ОСТРАЯ ТЕМА

Есть у меня приятель в Сингапуре. Зову его? Педро. Это отдаленно похоже на первые слоги его настоящего имени. Опять же, познакомились мы на банкете, где я какое-то время думал, что он из Мексики. Меня он называет: "Серигари". И всякий раз улыбается при этом.

Педро — страховой юрист, толковый парень. Пару раз консультировался у него. А однажды помог.

Некая китайская компания понесла убыток во глубине сибирских руд. Мужчина из той глубины заказал технологическую линию, внёс аванс. А потом исчез — ни денег, ни привета. Оборудование специфическое, девать его особо некуда. Китайцы, не долго думая, заявили страховой случай.

Разбираться поручили Педро. Он прислал мне жалостливое письмо. В России, пишет, не был и не хочу, ничего не знаю, а пуще всего боюсь мороза.

Я выяснил, что сибиряк поссорился с женой и полностью утратил интерес ко всему, кроме алкоголя. К моему появлению, на его бизнес уже нашёлся покупатель, который охотно согласился принять на себя и китайский контракт, на условиях отказа от штрафов. Всё благополучно решилось без особых усилий с моей стороны, но Педро сделался обо мне такого высокого мнения, что аж неловко.

Через два года я оказался в Сингапуре, проездом. Не был уверен, звонить ли Педро, но позвонил. Тот примчался немедленно и повёз меня знакомить с семьей, по дороге показывая достопримечательности. Проживал Педро в небольшом аккуратном доме у воды, с собственным причалом и бумажными фонарями. За домом высились небоскребы, но, почему-то, не давили.

Семья Педро, жена и трое детей: мальчишка лет пять и девочки постарше, обедали на веранде. Сидели вокруг большого блюда с чем-то, похожим на плов, только цветастее.

Педро, видать, жену не предупредил, завидев нас, она всполошилась. Сказала, что немедленно приготовит что-нибудь специальное, поскольку их еда может показаться мне слишком пряной. Я просил её не беспокоиться, и глядя, с каким аппетитом ест пятилетний малыш, заверил, что люблю остренькое. Мы уселись за стол, Педро принялся рассказывать обо мне. По его словам выходило, что у них в гостях король севера. Я же, тем временем, навернул местного плова. Дыхание спёрло, тысячи игл вонзились в язык, слёзы полились из глаз. Пару секунд я ещё думал, что сейчас полегчает, но становилось только хуже. Меня, подхватив под руки, отволокли в ванную, где я с четверть часа лечился проточной водой.

Вернулся к столу. Взрослые выглядели виновато, дети смеялись. Старшенькие сдержанно, а младшенький ржал в голос, за что получил от отца подзатыльник.

— Сейчас будет омлет с креветками, это очень типичное сингапурское блюдо, совсем не острое, — поторопился сообщить мне Педро.

— Для кого не острое? — не без труда спросил я, – Для меня или для твоего сынишки?

— Совсем, совсем не острое! Для всех!

— А рис весь такой, — поинтересовался я, наконец переведя дух, — или мне попался самый жгучий кусок?

— Весь такой, — сообщил Педро.

— Как же вы его едите?

— Ложкой! — ответил за всех младшенький и показал мне свой столовый прибор из красной пластмассы.

Через час с небольшим Педро привёз меня обратно в аэропорт. Мы тепло расстались. Напоследок я спросил:

— А почему ты ни разу не назвал меня по имени за столом, а только по фамилии?

Вопрос явно застал Педро врасплох. Он забормотал что-то про большое уважение, но тут же громко рассмеялся, сделавшись похожим на своего пятилетнего сына.

Георгий Данелия вспоминал:

Mне надо было срочно вылетать в Москву. (Приемные экзамены на Режиссерских курсах.)

В авиакассе мне сказали, что на сегодня билетов нет.

Я показывал свое мосфильмовское удостоверение, говорил, что очень надо, врал, что срываются какие-то важные съемки, мне сочувствовали, но разводили руками.

Задумалась о смысле жизни. И думаю, что нашла для себя ответ.

Это быть счастливой. Это моя жизнь, и я должна быть счастливой. Ибо зачем тогда жить? Для чего? Все материальное останется тут после смерти, за этим гнаться не стоит. Да, это важно, но не должно превращаться в смысл жизни. Быть счастливой очень тяжело, ведь нужно понять, что именно приносит счастье, какие люди, какая работа, какие страны, какие занятия. Но другого смысла, я просто найти не могу.

Скрываю от жены часть зарплаты. Мне проще ей соврать, а не отказать. Сказал ей, что из-за всяких разных проблем доходы компании упали, из-за этого перестали платить премиальные, теперь сидим почти на голом окладе. На деле фирма живет и здравствует, зарплата неплохо выросла. Сам же перевёл зарплату на карту другого банка, приложения на смартфон не ставлю, смс сразу удаляю. На деньги, о которых она знает, покупаем, как правило, всё, о чём она просит. Просто мне это приходится делать, потому как если жена узнаёт о наличии у меня ещё каких-либо денег, то у нас сразу люстра какая-нибудь светит слишком тускло, коврик у входа вдруг изнашивается, годовалый телевизор устаревает, а без платных интернет-подписок на всякую хрень смысл жизни теряется. Список бесконечен и складывается в кругленькую сумму. К тому же, несмотря на разговоры, жена не понимает совершенно, что ЖКХ, бензин, связь и секции для детей не бесплатные. Вот и скрываю.

Через год после развала СССР пересекал я на поезде белорусско-польскую границу. В Бресте проблем не было, а на польской стороне — в Тересполе — мне чуть не испортили радостное настроение.

— Паспорт, — войдя в моё купе, хамовато распорядился пограничник. У него были маленькие серые глаза и большой сломанный нос.

— Вот, пожалуйста.