Некоторые из вновь прибывших в Израиль наших граждан полностью себя нашли, и у них прошлое плавно сомкнулось с настоящим. Так случилось и с моим другом."Замдирпонур доц ктм Я. Г. Шварц", такую резолюцию он накладывал на любой, даже на малозначимый документ. Эта диковенная абракадабра расшифровывалась так: заместитель директора по научной работе. доцент, кандидат технических наук Яков Григорьевич Шварц. Скромно и со вкусом. Дальше следовала залихватская потпись и дата.
Работал он в научно-исследовательском институте, где его ценили как классного специалиста, кроме того, он состоял в КПСС и был активным общественником. Но в душе считал себя сионистом, по субботам втихаря посещал синагогу и мечтал поселиться на исторической рогдине.
Когда в конце 80-х появилась узкая щель в неприступном советском железном занавесе, в неё устремился бурный поток наших соотечественников: одни в поиске свободы, другие в надежде на лучшую жизнь, а третьи и вовсе за вкусной и здоровой пищей, с которой в то время у нас была напряжёнка. Последних за рубежём так и прозвали: "колбасная эмиграция". Активно засобирался и Яша.
Русская жена, как могла отговаривала, пугала непримиримыми арабскими соседями, трудным ивритом и знойным пустынным ветром хамсином, но Шварц не дрогнул. Теперь они живут в красавице Хайфе в уютной квартире с видом на Средиземное море. Всей семьёй торгуют на ранке продуктами, в свободное время нянчат любимого внука. Иврит он так и не освоил, до он ему не очень то и нужен, пол Хайфы изъясняется на великом и могучем.
Теперь у нас с Израилем много общего: свободы, хоть ложкой хлебай, колбасы и того больше, и террористов хватает. В Израиле жизнь тоже не сахар: экономический кризис, безработица, постоянные ракетные обстрелы со стороны дружелюбных соседей. Многие возвращаются и с горькой иронией говорят: "Каждый еврей должен жить в Израиле, но только по очереди".
Я часто там бываю в гостях у родственников. В выходной день хожу с Яшой на море, смакуем привезённые мною донские рыбцы под израильское пиво. Каждый раз он осыпает меня градом вопросов о Ростове, и я подробно рассказываю, что где построили, что дороги такие же поганые, зато автобусов стало больше чем пассажиров, автомобили заполнили город до предела и вообще, есть всё, в дефиците только деньги.
Однажды Яша, правоверный еврей, меня озадачил: он, смущаясь, признался, что соскучился по российскому салу, которое толстое, в четыре пальца, с прожилками мяса и чтоб с дымком. По религиозным законам иудеям и мусульманам употреблять в пищу свинину — страшный грех, но если хочется...
Вспоминается такой анекдот: в институте Патриса Лумумбы двое африканских студентов съели третьего. Следователь их спрашивает: "Вам что, кушать было нечего? Ведь у вас стипендия больше, чем у советских трудящихся зарплата, зачем же вы слопали приятеля?"."Домашненького захотелось!" — отвечали они.
И вот, выполняя Яшину просьбу перед очередной поездкой в Израиль, иду на центральный рынок. Торгующих салом оказалось два длинющих ряда. Товар отборный, на все вкусы. Продавцы наперебой расхваливают свой товар, а я, согласно Яшиной инструкции, придирчиво выбираю. Одна разбитная тётка не выдержала: "Мужик, ты чё такой переборчивый, небось не корову покупаешь, бери у меня, мой товар ещё месяц назад хрюкал!"."Бабы, — взмолился я — если бы вы знали, куда я повезу сало, вы бы со своих скамеек попадали". Среди торгующих возникло оживление, они стали гадать, куда ж я повезу их продукт. Одна осведомлённая дама предположила, что в Чечню, её перебила молодая, политически грамотная: "В Чечне своих свиней хватает, наверное в Иран, там за это дело и засудить могут"."Нет, — говорю — гражданочки, не угадали, в Израиль я повезу ваш провиант. Разочарованные продавцы враз потеряли ко мне интерес, только та, молодая посрамила меня: "Тю на тебя, дядька, нашёл чем удивить, да у нас в Израиль евреи покупают сала больше, чем хохлы в Украину".
* * *
* * *
Вспомнилось...
Преамбула:
Те, кто жил в деревне, знают, что когда забивают быка, надо ему отрезать его мужские достоинства(то бишь яички), т. к. холестерин выделяется в мясо и оно невкусное становится. Обычно один человек бьет кувалдой быку в лоб, а другой в это время ножницами — чик...
Амбула:
Решили двое мужиков быка забить, бо время уже пришло ему перестать жить. Ну, как положено, один с кувалдометром наизготовку, второй с ножницами у быка под брюхом. На счет "три" начинают. Замах... и головка кувалды СЛЕТАЕТ!!! Ну а второму-то не успеешь крикнуть и этот мужик, который с ножницами, аккуратненько лишает быка его главного украшения!.. Хорошо еще, что дело в каком-то сарае было. В общем, когда односельчане часа через 2 пришли проведать этих быкоубийц, застали такую картину — эти двое висят под потолком на стропилах, а внизу бушует разъяренный бык, правда, уже ослабевший от кровопотери. В общем, быка пристрелили, а мужиков до вечера отпаивали водкой. Как говорится — и смех и грех... * * *
В конце августа 60-х, аккурат ко дню шахтёра, руководство шахты "Стахановский забой", которую ехидные жёны горняков окрестили "СтаКановский заПой", осчастливило своих пролетариев зарплатой одновременно с премиальными. Получив на руки внушительные суммы, рыцари отбойного молотка и совковой лопаты, не мешкая, рванули на волю.
Но не тут-то было: не всем удалось без потерь просользнуть проходную шахты, где многих подстерегали дальновидные жёны. Умудрённые многолетним опытом, они отлавливали зазевавшихся мужей и с боем конфисковывали львинную долю барыша в фонд тощего семейного бюджета. С потерями миновав коварную таможенную преграду, узники подземелья направились прямиком в ближайшую "стекляшку" — так называемое кафе "Уголёк", где кофем, естессно, не пахло. Как обычно, их встретил стойкий дух кислых щей и пригоревшего лука. Вскоре на столах воцарилось изобилие алкоголя самой различной мощности: водка, бормотуха, пиво и даже чуждый рабочему люду "шампусик", выставленный от душевной щедрости и для куражу. Ассортимент же закусок был по-спартански скуп и ограничивался традиционными макаронами по-флотски, килькой прянного посола и салатом из квашенной капусты.
Торжество удалось на славу, и, когда были спеты любимые песни типа "Распрягай-ты, хло-опци конив..." и окончательно выясено, кто, кого и за что уважает, обнаружилось, что не все трудящиеся в состоянии продолжить праздничный марафон и сомостоятельно добраться до дома. Сошедшие с дистанции устроились на ночлег под густыми кустами , расположенного невдалике городского парка. А один член бригады коммунистического труда, не найдя подходящего места, улёгся у изваяния своего кумира да так и уснул, нежно обняв гипсовые ноги вождя мирового пролетариата.
Самые стойкие гегемоны разбрелись по ночному шахтёрскому городку в поисках приключений на свою известную часть организма. Как правило, после таких мероприятий, сплочённые ряды горняков заметно редели, и прямо пропорционально заполнялись койки местной больницы.
К чести молодого шахтёра Степана, он после торжественного застолья отправился прямо домой, заглянув по пути в одно подпольное учреждение, где предпреимчивая гражданка, вопреки преклонным годам, трудилась круглосуточно, выдавая "на гора" десятки литров популярного народного напитка, уталяя жажду страждущих за весьма умеренное вознаграждение. Её постоянными клиентами были представители всех слоёв населения: рабочие, интеллигенция, беспартийные, члены КПСС и даже участковый милиционер, который в виде исключения обслуживался бесплатно.
К своему дому Степан добирался на ощупь, часто спотыкаясь в темноте: лампочки фонарных столбов исправно крушили из рогаток юнные ленинские внучата. Он с трудом протиснулся в калитку своего двора. Ему навстречу устремился дворовой пёс Пират, но, учуяв знакомый сивушный запашок, вежливо вильнул пушистым хвостом и нырнул в будку, от греха подальше.
Скинув с себя одежду, Стёпа отправился в спальню и плюхнулся в супружеское ложе. Попытался обнять свою необъятную половину с вполне конкретным намерением, но жена холодно отвергла его робкие домогательства, буркнув что-то невразумительное, и демонстративно отвернулась к стене.
Потерпев фиаско на амурном поприще, Стёпа почувствовал, как на смену возвышенному чувству явилось вполне земное — чувство голода. В потёмках он побрёл на кухню, и, руководствуясь исключительно обонянием, обнаружил на подоконнике ещё тёплую миску с едой. В считанные минуты опустошил объёмистую посудину, вернулся в спальню и сразу же заснул.
Утром его разбудил сварливый голос супружницы: "Эй, стаКановец хренов, ты зачем вчера кормил Пирата, он вечером не доел, я ему на утро оставила!".
