В субботу еду в маршрутке, за рулём — пацан лет 20 с небольшим, рядом — его приятель. Почти все места заняты, музыка НЕ играет, т. е. довольно тихо. У водилы звонит мобила, он начинает разговаривать, особо никого не стесняясь (т. е. вся маршрутка отчетливо слышит его часть диалога). Реплики водилы:

— Да, привет, Иришка!

...

— Как где, на работе... ща по Ленина еду.

...

— Что говоришь? Тебя тошнит?

...

— И чё?

...

— Ща, погоди минуту...

[обращается к приятелю:

— Слушай, Вован, а если в девку кончить, её чё, через тридцать минут уже тошнить начнёт?

Вован отрицательно мотает головой.

Водила:

— Вот и я думаю — загон какой-то]

Опять в трубку:

— Слушай, Иришка, не может тебя так сразу тошнить... вот и Вован говорит то же самое. Это ты, наверное, чипсов несвежих наелась... или семечек немытых. Так что, иди — проблюйся, и не парь мне мозги.

Вся маршрутка в ауте.

ПОДХОДЯЩИЙ КАНДИДАТ

Рассказал знакомый.

В конце 90-х, после российского дефолта, я сидел на мели, и тут мне позвонил приятель и предложил подработать, участвуя в избирательной кампании в Мосгордуму. Как выяснилось, это были дополнительные выборы в одном из округов вместо выбывшего депутата. Наш кандидат позиционировался

В конце 90-х годов прошлого века приехал с проверкой в р. п. Шилово Рязанской области. Захожу в налоговую, слышу уже от входа страшный ржач из кабинета начальника. Открываю дверь в кабинет – за столом начальник налоговой, напротив управляющий казначейства, у обоих красные от смеха рожи, не могут остановиться. Читают районную газету. По экземпляру у каждого в руках.

— Чего ржёте, паразиты? (Оба мои сокурсники).

Отсмеялись, суют мне газету.

— Читай статью про Шиловский мясокомбинат.

А на мясокомбинате только что сменились хозяева. Местное руководство разогнали, навезли своих, московских. И напечатали в шиловской районной газете статью в качестве саморекламы и самовосхваления. Читаю очередной абзац (цитирую недословно, но смысл полный).

"Мы обновили оборудование, освоили новую технологию производства колбасы, привезли с собой молодых, грамотных технологов и специалистов, сменили руководство. Если при старом руководстве на мясокомбинате из 1-го килограмма мяса делали 2. 5 кг колбасы, то теперь мы делаем 12".

Я плакаль.

В 1990 уволился из армии и пошел работать на производство. Меня и еше одного товарища, Олега, тоже дембеля, прикрепили к деду Николаичу. Охренительный спец по ТНВД, заслуженный — дальше некуда: ордена и за войну, и за труд.

Начальство его боялось, как огня, а мы за его спиной жили, как сыр в масле. Наряды он нам сам закрывал, шабашками делился, и, самое главное — что мастера и инженеры к нам не заходили, Николаичу на глаза не хотели попадаться.

Только одно обстоятельство омрачало наше существование: ВСЕ трое не выговаривали букву "Р", все трое — русские, кстати. Друг друга то мы понимали без проблем, а вот постороннему человеку иногда было трудно нас понять. И вот однажды приехала какая то комиссия из Москвы. Решили ее повести по цехам. Ну, и куда же, как не к нам. Николаич — герой войны и труда, и новое поколение строителей социализма. Одели нас в новенькие комбезы, перед этим главный инженер пообещал нам разряды, Николаичу новое оборудование для цеха и много еще чего, лишь бы не ляпнули чего лишнего. Николаич поклялся на партбилете, что за новый стенд для регулировки ТНВД будет молчать, мы тоже поклялись на партбилете Николаича. Ну, и вот заходит САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ЧЛЕН комиссии и говорит нам: "згаствуйте", — и мы ему хором: "ЗГАСТВУЙТЕ". И сзади — тихий стон главного инженера: "б%%%ь"