Новые истории от читателей

изображением Ганеши. А еще - перекрыть, наконец, мой стол, с которого годами исторически отпадает вся краска – и даже сделать из него что-то типа "прованса". Закрасить потёртостями, покрыть золотом, патиной. Улучшить мою жизнь, сделать ее побогемнее. Создать у меня самой обо мне впечатление, что я - не конченная.

И вот сидим мы, немного ужинаем. Она – пьет винище в три горла, заедает это все ассорти шашлыка, ковыряет вилкой тарелки сырную и фруктовую, а я скромнейше пожевываю рукколу. Мимодумно рассуждаю внутри себя: нормальные у них доходы лет в двадцать-то. Неужели Ганеши столько стоят примерно? Я в их возрасте вынужденного дебилизма в ресторанах заказывала воду с лимоном. А наедалась уже дома, картошечкой. При этом, ресторан дорогой. Чтоб вы прям понимали – Новиковский. Там счет за это все тысяч семь. Потому что вино она пьет недешевое, даже я постеснялась бы такое заказывать.

Досидели. Зарождалась неловкая ситуация. Я обычно, особенно, если старше, успешнее – либо вот сама этот ресторан беру – и оплачиваю, либо делю общий счет пополам, потому что ну [фиг]ли тут вообще высчитывать. Но у меня – руккола, а у него – пир Валтасара. Неудобненько вроде бы получается. Приносят счет. Она его фотографирует, открывает свои там соцсети какие-то и чего-то постит туда зачем-то. Я ее спрашиваю – Мила. Мила зовут. А что ты делаешь, Мила милая?

А Мила запостила чек ресторана и спрашивает подписчиков, кто оплатит ей удовольствие. Через секунду начинает булькать приложение банка – и в Милу летят донаты подписчиков.

Нет, это не оценочный пост. Не пост зависти. Не пост возрастной идиотки, которая считает, что вот мы-то страдали, зарабатывали в поте лица, рожали в поле, носили водицу в вёдрах, готовили на костре в пионерском галстуке, а посуду мыли камнем в пруду. И вы тоже! Ваше поколение, которым мы оставим воздвигнутое нами здание – должны. Должны узнать, а почём фунт лиха. Но это пост удивления легкого. Ну, вот распаковывает она трусы. Ну, вот мажет рожу какой-то косметикой. Неужели этого, [м]лядь, достаточно, чтобы быть благодарной ей вот настолько, чтобы оплачивать шашлык в ресторане?

Спрашиваю её: у тебя так часто? Постоянно – говорит, – у тебя иначе? Это потому, что у тебя боль несоответствия. Понимаешь, меня кормят деды, в основном. Падкие на молодость, озабоченные. Им семь тысяч ввалить – как два пальца же. А вот ты, наоборот, милфа получаешься. И твоя аудитория – двадцатилетние мальчики. Ну, откуда у них семь тыщ? Вот и страдай, я сочувствую.

И такая у неё была умудрённая рожа, такая в этом всем циничная философия, что я плюнула на Ганешу-то, передумала. И вообще от впечатлений едва не расплакалась. В свои двадцать я заказывала воду с лимоном, а наедалась дома картошечкой. Зато знать не знала тогда о дедах, милфах и принципах монетизации на трусах, шашлыках и всей этой дичи.

Alena Chornobay

непонятки с призывом и т. п. )

В итоге за "студентов" взялись сразу по двум направлениям -- официальному, т. е. офицеры, которые от безделья уже вешались, а тут сразу несколько сотен "курсантов" (у нас взводами майоры командовали) и неофициальному (дедовщина), когда небольшое, но сплоченное землячество представителей народов с орлиным профилем, сидящих на теплых должностях каптерщиков, кладовщзиков и т. п. , наехало на нас и попробовало взимать дань в денежном, продуктовом и натуральном (работы на их благо, а не то, что подумали) виде.

От офицеров, понятно, отбиться не удалось, так что полугодовой курс молодого бойца нам пришлось осилить за месяц. Причем со сдачей экзаменов как по ВУС, так и по общей подготовке. Слава богу шагистикой не мучали.

А вот с "дедами" пришлось вначале тяжело, правда те очень быстро сдулись -- сложно гнуть пальцы на "стрелке", когда твоих пришло человек десять, а "салабоны" почти в полном составе, так что все ограничилось воплями типа "Вы не мужчины, давайте один на один".

Попробовали зайти с другой стороны - стали ловить нас по одиночке.

Все прекратилось, когда однажды на помощь "курсанту" непонятно откуда вылез боец в форме старого образца, причем не первой свежести. Его слов: "Студентов не трогать. Мы с ними по вечерам в волейбол играем" хватило, чтобы деды с извинениями растворились в ближайших кустах.

Это оказался один из стройбатовцев, что жили в соседней с нами казарме и с которыми мы делили по вечерам ближайшие спортивные площадки, устраивая целые сражения в футбол и волейбол.

P. S. Стройбат к учебному полку отношения не имел, просто временно жили на территории, т. к. возводили очередные корпуса в военном городке.

и наткнулся на вельветовую верёвку. Посмотрел по сторонам - никого, смотрю дальше вроде закуток какой-то как раз для меня перекурить.

Перешагнул через верёвку, прошёл пару шагов и вижу какая-то неприметная дверь. Ну дверь и дверь, стою курю. Вдруг послышался шепот какой-то и возня, я через плечо глянул и обомлел - там в кустах прятались люди с камерой и микрофонами на штангах. И один из них без каких-либо разъяснений подходит ко мне и, не слушая моих возражений, накидывает на меня как бы альпинистскую разгрузку и пристёгивает на спине за карабин какую-то верёвку. Я стою и пытаюсь рукой отстегнуть нах[рен] этот карабин, но на меня шикают люди из кустов. И вот, пока я всецело занят не лезущим ни в какие ворота вторжением в моё личное пространство, дверь с грохотом распахивается, и оттуда выплескиваются звуки перепалки. Начиная предчувствовать х[ер]ню, поворачиваюсь на шум. А из дверей на меня выскакивает, не поверите - Жан, [м]ляха муха, Клод Ван Дамм с искажённым яростью лицом. Уже постаревший, но узнаваемый. И встаёт передо мной в боевую стойку.

Я со стороны себя не видел. Наверное, очень глупое лицо было. Но это никак не оправдывает того, что этот [ч]удак ни с того ни с сего кааак у[дол]бёт мне ногой в грудак с вертухи! Я как раз начал делать приветливое выражение, чтобы попросить селфи там или еще чего, а тут на тебе, Олега, и селфи, и страдания - прилетело так, что в груди что-то пискнуло без моего участия. Я успел по древнерусской былинной традиции крикнуть "с@кабЫляааааа! ", и сразу оторвался от земли и полетел, выпуская воздух и, вроде, газы.

Это меня за верёвку дёрнули назад и вверх. Красиво лечу, на лице разные выражения сменяют одно другое. Жопой влетаю в кусты, ожидая сложных переломов и инвалидности, но очень аккуратно приземляюсь на маты. А Ван Дамм с совершенно зверским лицом постоял секунду, не опуская ноги, а потом спрашивает со страшным бельгийским акцентом "Ху ар ю? " Так с этого, дебил ногожопый, и надо было начинать, а ты сразу пацану уширо маваши гери в грудь. Сигарету мою не нашли, кстати - наверное, проглотил.

Так что же оказалось. грёбаный каскадер опоздал или свернул не туда, короче, на этом месте должен был стоять чел с сигаретой, и собственно стоял чел с сигаретой. Должен был вандаммовский сандалик из чьей-то грудной клетки выбить пыль - и выбил. Так что все правильно во вселенной, баланс не нарушился. Курить я бросил, кстати...

бежать в Латвию. Дочка брата-инженера помогала в сборах. Особых ценностей уже не было, разве что старый фарфоровый кофейник, что та бережно завернула в телогрейку.

В поезде было зябко и бабка полезла за телогрейкой. Вместо кофейника был завернут кусок кирпича. Это был последний привет от древних греков. В Двинске их приютил дедов брат. Родня сразу же объявила сбор гуманитарной помощи. Несли тарелки, ложки-вилки, американские платья из гуманитарной помощи для девочек. Бабка приехала с моей матерью и теткой.

Домик дедова брата Антона находился на городской окраине между лесом и озером. Озеро кишело рыбой и раками, лес грибами и ягодами. Много было лосей. Помню, как у них рыбу мы запекали в глине.

И когда детей немного откормили, то оказалось, что девочки совсем дикие. Старшую, мою тетку, было решено отправить на перевоспитание к сестре деда Ядвиге на хутор. Ядвига была умной и продвинутой женщиной. Дочка ее жила в Канаде с англичанином. На конкурсе "Мисс Латвия" та получила голубую ленту симпатий и предложение от англичанина, сраженного ее красотой.

И вот в этом мини-пансионате тетку учили правильно вести себя за столом, прямо ходить с томом энциклопедии на голове, латгальскому и прочим вещам. Но увы! Древнегреческое пробивало у них всю жизнь.

Моя бабка была бестолковая до пи[c]еца. Раз потащила меня в общественную баню, хотя в "сталинке" у нас был "титан". А на каком-то утреннике меня маленького посадила рядом на стул с перекидным сидением и я провалился вовнутрь. А свое время я проводил на балконе пятого этажа. По донбассовской всем она давала клички от "сцуля" до "хлыща". И носила греческий прикид из каракулевых пирожка и шубы. И соответственно ни с кем не могла сойтись.

Иногда она зависала у кухонного стола на пару часов. Но среди всех ее несуразностей характера у нее был один талант. Она великолепно рисовала. Могла сходу на зеленом листе старой амбарной книги изобразить простым химическим карандашом гроздь рябины. Это был второй Куинджи.

На рисовании в местной школе наш еврей учитель рисования нам рассказывал. Архип Куинджи из Мариуполя единственный российский художник мирового уровня. Я еще искал его "Ночь на Днепре" в Русском музее. Стены там были задрапированы мазней Репина, Верещагина и Брюллова. А его фантастическая картина была пристроена в дальнем углу на стенде.

В конце концов бабка затосковала и тяжело заболела. Потом ее, как безнадежную выписали, и она отправилась умирать к себе на родину. Зачем-то прихватив меня с собой. Это было мое первое большое путешествие по заплеванным вокзалам Орла и Харькова, c хождениями по Новочеркасской толкучке под золотыми куполами внушительного собора.

И я рисую. Намного получше моей племянницы- знаменитой украинской художницы. Гены ушли в другом направлении.

Сталина. В докладной записке чекиста сухо сказано: «№ 73 предложил прогуляться. Ибрагим произвел выстрел. № 73 повалился, не издав крика. Сыроежкин выстрелил в грудь. Подождав десять минут, когда пульс перестал биться, внесли тело в машину». Так закончилась жизнь человека, который пытался торговать тайнами и судьбами целых государств.

Рейли родился 24 марта 1873 года в Одессе, предположительно под именем Соломон Маркович Розенблюм. Его отец был врачом и судовым маклером, мать — Софья Рубиновна, обедневшая дворянка. Позже он столько раз выдумывал себе биографии, что в каждой стране представлялся кем-то новым: то сыном ирландского капитана, то потомком русского дворянина, то уроженцем Гродненской губернии. Еще мальчиком он отличался наблюдательностью и редким умением читать людей по лицу, голосу, жестам. В порту он слушал иностранных моряков, подхватывал языки, копировал манеры и акценты. В юности поступил на физико-математический факультет, попал в революционный кружок и вскоре был арестован охранкой. После освобождения инсценировал собственное самоубийство, сбежал и под чужим именем пробрался на британское судно, направлявшееся в Южную Америку.

В Бразилии он жил под именем Педро, спас британскую экспедицию от туземцев и получил благодарность, деньги и гражданство. Другая версия утверждает, что он оказался в Лондоне после того, как в Париже вместе с сообщником убил двух итальянских анархистов и присвоил их деньги. Так или иначе, в Англии он превратился в Сиднея Джорджа Рейли. Женился на богатой вдове, чей муж умер при странных обстоятельствах, и открыл фармацевтическую контору. В этот период у него был роман с писательницей Этель Лилиан Войнич — говорят, именно он стал прототипом Овода. Женитьба сделала его богатым и дала возможность исчезнуть как Соломон Розенблюм, начав новую жизнь как британский джентльмен.

К этому времени Рейли уже сотрудничал с разведкой. Его кодовое имя было ST-1, позывной — «Туз». Он умел быть кем угодно: торговцем, инженером, лётчиком, антикваром. В конце 1890-х работал при английском посольстве в Петербурге, участвовал в нефтяных проектах, а затем оказался на Дальнем Востоке. Ходили слухи, что именно он продал японцам планы укреплений Порт-Артура. После этого был Париж, Берлин, Нью-Йорк. Он продавал оружие, нефть и секреты — всё, что приносило прибыль.

В 1917 году грянула революция, и Рейли решил вмешаться в самую опасную игру — свержение большевиков. Он участвовал в заговоре, позже известном как «дело Локкарта», готовил арест Ленина и правительства прямо в Кремле. На операцию британская разведка выделила свыше миллиона рублей. Но ВЧК уже знала всё. Сработала агентурная сеть Дзержинского, и заговор провалился. Аресты следовали один за другим, но Рейли сумел скрыться. Позже он писал: «Я был в миллиметре от того, чтобы стать властелином России».

После неудачи он стал советником Черчилля, а затем оказался в штабе белогвардейцев Деникина, действуя как связной британской миссии. Но и там его манила лишь собственная выгода. Для советской контрразведки он был слишком ценным трофеем, чтобы оставить в покое. В 1920-е годы чекисты организовали блестящую операцию «Трест» — фиктивную антисоветскую организацию, которая якобы готовила переворот. Рейли поверил, что возвращается в Россию «спасать Родину», перешёл финскую границу и сразу попал в руки агентов ГПУ. Два месяца допросов, прогулок под охраной, и — выстрел в Сокольниках.

После его смерти по миру пошли слухи: будто Рейли жив, будто сбежал, будто работает на большевиков или прячется в Южной Америке. Британцы, впрочем, сделали из него легенду, превратив шпиона в символ разведывательной доблести. Позже Ян Флеминг, сам сотрудник MI6, вдохновился его образом, создавая Джеймса Бонда — того же авантюриста, холодного, обаятельного и вечно стоящего между женщинами, властью и смертью.

Современники говорили о нём: «Очень умный, образованный, на вид холодный и необыкновенно увлекающийся. Для друзей — свой человек, для остальных — закрыт, как ставнями». В энциклопедии «Британика» он значится как один из выдающихся разведчиков XX века. Похоронен без имени, во дворе Лубянской тюрьмы. Но в какой-то степени он и сегодня жив — в каждом мифе о супершпионе, который спасает мир, в каждом герое, говорящем фразой: «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд». Ведь задолго до Бонда был он — Сидней Рейли, король шпионов, человек, который сумел обмануть всех, кроме собственной судьбы.

Из сети

А точнее, их отсутствие. Конечно, в своё время, меня с ровесниками, так же, как и его сейчас, обучали рисованию в школе. Причём, судя по отметке «хорошо» в аттестате, я даже был не безнадёжен. Но, увы, процесс эволюции неотвратим и, видимо, вместе с жабрами, со временем у меня пропала способность творить шедевры.

По факту, не умея рисовать, я многие годы не испытывал от этого вообще никакого дискомфорта. Меня всего один раз в старших классах школы привлекли к изготовлению вывески над входом с напутственным лозунгом к выпускникам. Но вместо того, чтобы ограничить моё участие в этом процессе на финишной стадии (прикрепить готовый баннер проволокой к козырьку) мне поручили нарисовать несколько цветов вокруг текста. Украсить, так сказать, готовый продукт. Это было ошибкой. Хорошо, что уже после первого «цветика-семицветика» мою работу проконтролировали и баннер смогли спасти. После этого случая, как говорится: «слава бежала впереди героя» и у меня отбирали кисти и краску, едва я собирался красить что-то, кроме забора.

Наш отпрыск, в полном соответствии с законами генетики, перенял мои навыки в рисовании. Что там у него с жабрами, я не проверял, зато в живописи он своими способностями точно не блистал.

Тем более неожиданным для меня стал скандал, который разгорелся в школе, где учился Сашка, и связан он (скандал) оказался именно с предметом «Изобразительное искусство». Но, обо всём по порядку.

Дело было осенью в конце первого триместра (чем им «четверти» не угодили? ). В этом учебном году (пятом по счету) у нашего отпрыска начались уроки по предмету ИЗО. И, хотя, с первого сентября прошло немного времени, его с лихвой хватило Сашке на то, чтобы несколько раз привести молодого педагога в замешательство.

Звали её Наталья Николаевна. Жила она где-то недалеко от нашей школы и, закончив год назад институт, «временно» (пока не найдёт богатого мужа или место работы получше) устроилась в неё учителем ИЗО. Год пролетел быстро, пошёл второй. Муж (любой) и работа (хорошая) найдены не были, а плохое настроение и раздражительность «накрывали» молодого педагога всё чаще. А ещё, как сообщила мне супруга, среди родителей учеников поползли слухи о частых визитах нашей «учительницы прекрасному» в вино-водочный отдел ближайшего супермаркета.

В тот обычный сентябрьский день Наталья Николаевна в очередной раз пребывала в состоянии чёрной меланхолии. В этот раз она бесцельно смотрела в одну точку за окном, сидя за своим столом в кабинете ИЗО. Наконец перемена подошла к концу, прозвенел звонок на урок и вместе с ним к ней на занятие шумной ватагой ввалился Сашкин класс. Под хмурым взглядом педагога весёлые дети растекались по своим местам. Чем-то это было похоже на извержение лавы на заснеженный склон.

Учительница ИЗО видела подобное ежедневно, поэтому никакого сходства с вулканом не замечала. Она усадила учеников, достала из шкафа чучело вороны и поставила его на трибуну. Все замолчали и смотрели на пыльный экспонат с пугающим взглядом стеклянных глаз. В наступившей тишине педагог поставила задачу: каждому нарисовать эту птицу в своём альбоме. Красками! Срок – до конца урока.

Времени было немного, и дети торопились. Сашка тоже старался изо всех сил. Он нарисовал овал с пропорциями дыни-торпеды и водрузил на него круг размером с дыню-колхозницу. Наталья Николаевна ходила между рядов парт и, заглядывая через плечи учеников на их рисунки, раздавала комментарии. «Следи за пропорциями: у тебя голова очень большая», - услышал он брошенную ему реплику. Уменьшить что либо, нарисованное красками, было нельзя, поэтому наш сын попытался увеличить размер туловища вороны. К его разочарованию, заданный размер дыни-колхозницы требовал для дыни-торпеды намного больше места, чем у него было на альбомном листе. Места катастрофически не хватало, и наш отпрыск решил начать сначала.

Сашка перевернул блестящий невысохшей черной краской лист и начал заново. Теперь он внимательно следил за размером головы и успел до следующего обхода Натальи Николаевны нарисовать большое туловище, маленькую голову и крылья. Получилось что-то похожее на индюка, но совсем не похожее на пыльное чучело вороны.

В этот раз учительница даже остановилась около юного художника, рассматривая его работу. «Голова маленькая, - сказала она наконец. – Увеличь её и добавь глаза, клюв и лапы. И поторопись – скоро конец урока! ».

Сашка засопел и взялся за работу в ускоренном темпе. Голова была увеличена, но чтобы не получилось, как в первый раз, только по вертикальной оси. Получилась вторая дыня-торпеда, стоящая на первой. Клюв получился на зависть дятлам: острый на конце, слегка кривой, зато длиной с половину туловища! А вот с глазами возникла заминка. Юный художник не знал, каким цветом их нарисовать. Попробовал коричневый – их оказалось не видно. Нарисовал красным – получился какой-то вампир. Использовал голубой, но посмотрел на чучело и понял: что-то не то.

Наталья Николаевна объявила о сдаче работ и убрала экспонат дальше собирать пыль в шкафу. Сашка добавил две больших капли белой краски на глаза своего творения и с ужасом вспомнил, что ещё нужны лапы. Сколько у вороны пальцев он не знал, а образец уже убрали. Задумавшись, наш парень смотрел, как смешиваются краски на нарисованных им глазах неведомой науке птицы. Побеждали белый и голубой цвета. Они смешались в светло голубой и немного растеклись, став больше. Сашка взял на кончик кисти черную краску и точно в центре кругов поставил маленькие точки.

Прозвенел звонок. Одноклассники нашего сына относили свои альбомы в открытом виде на последние парты и убегали на следующий урок. Сашка решительно макнул кисть в коричневую краску и нарисовал две толстые ноги внизу туловища. «Сколько же у неё пальцев? » - лихорадочно думал он. Что-то нарисовать было надо. И юное дарование решительно добавило по четыре пальца-сосиски на каждой ноге. «Ногти! » - осенило его. Макнув ту же кисть в красную краску, он покрасил птице кончики пальцев.

Осмотрев результат своего труда, Сашка был в целом доволен. Ворона, конечно, получилась не очень. Зато он нарисовал птицу! Это был черный индюк с приплюснутым с боков черепом, очень длинным клювом, глазами панды и мускулистыми ногами с ярким педикюром.

«О, Боже! »- услышал он голос Натальи Николаевны, подошедшей к единственному оставшемуся в классе ученику.

Звонок прозвучавший недавно, известил о начале большой перемены. Желая показать коллегам, что она тоже ведёт непростой предмет, преподаватель ИЗО взяла Сашкин рисунок с собой в учительскую. Там творение юного художника вызвало нарастающую волну смеха среди педагогического состава школы. А гогот физрука, несмотря на закрытую дверь, разносился на весь этаж.

- Вы бы, Наталья Николаевна, не заставляли детей рисовать мутантов, - вытирая слёзы, сказала заслуженная учительница биологии.

- Это – не мутант, - пролепетала удивлённая реакцией коллег учительница ИЗО.

Физрук с красным от смеха лицом, наконец смог прекратить гогот, сделал вдох-выдох и спросил:

- Как не мутант? Разве это - не комар-убийца? У него вон и когти в крови. Дайте я снимок на смартфон сделаю.

- Это – ворона, - тихо ответила Наталья Николаевна.

От взрыва смеха в учительской едва не выбило окна, а преподаватель, пусть физической, но всё-таки культуры, издавая скулящие звуки, выронил телефон и согнулся пополам.

- Это по вашей части! – успел он сказать «биологичке».

Потом «Ворона» стала хитом Интернета (правда, всего на несколько дней), а нашего сына знали все учителя школы. Но это было потом, а пока к произошедшему можно было бы отнестись с юмором, если бы в электронном классном журнале за тот урок у Сашки не появилась вполне реальная, совсем несмешная «двойка». Моя супруга Кира получила сообщение об этом факте на электронную почту, допросила пришедшего из школы сына о деталях и начала действовать. Она через Родительский комитет и классного руководителя за пару часов собрала о Наталье Николаевне столько информации, что можно было снять о ней сериал, серий так на десять.

Вооруженная знаниями Кира не хотела откладывать разговор и планировала поговорить с учительницей на следующий день. Та, как оказалось, тоже аккуратно собрала информацию о нашем сыне и о нас (его родителях), и хотела пригласить на следующий день одного из нас в школу.

Дело было в будний день. Я был на работе. Про ворону и «двойку» мне было неизвестно. А вот телефонные мошенники звонили постоянно, каждый раз придумывая новые схемы обмана. К их звонкам все уже стали привыкать, ну или, как минимум, были готовы.

Не дозвонившись несколько раз до Киры (она как раз «висела» на телефоне, собирая информацию), Наталья Николаевна набрала мой номер. Я однозначно идентифицировал её, как мошенницу и, немного поприкалывавшись над тем, что она кого-то не аттестует в триместре, сказал, куда она может деть свой аттестат вместе с вороной. Потом я спросил её нужен ей весь номер моей банковской карты или только три цифры на обороте или может быть ей дать мой пароль от Госуслуг. Она как-то странно вела себя для мошенницы, но я списал это на неопытность и прочитал ей нотацию, что использовать детей в своих схемах нельзя. Она робко спросила, ждать ей меня завтра в школе после пятого урока или нет. На что я сказал ей, что встретимся завтра утром под мостом в противогазах и довольный собой сбросил звонок.

Выждав паузу, Наталья Николаевна набрала номер Киры и договорилась с ней о встрече в кабинете ИЗО на следующий день. Моя супруга предложила учительнице прийти на встречу вместе со мной (если мне удастся «отпроситься» у начальника), но та сказала, чтобы я не беспокоил своё руководство и спокойно работал.

Встреча прошла результативно. Кира передала мои извинения Наталье Николаевне за недоразумение при нашем общении. С Сашкой провели несколько дополнительных занятий и он не только был аттестован в триместре, а и в школьном аттестате по ИЗО имел отметку «хорошо». Я с Натальей Николаевной так и не встретился. А её визиты в вино-водочный отдел объяснялись наличием там солёных тыквенных семечек, которые очень любила учительница ИЗО.

***

2025 год