Истории о армии

части, выдавая вместе с билетами и деньгами что-нибудь на память - часы, грамоту и хорошую характеристику. Но один случай я запомнил надолго, да и, предполагаю, не только я.

Стоял солнечный апрельский денечек, мы тоже, типа, стояли, всем штрафбатом, на плацу, в честь проводов очередной партии выпускников нашей раз[гиль]дяйской академии, как по-доброму именовал наше заведение начальник нашего регионального центра, кстати, по приказу которого и устроена была эта церемония вместо пары церемониальных поджопников выпускникам на КПП.

Выпускники были что надо, в полном параде с чемоданами наготове стояли перед строем, как говорится, во всей красе.

С головы до пят они были просто великолепны. Гигантские фуражки с генеральскими кокардами, ушитые-перешитые парадки, наглаженные парафином сапоги с нарощенными и сточенными под стаканчик каблуками - и все это было расшито галунами, даже погоны были с какой-то немыслимой вышивкой, от одного вида которой от зависти сдох бы не один маршал.

Если бы такое показали на известном всему воинскому народу показе армейских мод на границе Пакистана и Индии - уверен, что обе, весьма компетентные в области воинской роскоши, враждующие стороны пали бы ниц и сдались на милость невероятно превосходящих их по убедительности амуниции воинов отдельного механизированного батальона нашей бригады ГО и ЧС.

Но у нас не проходила граница Индии и Пакистана и оценить мастерство дизайнеров армейской моды было некому. Эти дизайнеры своими выходками запарили не только офицерский состав батальона, но и прославились своими успехами даже перед комбригом, за что неоднократно поощрялись им гауптическими вахтами, прямо с которых и были доставлены отдельные экспонаты.

Если бы не строжайший приказ начальника УРЦ - их бы по устоявшейся традиции вывезли на камазе-мусоровозке к вокзалу в соседнем городе, проследили за посадкой и внимательно проверили вокзал с окрестностями на предмет отсутствия "случайно" отставших клоунов, после чего, перекрестившись, группа провожавших выпила припасенный "посошок" на дорожку уехавшим раз[гиль]дяям, настолько утомившим уже всех, что кроме желания поскорее их спровадить обратно на шею к мамкам желаний у их начальников уже не было никаких.

Но велено было ждать - с дембелями желал проститься лично начальник УРЦ, весьма уставной и строевой полковник Третьяков.

А вот и он - к штабу подъехал какой-то заурядный для столь представительного строя УАЗик, из которого вышел Сам, принял доклад Папы, после чего в его сопровождении направился к плацу.

При входе нашего главнокомандующего на плац громогласно прозвучала команда "Смирно", все вытянулись, офицеры приложили руки к головным уборам, специально отбежавший за трибуну Папа строевым шагом направился к Боссу, заиграл оркестр, все было красиво, но над всей этой красотой неизмеримо выше возвышались поистине феерические головные уборы дембелей, демонстративно стоявших в непринужденных позах, не обращая внимания на возмущенное шиканье замполита и начальника штаба.

Приняв доклад, Босс по своей устоявшейся традиции обошел строевым шагом с приложенной к головному убору руке весь строй бригады, за спиной строя дембелей, после чего также под оркестр вернулся к трибуне и дал знак вынести стол перед строем отслуживших.

Принесли стол, сопровождавший Босса офицер принес из УАЗика два чемоданчика системы "дипломат", наш замполит принес микрофон, и вот Третьяков обратился к дембелям.

"Воины мои" - начал он, одной рукой держа микрофон, а другой рукой открывая дипломат - "я собрал вас в этот торжественный для нас всех день, чтобы лично отблагодарить вас за достойную службу и вручить вам заслуженные вами награды" - с этими словами он достал и выложил на стол ряд темно-синих бархатных коробочек и пачку книжечек красного цвета - по всему наградных удостоверений.

Дембеля подбоченились, как-то даже постройнели, в отличии от их явно охреневших начальников.

"Поэтому" - продолжил начальник, доставая из-под стола второй дипломат и открывая его - "за прекрасный внешний вид я поощряю вас павлиньими перьями, потому, что думаю, что именно павлиньих перьев в жопе вам сейчас остро не хватает" - и с этими словами передал нашему замполиту букетик из таких палочек с павлиньими перьями, типа тех, которыми сметают пыль в магазинчиках. "Замполит - выдать проездные документы и награды и убрать их немедленно отсюда к [дол]баной матери".

К тому времени, когда Босс заканчивал эту фразу, бригада уже стояла согнувшись и ошпарив колени. В голос ржал даже Папа, и это была самая мощная награда за все вытерпленные им муки и унижения от этих [ман]дюков.

Подошел штабной автобус, открылись двери, печальные дембеля с наградами в руках направились мимо Шефа и Папы на посадку. Но тут в ситуацию вмешался отсмеявшийся начальник штаба. Со словами "А вот них[рена]" он дал знак водителю автобуса ехать обратно в парк, махнул рукой и к трибуне подъехала традиционная мусоровозка. Принесли лестницу и красавцы начали грузиться в трешваген на глазах уже очумевшей от ржаки бригады.

Но Шеф не был бы достоин своей должности, если бы не оставил за собой последнее слово. "Куда их" спросил он у Папы. "На вокзал, а куда еще? " - "Нет, в этот раз только до свалки" - после чего поинтересовался когда следующий "выпуск", без особых церемоний за руку попрощался с отцами-командирами и убыл в следующий ждущий его гарнизон.

Надо сказать, воспитательный эффект от его награждения был такой, что мода уродовать форму как-то прошла и больше не возвращалась. Да и церемоний я таких потом больше не встречал.

Но, провожая своего сына в армию, среди прочих инструкций и наставлений я рассказал ему эту историю и пожелал служить так, чтобы награждали настоящими наградами, а не павлиньими перьями в жопу. Чего всем новобранцам и желаю.

Честь имею.

если правильно подойти к прапорщику Будунцу, занимавшемуся воспитанием и подготовкой будущего личного состава, вполне можно было попасть в школу

ДОСААФ от военкомата.

- Здравие желаю, товарищ Федор Матвеевич, - прикинулся я дураком по стойке смирно, в кабинете прапорщика, - я в армию хочу, но по годам не вышел, разрешите обратиться, если что?

- В десантники небось, или в морскую пехоту хочешь, - саркастически прищурился прапорщик, взвесив меня взглядом и нисколько не удивившись моему бодрому идиотизму.

- Неее, - затянул я заранее приготовленную песню, - чего я там не видел, в морской пехоте? Я военным водителем хочу быть и на машине ездить.

Будунец, по тем же слухам до военкомата служивший в автобате и радеющий именно за свое военное сословие, расцвел как майская роза и приказал садиться.

За час мы обсудили с ним все приятности армейско-водительского бытия, и первого сентября я начал учиться сразу в двух местах: в институте и автошколе, попеременно прогуливая чего-нибудь одно.

Наконец вожделенная красная книжечка с категорией «С» и без надписи «без права работать по найму» легла ко мне в карман. Настала пора известить военкомат, что я их надул, а заодно отнести туда справку о поступлении в институт.

Будунец, встретивший меня широкой улыбкой, увидав справку орал пятнадцать минут. Самое доброе слово, отправленное им в мой адрес было настолько нецензурным, что повторить его я — строитель с многолетним стажем прилюдно не возьмусь и сейчас. Оторавшись, прапорщик вытащил из шкафа мое тощее личное дело. Открыл, поскрипел немного мыслью, и злорадная ухмылка появилась на его физиономии.

- Так ты еще и спортсмен, - произнес он загадочно, прерывисто дыша после крика, - КМС, значит, да ты у меня теперь будешь честь военкомата, как призывник до конца жизни отстаивать, сволочь, на всех соревнованиях.

- Будешь?! - переспросил он утвердительно, глядя на меня в упор глазами расстрельной команды, - а не будешь мы тебя все равно повесткой вызовем.

- Не надо повесткой, товарищ прапорщик, - прочувствовал я свою вину перед государством, - отстоим честь где скажете.

- Послезавтра в пятницу у нас межрайонное троеборье по призывникам восьмого класса: лыжи - пять километров, стрельба и метание гранаты.

В четырнадцать ноль ноль от военкомата отходит автобус, - прапорщик сверился со своими записями, - ты теперь Вова Сидоров 1966 года рождения. Прибыть со своими лыжами и не опаздывать.

Нет, для КМС по биатлону лыжная «пятерка» и "лежка" в тире - что для водолаза пыль только мельче. А там еще три патрона пристреляться дали и стрелять «с ремня» разрешили. Восемь выстрелов я попал, а двумя соседям помог справа и слева. Все равно, когда больше пяти раз в бумажную десятку попадаешь не всякий баллистик определит сколько попало.

В общем после двух этапов я, а если быть точным - неизвестный мне Сидоров, лидировал с таким отрывом, что для первого места ему надо было одну зачетную попытку с гранатой.

Гранату метали на пришкольном стадионе. Неровный строй мальчишек и меня в разношерстных спортивных костюмах стоял возле полуразвалившихся деревянных трибун, на чуть припорошенном снегом поле выделялся красными линиями сектор для метания, военкомы и прочие военкоматовские офицеры, явно не терявшие даром времени пока мы бегали и стреляли, толпились возле судейского столика. Немного за сектором, около линии, обозначающей норматив ГТО стоял прапорщик Будунец с красным и белым флажками.

- Сидоров! - раздалось по стадиону.

- Я! - соврал я.

- К метанию гранаты приступить!

Я подошел к столу и взял первую гранату. Она была холодной и скользкой.

Я разбежался и метнул. Граната «соскочила» с руки и весело кувыркаясь полетела в сторону прапорщика. Будунец растопырил руки с флажками и не отрываясь смотрел на приближающийся предмет.

- Ложись, [ч]удак - заорал кто-то из офицеров, - ща убьет.

Советские прапорщики не сдаются. а может и не ложатся. Граната упала в полуметре от ботинок прапорщика и отскочила мимо, обдав его брызгами льда. Прапорщик поднял красный флажок: граната ушла за сектор.

- Незачет, - сказал главный судья соревнований, голосом, обозвавшим Будунца [ч]удаком, - вторая попытка, Сидоров.

Я взял вторую гранату.

- Ты пойми, Сидоров, мы тут не на точность кидаем, а на дальность. Не надо в прапорщика целиться. Ты просто возьми и подальше кинь. Понял, сынок?

Конечно я понял, не полный же идиот. Я вообще в него не целился, у меня случайно получилось. Разбежавшись, я кинул вторую гранату. Скользкая сволочь. Вторая «соскочила» тоже. Только в этот раз граната летела аккуратно в лоб прапорщика с флажками.

- П%%%%ц, - подумал я и на всякий случай зажмурился, чтоб не видеть дело рук своих.

- П%%%%ц, - раздался сзади голос судьи.

- Гы, - сказал он же секундами позже, - ты смотри верткий какой, а с виду не скажешь.

Я открыл один глаз: Будунец, уже поднявшись с земли, махал красным флажком и грозил мне кулаком другой руки.

- Незачет, - сказал главный судья соревнований, - третья попытка. Слушай боец, - судья перешел на отеческий тон отца-командира, разговаривающего с дебилом-новобранцем - мы все знаем, что ты метко стреляешь, но я тебя прошу пожалей прапорщика. У него дети.

Стоящие за ним офицеры дружно заржали. Чего смешного в детях? - подумал я и взял третью гранату.

Я разбегался, как учил наш физрук на уроках физкультуры. Я перешел на приставной шаг, перекрещивая ноги. Я мысленно представил себе, как красиво и далеко летит граната «под сорок пять градусов». В мыслях я уже стоял на пьедестале почета, но немного поскользнулся и граната опять ушла в сторону прапорщика.

На этот раз он поступил умнее чем казался. Не дожидаясь моего броска он побежал к трибунам и залег под скамейку. В него я не попал. Я попал в ту самую лавочку.

Из под скамейки наконец-то показался белый флажок.

- Я не понял, - сквозь смех офицеров раздался булькающий голос главного судьи, - «зачет», или прапорщик сдался? Граната не попала в сектор, я ставлю незачет.

Прапорщик выбрался из под трибун и показал красный флаг. Наш военком подошел к главному судье и чего-то зашептал ему на ухо.

- Слышь Иваныч, - громко ответил судья, - не дам я твоему чемпиону четвертую попытку и не проси. Во-первых, с четвертого раза этот снайпер прапорщика точно добьет, а во-вторых, не по правилам.

Что интересно, больше меня, а точнее Сидорова, на соревнования за военкомат не вызывали. Жаль. Я вообще-то в школе чемпионом был по метанию гранаты. Мне просто не повезло тогда, честно.

словом barracks. Мы же называли их по-доброму - кубриками.

В те времена в головах командного состава, состоявшего преимущественно из старших офицеров, господствовала спущенная в них сверху теория строгого уюта. Кубрик должен был быть одновременно и уютным и строгим. И мы принялись за работу.

Один из таких кубриков принял к себе на ПМЖ сразу четыре таланта, помноженных на трудолюбие. Эти ребята, предварительно отциклевав паркет кусочками стекла, не стали сразу покрывать его лаком, а вытравили на нём морилкой большой, размером во всю комнату, компас.

Знаете, наверное, такой, с четырьмя стрелками.

И вот наступил день проверки проделанной работы, когда командир отправился с инспекцией из помещения в помещение.

Теперь уже трудно сказать, что пришлось не по вкусу капитану третьего ранга.

То ли он посчитал тот компас недостаточно строгим, то ли недостаточно уютным, только ступив на порог кубрика он издал командирский рык:

- Как вы посмели! Кто разрешил! Вы испортили паркет! Старшина, наказать!

И, подумав, добавил:

- А у меня дома вы сможете такой нарисовать?

мои познания в топографических картах были почерпнуты из атласов контурных карт и учебника географии.

- Можно попробовать.

Но шанса на ошибку военрук не дал, огромный лист ватмана и коробка цветных карандашей. Срок завтра.

Про масштаб нам еще никто не рассказывал, поэтому карту поселка я начал рисовать с тех мест, которые лучше всего знаю. Очень подробно свой и соседские дома, в мельчайших подробностях путь до школы, саму школу. Очень точно дорогу до речки и место купания, да еще где рыба ловится и футбольная площадка хорошо получилась. Нужно плотину нарисовать, но что-то с количеством изгибов реки запутался, до посадки помню, а за поворотом не был никогда. Но если по прямой реку направить, колхозную ферму негде рисовать, если в правую сторону излучину завернуть, то улица Заречная пропадает. Вы не представляете как тяжело рисовать те места, где не был ни когда…

Но вы не поверите, такой глобус нашего поселка вполне устроил военрука, только попросил подписать все стратегические объекты: магазин, клуб, правление.

- Для «Зарницы» это высший пилотаж…

новенький не мог даже говорить, просто лежал и смотрел в потолок, и от того он казался всем нам таинственным незнакомцем.

Забинтованная голова, прищуренный взгляд Джеймса Бонда, многочисленные выцветшие татуировки на плечах, в основном армейского содержания, а главное этот его жуткий белесый шрам на загорелой груди. Такие шрамы бывают только у цирковых дрессировщиков - четыре борозды, явно от когтей хищника.

К вечеру Леха под капельницей понемногу разговорился, правда, почти все подлежащие, сказуемые и определения в его предложениях были матерными и никак не связанными с предметом разговора, так что смысловой КПД его речи был меньше чем у паровоза, а ведь бедняге и так каждое слово давалось с большим трудом.

Наконец, кто-то спросил:

- Леха, а что это у тебя за шрам?

- А это, так-пере-так, такой-пере-такой, в Бога, в душу, мать, шрам.

- Ну, это понятно, что "такой-пере-такой", но от чего он?

- Это я такую-растакую рысь из автомата завалил.

- Рысь? Да ты что? Расскажи, Леха.

- Ну, так-растак, слушайте, расскажу.

Когда я служил в такой-пере-такой армии недалеко от такого-сякого города Сарова, охраняли мы трам-парарам такой-сякой секретный объект в лесу, чтоб ему, балам-балалам.

Ну, вот, иду я вдоль такой-сякой колючей проволоки, в руках такой-рассякой поводок, веду, мать перемать, овчарку.

А в лесу такого-растакого дикого зверья, как мать-перемать где.

Вдруг, моя трам-парарам, ну что ты с ней будешь делать, трам-парарамовская овчарка, вырвалась и трам-парарам от меня.

Ну, думаю, хреновый признак, явно где-то рядом затаился трам-парарам, такой пересякой во все места, дикий зверь.

И действительно, смотрю, в десяти очень нехороших метрах, на дереве сидит такая-перетакая рысь величиной как вот ты, да нет, даже больше, как вот тот жирный мужик в таком-перетаком памперсе, что по коридору шкандыбает.

(Мы все невольно посмотрели на несчастного мужика в памперсе, представили его на ветке дерева и поняли, что Лехе попалась действительно страшная рысь)

Матка у меня, чух-перечух, сразу упала. Не долго думаю, снимаю, так себе, автомат с еще худшего предохранителя и даю по неприятной рыси нехорошую очередь.

Она падает на такую себе землю и тут же с@ка сдыхает…

Вся больничная палата удивленно переглянулась, но перебивать вопросами и без того трудный Лехин рассказ, так и не решилась.

Леха отпил водички и после некоторой паузы продолжил:

- А через полчаса примчалась такая-сякая, подыхать буду, не забуду, насколько она такая-сякая, тревожная группа. Самый нехороший в мире прапорщик-начальник караула, спросил меня «как» тут и «что» произошло.

Я рассказал, он подумал и говорит: «А ведь ты под роспись получил гадский приказ о том, что в зверей можно стрелять только после их непосредственного нападения на так-себе часового.

Все, пятно на нашу очень нехорошую часть, да и тебе, кстати, полгода дисбата железно светит"

Матка моя чух-перечух опустилась еще ниже, а прапор и говорит: "Ну, ладно, не ссы, хороший ты парень, на первый раз я тебя, так и быть, прикрою»

Короче приказал он бойцам прижать меня к так-себе земле и держать покрепче, один даже мне на голову сел, а сам он расстегнул мою ХБэшку, подтащил дохлую рысь и ейной, очень неприятной и с@ка острой дохлой лапой, захерачил мне вот этот шрам на груди.

Классный на самом деле дядька оказался, даром, что прапор.

Вот такая история, мужики…

…Я молча оглянулся на притихшую палату и когда увидел как все присутствующие трясутся под одеялами, то и сам не выдержал и заржал в голос…

неспокойной одни кражи нераскрытые(баранки), вообщем поспать не удалось. Правда под утро зашел пом. дежурного принес , где-то слямзенную бутылку , мы ее выпили , а так как сменщик наш дежурить пришел пораньше минут на сорок, разошлись по домам. Сел я в трамвай и задремал, проснулся я от того , что в меня тыкали дубинкой. Тут надо понять мой прикидон. Сам я лицо закавказской нац-ти, тада еще студентом был, голоден, не брит и вещи мои были очень просты - фуфайка с воротником(дело зимой было) и шапка петушок.

Ну так открываю я глаза в меня тычут дубинкой типа милиционеры, но на самом деле по погонам я понял что это военнослужащие ВВ, погоны рядовых были, их привлекают для дежурств по городу. Грят пройдемте вы нетрезвы, я руку в нагрудный карман начал совать, чтоб удостоверение достать, а эти гады хвать меня дубинкой по руке, скрутили, я грю милиционер я , они смеяться. Короче выходим мы на следующей остановке, я успокоился. и повели меня туда откуда я ушел минут 15 назад. Заходим в дежурку у меня руки сзади и рядом таварисчи смеются , грят все за сопротивление посадят. Дежурный был еще с моей смены , переписывал тетрадь, поднимает голову и говорит:

- А ты че вернулся ?

- Юра, я не вернулся - меня привели! - отвечаю я Он в начале догонял долго потом вкурился и грит:

- Иди, студент, домой это не для твоих ушей. Когда я закрывал за собой дверь я слышал только Юрин голос и понял почему русский язык называют самым могучим в мире!!!