Свежие истории от 4 января 2011

моментом, его теща решила одним выстрелом двух зайцев убить – новосёлам поднести подарки и освободиться от лишнего хлама, который было не продать, а выбросить жалко. Заказала машину с грузчиками, наполнила её убогим скарбом: потертым ковром, ветхими стульями, тумбочками, видавшей виды посудой. Но главным козырем её щедрости являло собой старинное немецкое пианино известной фирмы

"Беккер", доставшееся ей в наследство от одного из мужей неизвестно для какой цели – играть на нём никто не умел, а занимало оно полкомнаты. Она написала сопроводительную записку с адресом и, упиваясь широтой собственной души, отправила машину.

Возле нового дома царила праздничная суета. Из открытых окон гремела музыка, новоселы, с неподъёмными баулами карабкались вверх по крутым лестницам. Лифт, естественно, не работал. В квартирах густо пахло краской, и толком не закрывалась ни одна дверь. На балконах, как флаги, трепетало развешанное исподнее. Машина с четырьмя грузчиками прибыла раньше хозяев, и крепкие, слегка поддавшие мужики принялись за работу.

Пока не были растрачены силы, начали восхождение с пианино. Используя особые ремни, грузчики с альпинистской решительностью устремились к заветной вершине – девятому этажу.

На каждой лестничной клетке они были вынуждены устраивать перекур, во время которого, от всей души материли немецких умельцев, сварганивших такой увесистый инструмент, и подсчитывали грядущий барыш.

Конвертируемой условной единицей тогда считалась бутылка водки.

Энтузиазм трудящихся подхлёстывала такса: подъем пианино – одна У. Е. за каждый этаж. Выходило по две 40-градусной У. Е. на брата и одна водителю, так это только за пианино, да плюс остальное барахло...

Хозяин, не подозревая о грядущем счастье, явился в самый ответственный момент, когда грузчики управились и потирали мозолистые ладони в предвкушении законного вознаграждения. И здесь его ожидал новогодний сюрприз, заложенный в сопроводительной записке, где теща указала девятый этаж, но соседнего подъезда, а табличек на дверях ещё не было.

Когда Егор прикинул, во что ему обойдется транспортировка в свой подъезд на фиг ему не нужного пианино, он почувствовал, как сердце обо что-то споткнулось в груди. Однако он взял себя в руки и стал лихорадочно искать выход из непростой ситуации. Когда неясные мысли приняли отчетливую форму, он перестал ломать голову над этой шарадой и принялся ходить по соседним квартирам, пытаясь спихнуть тёщин подарочек: сперва за скромную цену, а после и вовсе бесплатно, лишь за расчет с грузчиками.

Поначалу охотников не было. Наконец, электросварщик с пятого этажа, худой востроносый дядечка, уже славно отметивший новоселье, широким жестом указал на свою дверь: "Тащите ентот сундук до меня, — на балкон поставлю, нехай жинка в ём всякий продукт хранит, будя заместо погреба".

"Ты чё, сосед, офанарел? – горячо запротестовал крановщик с четвертого этажа, невысокий лысый бодрячок: "Мы же этот дом сами строили, там же в бетоне сплошной песок, рухнет твой балкон вместе с этим гробом аккурат мне на голову. Пошли я тебе сто грамм налью, гуляй на здоровье без этого сокровища!". И тут начался концерт по заявкам трудящихся: вертлявая старушка-норушка, сморщенная, как сухофрукт, в незатейливой форме проявила интерес: "Возьму-ка я енту пианину до себя, пущай на ём внучка испражняется".

Но вразнос пошел её сосед бригадир каменщиков – урковатый мрачный блондин. Он набычился, посмотрел на бабульку, как повар на ещё живую курицу и, обозвав её старой бетономешалкой, выпалил: "Пущай твоя внучка на горшке испражняется, а у меня больной папаша, ему хвэршал покой прописал. А стены, знаем какие, у соседа собака затявкала, а моя Мурка со страху чуть с балкона не сиганула!".

Накал усиливался, как на аукционе. Предприимчивый бухгалтер, старая калоша, беззубым ртом прошамкал: "Хороший инштрумент, и фирма жамечательная. Давайте его шуда. У меня племяша мужыкальная училка, берёт по трояку в час, это какие ж денжищи можно жашибить? Дело-то не хитрое: "жили у бабуши два вещёлых гушя... "

Но его умыл другой сосед, эмоциональное лицо восточного происхождения, его затрясло от ярости, и он стал возмущаться на каком-то гортанном наречии с вкраплением русского мата. А после, окончательно перейдя на общедоступный диалект, побагровел и пригрозил: "Я шас твой (непечатное) бэкэр-студыбэкэр к (непечатное) матери в щэпкы разнэсу, кланус мамой! – и, сложив ладони рупором, громко прокричал: – Роза (непечатное), нэсы тапор!".

Дом стал напоминать потревоженный улей. Спорили до хрипоты. Скандал разрастался с богатым использованием замысловатых сквернословий, рождённых целыми поколениями строителей светлого будущего. Хмурые грузчики с холодным недоумением наблюдали за жаркой полемикой. А когда подъезд уже до предела наполнился чудовищной бранью, по команде урковатого бригадира шум стих, и завершился традиционным советским способом: всеобщим открытым голосованием, которое, как и положено, оказалось единогласным. Постановили: "Оказать соседу материальную помощь в виде рубля с носа и увести злосчастный инструмент, куда угодно, хоть на его историческую родину, чтобы не мешал справлять новоселье советским трудящимся".

Когда грузовик вместе с грузчиками и "Беккером" скрылся из вида, все облегчённо вздохнули и разошлись умиротворенные. Пар благополучно ушёл в свисток. Но вскоре выяснилось, что коварный инструмент на историческую родину не поехал, а осел в ближайшем комиссионном магазине, и на нём стояла фантастическая цена – 850 рублей. Егора крепкий организм с честью справился с подлым ударом судьбы ниже пояса. А от тёщи он скрыл этот досадный пролёт мимо денег, уж её бы уж точно кондратий не пощадил.

в ноги и глухо ударяется затылком о лёд. Я кое как поднимаюсь и гляжу на неё, шапка слетела с головы и валяется рядом, глаза закрыты но веки немного подёргиваются, значит сознание не до конца потеряла. Присаживаюсь рядом приподнимаю голову, шлёпаю рукой по щекам, секунд через двадцать девушка открывает глаза, помогаю ей подняться и завожу в помещение пиццерии находящиеся в двух шагах от места падения. Сажаю её за столик, интересуюсь самочувствием, спрашиваю, что ей принести. Девушка скромно просит стакан яблочного сока. В баре беру сок и себе стопятьдесят коньяка (обезболивающее для копчика), заказываю два кофе, приношу и ставлю на стол сок и спиртное иду за кофе. По возвращении смотрю на стол, фужер где находился мой коньяк стоит пустой, а дама прихлёбывая сок виновато так говорит — "Это я случайно выпила, у меня голова сильно болит, я вчера на одном мероприятии была, а потом ещё ею сейчас сильно ударилась, вот я и подумала, может мне немножко спиртного поможет, но не удержалась и всё выпила, коньяк уж больно вкусный". Пришлось мне заказывать по второму разу ей и себе. А затем ещё её на такси домой везти, правда все материальные издержки мне компенсировались, ушёл я от неё только следующим утром.

сороковых годов прошлого века перед одним особо важным международным приёмом товарищ Сталин коротко попросил не подвести с кухней. В результате на стол подали сваренных целиком свежайших камчатских крабов – настоящих монстров диаметром почти в метр, если считать с клешнями, и весом за десять килограмм каждый.

Как можно догадаться, их доставили спецсамолётом. Крабы вождю настолько понравились, что он поинтересовался, где они водятся.

Нормальный человек удовлетворился бы ответом, что только на Камчатке. Но вождь на то и вождь, чтобы спросить – а чем этому крабу не нравится наше европейское северное побережье? Мысль вождя была принята как указание к действию. Правда, ему попытались объяснить, что камчатский краб крабом называется только по недоразумению – на самом деле это рак такой уникальный, а раки существа очень капризные.

В ответ товарищ Сталин улыбнулся и ответил, что в России раков много, и этот тоже приживётся. Как показало будущее, вождь был почти прав.

Научная дискуссия была на этом прекращена, и началась серьёзная работа.

Первые партии доставленных с Камчатки "крабов" на мурманском побережье неизменно дохли. Ученым пришлось заняться селекцией. На их стороне было то, что каждая крабиха даёт миллионы икринок в один присест, а против оставался тот прискорбный факт, что последние двести миллионов лет эволюции раки остаются на редкость консервативными животными и вовсе не собираются эволюционировать, а в неволе не размножаются в принципе.

Поняв это, исследователи потихоньку рассосались, но самый настойчивый остался. И успех к нему однажды пришёл. Уже в начале 60-х его камчатские раки стали вдруг бурно плодиться на побережье Баренцевого моря, на одной банке недалеко от норвежской границы. Была защищена докторская диссертация, получены нешуточные государственные премии, заказаны суда для промышленного вылова. Но я же говорил, что раки существа капризные.

В одну тяжёлую зиму вся колония камчатского краба в полном составе вдруг снялась с банки и совершила преступный переход длиной в несколько километров через государственную границу на норвежскую территорию, где кстати остаётся и поныне.

"Ну чем им Советский Союз не понравился? " — возмущался учёный…

Самое поразительное, что с демократизацией России камчатский краб стал бурно расползаться по всем нейтральным шельфам, уже достиг побережья

Шпицбергена и поголовья в 100 миллионов штук. Благодаря этому ежегодная квота России на вылов в нейтральных водах Баренцева моря уже доросла до

12 тысяч тонн. Но на родную российскую территорию капризное животное пока не спешит возвращаться...

и умеет сигналить о значимых отклонениях) писк alarm`а — "предупреждателя". Подходит и видит: на мониторе — фибрилляция желудочков (кто не знает — это клиническая смерть). Hу, тут врач берет и со всего размаха уе#ывает больному кулаком по грудной клетке (советую, кстати, всем запомнить -это самая первая помощь в таких случаях, всякие дефибрилляции электродами, как в "Скорой помощи" — потом). Hа мониторе — синусовый (нормальный) ритм. Врач, весьма довольный, уходит опять к окну и пьет чай дальше. Через 15 минут — снова с того же монитора писк alarm`а.

Врач подходит — картина та же. Hу, он занес руку для удара — и тихо о#уевает, так как слышит, как больной ему говорит: "Доктор, не убивайте...".

Выяснилось, что и-за жары и обильного потения, с груди отклеился электрод монитора и дал соответствующую картину на ЭКГ, а при первом ударе приклеился назад — но не настолько прочно. Чувства врача, думаю, понятны — когда с тобой говорит кто-нибудь, находящийся в состоянии клинической смерти, ощущения необычные. А теперь представьте чувства больного в постинфарктном состоянии, лежащего тихо-спокойно себе на койке, к которому ни с того ни с сего подходит врач и уе#ывает кулаком по груди, да еще и собирается сделать это снова через несколько минут...

20 лет. Я напялил на себя теплое нижнее белье, толстую зимнюю рубашку, свитер, пиджак и тулуп. Ну и само собой шапку-ушанку и толстые "дворницкие" рукавицы. Заходить куда-то в магазин за бутылкой – и в мыслях не было, тем более что тогда очень плохо ходил наземный транспорт, и я, ожидая троллейбуса, закоченел, как снежная баба.

На работе я сидел в одной комнате с Александром Григорьевичем, уже пожилым человеком, бывшим фронтовиком, с которым я только вчера и познакомился. Когда я, войдя в помещение, стал стягивать с себя все эти семь одежек, он смотрел на меня как-то загадочно-скептически, а потом спросил:

— Ну что, молодой человек, сегодня оформляем прописку?

Тогда не то, что сейчас, — магазины с водкой на каждом углу не стояли, до ближайшего шлепать надо было минут 20. Сорок минут ходьбы по такому морозу – брр!

— Да уж больно я продрог, Александр Григорич, — говорю я чистую правду,

— не дойти мне живым до магазина. А если и дойду, то вернусь уже вряд ли, просто заледенею.

— Неужели на улице так холодно? – вроде бы искренне удивился он. – А я вот пришел в одной рубашечке, — он потрепал на груди свою футболку с короткими рукавами, — и ничего, по-моему, температура за окном вполне комфортная.

Я пожал плечами и промолчал: ну охота старичку поприкалываться к новичку

– пусть себе забавляется.

— Я улавливаю в вашем молчании скепсис, молодой человек, — сказал он с улыбкой. – Но вы деньги-то на бутылек приготовили?

— Само собой.

— Тогда я предлагаю вам нечто вроде пари: если вы добавите на коньяк, я схожу за ним сам, причем в такой одежде, в которой сейчас нахожусь.

Я критически оглядел его с ног до головы: как я уже упоминал, футболка практически без рукавов, легкие летние штаны и сандалии на БОСУ ногу – учреждение считалось творческим, и его сотрудники позволяли себе одеваться несколько шокирующе. Я почувствовал в его предложении какой-то подвох, но, с другой стороны, трехзвездный качественный армянский коньяк стоил тогда всего на полтора рубля дороже водки – хотя рупь пятьдесят при моей ставке в 120 р. были деньгами немаленькими.

— Я согласен, — улыбнулся я и протянул коллеге деньги. Мне стало жутко любопытно, каким образом он меня надует.

Тот берет деньги, целлофановый пакет и именно в таком прикиде, в каком находился, вышел из комнаты.

Я подошел к окну, отсюда просматривался выход из подъезда и добрая половина пути до магазина.

Вскоре на улице показался Александр Григорьевич. К моему изумлению и даже ужасу, его одежда никаких изменений не претерпела, включая сандалии на босу ногу! А далее мой старший коллега легким прогулочным шагом двинулся в сторону винного магазина.

Может, он "морж" какой-нибудь? – подумалось мне. Но я сразу отмел эту мысль: "моржи" плавают в воде, где температура всяко выше ноля, а на морозе все они испытывают те же ощущения, что и обычные люди.

Через 40 минут Александр Григорьевич вернулся с коньяком, причем на его коже не было ни пупырышка. Я, потрясенный, ни о чем его не стал расспрашивать, и мы благополучно раздавили бутылочку еще с двумя товарищами.

Лишь впоследствии я узнал, что, вследствие то ли ранения, то ли контузии на войне, у Александра Григорьевича была напрочь разрушена терморегуляция организма, и он не ощущал ни тепла, ни холода. Но я, конечно, ничуть не обиделся на ветерана, что он меня с помощью своей редкой болезни расколол на лишних полтора рубля.