Свежие истории от 25 февраля 2011

вынужден полюбить и экономику. Иначе мне до дорогих автомобилей было не добраться. Сознательную жизнь я начал в не менее славном шахтёрском городе — городе Воркута. Что значительно южнее моего места рождения т. к. как находится уже на 67 параллели. В общем-то, и значительно западнее. Количество членов моей семьи несколько сократилось к моменту переезда. Мама покинула отца, по не зависящим от меня причинам. Я бы, наверное, был бы против и даже высказался бы на эту тему, но меня особо ни кто не спрашивал, а я и не выступал. Причины столь скоропалительного решения моих родителей мне не ясны до сих пор. У них версии разные, но я предполагаю, что они просто не сошлись характерами.

Так началась моя жизнь в большой прямо таки огромной стране под названием СССР. В это время происходило много разных событий, закончилась оттепель, в 1968 году наши танки вошли в Прагу, люди летали в космос, происходили разные события. Но в силу моего малолетства и уже, наверное, врожденного дессиденства, я на это особого внимания не обращал. Просто ходил в детский сад "Теремок" в круглосуточную группу. И изводил воспитателей вопросами о смысле жизни и прочим глупостями. Так продолжалось до сентября 1974 года, когда в силу необходимости, мне пришлось покинуть мой родной "Теремок" и пойти в среднюю школу №40. В первый раз в первый класс. Потом, правда был и второй раз, но об этом позже. От этого похода у меня остались, не самые прекрасные воспоминания. Как и все дети, я любил сладкое, очень любил, особенно пастилу. Такой белый, со слегка кремовым налётом параллелепипед. Когда его откусываешь, сначала проминается хрупкая сладкая корочка, а потом в рот попадает неизъяснимо вкусная и слегка пружинящая мякоть. М-м-м.

Вкусно. Это я к чему? Так вот, вхожу я в класс, а там стоят парты, настоящие зелёные, на стенах красивые картинки и висит огромная доска, на которой написаны какие-то буквы, которые складываются в какие-то приветственные слова. А внизу к доске приделана такая узенькая полочка, на ней лежат всякие тряпки, ещё что-то и … ПАСТИЛА. Вся такая белая, красивая и наверное ужасно вкусная. У меня мелькнула мысль: "Не так всё плохо, даже лучше, чем в теремке, там пастила так вот просто не лежит" второй мыслью было быстро взять и сунуть в рот пока ни кто не догадался меня опередить. Я начал действовать, быстро и решительно. Как сказочный богатырь. Я быстро подошёл, но не побежал, чтоб не привлекать внимание, а именно подошёл. Медленно взял в руку пастилу. Меня, почему то не насторожил её вес и странный холодок. Может житейского опыта не хватило.

А может мозг отказался анализировать странные факты, не укладывающиеся в созданный образ и предвкушение победы. И я сунул её в рот, я даже зажмурил глаза, готовясь почувствовать сладкий вкус, удовольствие и много чего, что я в тот момент не мог объяснить, а теперь уже не помню.

НО … сначала это, во рту, оказалось тверже чем я предполагал, я нажал зубами сильнее и рот наполнился противным вкусом, который совсем не был похож на вкус к которому я привык. Он забил весь рот, по инерции я продолжал жевать, но сладость не приходила. А приходила грусть и ощущение несправедливости жизни. Школа мне переставала нравиться. На меня снизошло, вдруг, разом озарение и я понял. Всё в жизни даётся тяжело. И мир несправедлив. Нахлынула грусть. Навернулись слёзы. И я громко расплакался. Так я попрощался иллюзиями детства.

и желание посмотреть на ночную Волгу пересилило инстинкт самосохранения. И приключения меня нашли — сами, буквально через 10 метров от входа в гостинницу.

"Здравствуйте, ваши документы, пройдемте в отделение" — стандартный сценарий. Как обычно — было двое — умный и сильный. Умный, как только увидел в паспорте, что в городе я проездом на день, жизнерадостно улыбнулся и сказал, что попал я круто и надолго — 15 суток минимум (а завтра уезжать). Сильный при досмотре нашел перочинный нож и обрадовался еще сильнее. Дело пахло вызовом опергруппы. Дальше, опять же по сценарию пошло предложение договориться.

Договорились на всё, что у меня было (штук 5 деревянных), НО! ЭТО ЖЕ ВЗЯТКА! Оформим так — вы идете по набережной, роняете денюжку, а через десять метров находите свой паспорт со всеми документами. А чтобы потом не было предъяв — мы с коллегой заснимем всё (ВНИМАНИЕ!) на конфискованный ранее фотоаппарат. Но тут вышла накладка — фотоаппарат был "конфискован" совсем недавно и даже Умный не смог в нем разобраться. Пришлось помочь правоохранительным органам освоить технику. Дальше всё шло по сценарию — денюжку потерял, паспорт нашел, вернулся в номер спать. В чем прикол — спросите? А в том, что пока я разъяснял, как пользоваться таким крутым устройством, как фотоаппарат, стырил оттуда карту на 8 гигов. До сих пор работает.

Мораль — Бог не фраер.

компьютера юная энергия шла на битьё витрин, лазанье по баррикадам и устройство фанатских бунтов, а ещё раньше были кружки по интересам типа "СС" и "Гитлерюгенда". Поэтому я рад, что теперь мужские позывы пустить ближнему кровь отчасти сублимируются безобидным расстрелом монстров на мониторе.

Ещё все парни хоть раз в жизни должны сделать какую-нибудь смелую глупость на "слабо". Во всех мировых универах и вузах есть студенческие клубы, куда не войдёшь без ритуала посвящения. А все эти ритуалы основаны на "слабо".

Есть такой клуб, куда очень почётно быть принятым, и в Сеченовке. Это клуб старост, принимают туда только парней, и притом самых отчаянных – в общем, настоящих лидеров. Существует этот клуб лет 130. Засада состоит в том, что если провалишь испытание, тебя нарекают "тёткой" — и все старосты зовут тебя "тёткой" до следующего испытания. А испытание – раз в год, на Татьянин День. Так и ходи в "тётках" два семестра.

В прошлом году на Татьянин День пришла очередь войти в клуб старост Тёме и Ярику. Был жуткий мороз, и Тёму пожалели: большинство испытаний так или иначе связано с раздеванием (или в прорубь нырнуть, или станцевать голым на проезжей части), но Тёме сделали послабление. Совершенно одетый, он прошёл на руках полсотни метров по льду Москвы-реки – перед девушками, которые на мосту хохотали и аплодировали.

Ярику повезло меньше. Оценив его богатырскую комплекцию, старшекурсники решили, что "этому простуда не грозит". И повели Ярика к культовому месту – на Потешную улицу.

— Вот это, Яр, бывшее общежитие медицинского факультета МГУ. По преданию, сам Сеченов однажды ночью, в сильный мороз, вылез из окна и в одном исподнем побежал к своей любовнице – она жила вооон в том доме, по ту сторону улицы, — пояснил один из старшекурсников, указывая на здание за кирпичным забором. – Тебе придётся даже проще, чем Сеченову. Он-то бежал два раза – туда и обратно – а тебе только и надо, что перелезть через забор, сделать круг вокруг дома и вернуться. Так что не трусь!

Ярик кивнул и стал раздеваться. Оставшись в одних трусах и ботинках, он похлопал себя по бокам:

— Бррр, холодно!

— Ничего, это недолго. Пошёл!

Только одну вещь утаили от Ярика старшекурсники – бывшее общежитие МГУ на Потешной давно стало седьмой градской психиатрической больницей.

Кое-как перебравшись через высокую кирпичную ограду, Яр спрыгнул во двор больницы и не спеша побежал. Не спеша – чтобы не слишком обдувало ледяным воздухом.

Через минуту глазам дежурного врача предстала любопытная картина – мимо главного входа больницы бежал лунатически-медленно молодой здоровяк, в трусах и ботинках, с улыбкой на лице.

А надо сказать, что время от времени больным действительно удаётся обмануть бдительность врачей (перед изощрённой фантазией безумца пасует любая разумная предусмотрительность) и сбежать, поэтому рука дежурного тут же нащупала кнопку вызова санитаров.

— Псих, стой! Стой, тебе говорю! – заорал врач, выбежав во двор.

Через полминуты Ярика окружили семеро дюжих санитаров.

— Вы ч-ч-чего? – клацая зубами от страха и холода, спросил Яр. – Я такой же, как вы! Я будущий хирург!

— О, хирург! Мужики, осторожнее – этот буйный.

— Да никакой я не буйный. Вот, видите, даже руки за голову уберу, — обиженно сказал Яр. И едва он поднял руки, сзади коршуном налетел санитар и молниеносным движением сделал укол снотворного.

…Вытащили Ярика из психушки быстро. Уже минут через пятнадцать целая делегация старшекурсников стояла в регистратуре, требуя выдать тело павшего товарища. Да санитары и сами успели убедиться, что среди постояльцев больницы беглецов нет. Тем не менее, Яру ввиду невменяемого состояния пришлось остаться в больнице до вечера. Пока он приходил в себя, санитары поили его чаем и травили байки про будни дурдома.

Да, и самое главное – Ярик был принят в клуб старост. С большим студенческим почётом.

ничем не отличаясь от окружающей растительности. Через сотню лет, когда я там появился, речка изрядно обмелела, камышовые плавни накрылись. Но появился прикольный способ рыбалки, который я не встречал ни до ни после. Мы детворой приходили к урочному месту, где уже лежали размокшие старые двери, стальные дверцы от холодильников, арматура и прочая дребедень. Дальше всё было по минутам, как при ограблении банка – мы вместе быстро перегораживали русло, а потом одни оставались наращивать крылья плотины перед наседающей водой, а другие неслись вдоль высыхающего русла, хватая трепещущую там рыбу. Вскоре плотину прорывало, и мы убегали с добычей — парой сотен разнообразных рыбищ и рыбёшек.

Самую мелкую отпускали. Может, это был и варварский способ, но мы бы всё равно поймали эту рыбу, с шестью-то удочками. Только сидеть пришлось бы на берегу целый день, а у нас были дела поинтереснее.

Потом начиналась жарёха. Возле печки стоял высоченный гладкий табурет.

Наш кот Васька эффектно вскакивал на него с пола одним прыжком, распушив хвост. Оказавшись на табурете, он принимался жалобно орать, пока не соскакивал с очередною рыбою в зубах. Её он уволакивал в самый дальний угол и бешено фырчал при нашем приближении, как будто мы собирались её отнять. Через минуту он снова появлялся на табурете и орал пуще прежнего, заботливо подбирая самые противные, гнусавые, хватающие за душу как за яйца вопли, чтобы мы наконец заткнули ему пасть новой рыбёшкой. Рано или поздно наступал момент, когда переполненный желудок и земная гравитация подводили кота – подпрыгнув, он соскальзывал с табурета и зависал в воздухе, намертво зацепившись за край передними лапами и отчаянно болтая в воздухе задними. Для таких минут он приберегал самые душераздирающие свои стоны – соображал, что могут ведь теперь и не дасть…