив. Ведь в конце он по-настоящему стал нам дорог. Ну, а то, что породило эту дружбу, не так уж сейчас и важно.