Это было жарким летом 1998-года, когда я учился в Санкт-Петербургском Петровском Колледже. Колледж у нас был что надо, а вот мастерские — стандартное мастеровое здание 1913-го года постройки — красный кирпич, белые канты вокруг окошек, окна первого этажа — почти вровень с землёй, на них — решётки — короче, как тюряга. В мастерских у нас была практика — мы осваивали свою специальность на станках и верстаках. И, естественно, носили спецодежду. Я лично ходил в белом халате, как радиоэлектронщик, а токаря ходили в синих фланелевых куртках-робах, синих брюках и круглых шапочках с козырьком (очень напоминающих тюремные шапочки у "джентльменов удачи"). Вид у токарей был, как у зеков в трудколонии.

Шёл июнь, практика. Жарко...

Их мастерская единственная выходила на улицу. Улица была с очень узким тротуаром. Окна были почти у самой земли, на окнах — опять же решётки. Когда мастер уходил, токаря развлекались тем, что поливали прохожих (особенно девчонок) СОЖью — смазочно-охлаждающей жидкостью, по консистенции оч-чень напоминающей мужскую семенную жидкость:) Добраться до них, естественно, никто не мог. Но всё это — присказка. Вот, где сказочка начинается!

Был среди них один парень, хачек, которого все звали Мурат. Так как летом была дикая жара, он остригся наголо и стал совсем похож на зека. Чтобы усугубить это сходство, он ещё приделал себе на грудь номер. Те, кто носил робу, часто писали на спине через трафарет "Не влезай — убьёт", "127/220" и другие надписи масляной краской, поэтому никто ничего не сказал.

Как-то прохожу мимо окон их мастерской — такая картина. Окна изнутри открыты. Мурат держится за решётку и воет оттуда:

— Люди, подайте что-нибудь поесть. Сидим в тюряге, света белого не видим...

И какая-то сердобольная бабушка останавливается и начинает с ним говорить (окна — почти вровень с землёй).

— Тяжко, милок?

— Ох, тяжко, бабуська. Голодом нас морят, бьют каждый день!

Через пять минут бабка пришла с сеткой продуктов и стала пихать ему через решётку хлеб, молоко и яйца.

Второй случай был у ларька, к которому в обед все бегали пить пиво. Мурат по простоте душевной пошёл туда прямо в зековском прикиде — лысый, в робе и с номером на груди. Номер он носил гордо, как орден. Как раз у ларька "козлик" с ментами останавливается. Мурат встал-таки в очередь, но оробел. Менты сначала злобно косились на него, потом он, видно, достал их своим видом, и они его обступили, стали расспрашивать. Он боится рта раскрыть, стоит, голову опустил. А они — где сидел и всё такое...

А мы, надо сказать, стояли рядом в белых халатах. Видя, что дело дрянь, мы подошли к ним и сказали:

— Так, спокойно, это — наш клиент!

Менты посмотрели на нас — кто такие?

— Больница имени Кащенко. Санитары.

— Это — псих, что ли?

— Да нет, просто шизик.

— А-а-а, что же вы его отпускаете?

— Да не, мы за ним смотрим.

— Ну давайте. — купили пиво и уехали.

Мурат незаметно спорол номер и стал ждать, когда вырастут волосы.

Говорят, история эта имела место в каком-то городишке в древней Армении.

По случаю какого-то религиозного праздника в городе, местный правитель устроил торжества. Народ веселится и гуляет. Всюду смех и радость, шум и гам. А в это время правитель со своей свитой выходит на прогулку по главной дороге города. Грозного правителя народ приветствует

В молодости была у меня такая кошачья история.

Мы жили на квартире вместе с Анатолием, товарищем и сослуживцем. Номинально он был моим начальником и, одновременно, хозяином кошки. Кошка Масяня, которая жила с нами, не взрослая и не котенок. Подросток.

Анатолий позволял ей всё. Даже воровать со стола.

Однажды, мы сидели допоздна,

Случай произошел недавно со мной в маршрутном такси.

Сижу на заднем сиденье в Газели, достаю деньги за проезд и прошу впереди сидящего кавказца передать водителю деньги. Проезд стоит 12 рублей, подаю 102 рубля, чтобы сдачу дали без мелочи. Диалог:

— Передайте, пожалуйста, со ста двух один.

— Вай, дарагой, (передает водителю) со ста одын.

Водитель судорожно начинает отсчитывать сдачу, естественно, и мелочь (88 руб).

— Не со ста, а со ста двух.

— Вай, дарагой, со ста не один, а два.

Водитель начинает отсчитывать сдачу со ста рублей за два билета.

Маршрутка, понимая всю тонкость моего вопроса и специфики русского языка, начинает конкретно ржать.

— Со ста двух рублей один билет, — повторяю я громко, уже обращаясь к водителю.

— Слюшай, хватит над чэловэком издеваться, определись в концэ концов, сколько тэбя едэт... Ржали все, кроме меня и кавказца.

— Витя, сынок, да ты послушай тетю Милу! Она плохого не посоветует! Иди сюда, говорю! Витя появляется на кухне с полотенцем на плечах, присаживается к столу и наливает себе стаканчик.

— Ой, Витенька, быстро-быстро тараторит тетя Мила, — Такая хорошая девушка Наталка, да такая красавица! Витя опрокидывает в себя стакан: —