Детские истории

Он собирает коллекцию старых и иностранных монет и упустить такую возможность поменять себе в коллекцию новые монеты просто не может. Мать не без сомнения выдает ему пять, десять, пятнадцать копеек. Под конец, наверное, проникнувшись серьёзностью момента, даёт сыну ещё и пятьдесят копеек. И вот, он быстро выбегает за ворота, сворачивая в сторону исторического центра города, где, он точно знает, его ждут встречи и сказочные монеты. Рука непроизвольно переворачивает звонкие монеты у себя в кармане.

Ему здорово повезло сегодня. Отойдя два квартала от своего дома, он столкнулся с неторопливо следовавшим навстречу военным иностранным моряком. Индус был высок, во всем белом, приветливо улыбался.

Change, - произнёс мальчик, протягивая индусу на ладоне свои кровные для обмена. Индус наклонился, разглядывая содержимое детской ладони. Достав из кармана полную жменю монет, присел. Они были необычны и потому привлекательны. Одни монеты напоминали ромашку, другие квадратные с отверстием в середине.

Мальчик сразу начал предлагать варианты. Самую мелкую, свои пять копеек, он предложил за медную индийскую. Десять - за квадратную с отверстием.

Двадцать - за ромашку с трёхглавым тигром. Оставался полтинник. И тут, он увидел среди блеска мелочи до боли знакомый советский металлический рубль. Решение ещё не созрело в его голове, но руки уже предлагали моряку обменять наш полтинник на рубль. Индус расхохотался. Похоже, произошедшее очень развеселило его. Он похлопал мальчика по плечу и предложил пройтись с ним в центр города.

Там ноги сами собой потащили мальчика к тиру. В то время тир был развлечением для детей редким и от этого крайне желанным. Находился тир в подвале на известной всем улице в Одессе. Стреляли в нём из малокалиберных пистолетов и винтовок. Ещё там стоял пулемёт «Максим», возможно для красоты. Пуля стоила бешенных денег - 10 копеек, т. е. на копейку больше, чем молочное мороженое. Моряк дал мальчику рубль. Тот смело шагнул к продавцу и положил деньги на стойку со словами: « Дядя, десять пуль, пожалуйста. » Продавец с интересом поглядывал то на моряка, то на мальчика. Отсчитав пули спросил: «Где ты так хорошо научился говорить по-русски? » «Я русский», - испугался мальчик, забирая пули со стойки.

Мне было шесть лет. За лето под солнцем на пляже я становился похожим на

Маугли. Я не помню, как мы расстались с моряком из далёкой Индии. Но тёплое отношение ко мне, его добрый смех над детской хитростью, вместе с его монетами остались со мной до сих пор.

просто), что не заметили, что на часах уже 1 час ночи. А в это время по квартире стали расхаживать родители (туалет, ванна, кухня) и т.к. его прихода они не заметили, мы решили, что уйти он должен тоже не заметно. Ждали, ждали мы с ним, когда они утихомирятся, а тут стук в мою дверь. Я парня спрятала под диван, а сама пошла открывать. Мама заходит, а я в одежде, она говорит: "Ты чего не спишь? Почему в одежде?", я отвечаю:"Да вот уснула, не раздевшись, не волнуйся", а она: "Я с папой поссорилась, так что буду спать у тебя". У меня в комнате было 2 дивана, второй остался от сестры. Ну мама легла на диван, а я давай раздеваться. Паренек мой меня за ноги из под кровати хватает, вроде и смешно, но страшновато. Мама все не засыпает, парень ворочается под диваном, из-за этого мне приходится ворочаться, чтобы она ни о чем не догадалась. Он мне шепчет: Всё, она уснула", а я ему:"нет еще, тихо". Мама вдруг приподнимается и говорит:"Ты это с кем разговариваешь?" А мне так страшно стало и я пробормотала что-то, чтобы она подумала, что я просто во сне разговариваю. Короче, выполз он еле-еле, благо кровать моя рядом с дверью, вышли мы с ним в прихожую, я думаю, все, сейчас тихо дверь открою и выпущу, но так страшно, что я наплевала на все и с грохотом дверь открыла и выталкнула его, причем куртка его так и осталась висеть в моем шкафу, он утром за ней зашел. А мама думала, что я лунатик, раз ночью хожу проверяю закрыта ли дверь.

пару филологов, которые смогли мне рассказать про красоту русской классики. Остальные десятка два люто ненавидели классическую русскую литературу. Видимо, понимали свою убогость и никчёмность в сравнении с гениями.

Итак, история первая: мне, как и моему другу-однокласснику Юрке, по пятнадцать лет. Мы учимся в 9 классе и изучаем (точнее, пытаемся изучать) "Кому на Руси жить хорошо". Надо сказать, что Юрка был из простой рабочей семьи, в которой оба родителя работали на заводе, а всего детей в семье было пятеро. Юрка был старшим. Таким образом, с учёбой у него не клеилось, но его родители твёрдо решили дать парню среднее образование, чем сильно удивили школьное начальство.

Я, будучи изначально более успешным учащимся, с класса с седьмого негласно помогал Юрке делать уроки, на чём, собственно, и базировалась наша дружба. При этом Юрка был очень неглупым парнем с, как сказал бы Л. С. Выготский, "обширной зоной ближайшего развития". С ним было интересно, он много умел и знал (по сравнению с интеллигентским мальчонкой, коим был я).

Именно из-за Юрки история, собственно говоря, и случилась.

Читая безсмертную поэму, Юрка неожиданно выдал: «Чёт я не понял! », чем меня очень заинтересовал. На мой вопрос «Что тебе непонятно-то? » было сообщено: «Смотри: дед внучке хочет обувь купить за два двугривенных. Это ж вроде 40 копеек? » Я говорю: «Да, 40 копеек, а что? » «Да ничего, только мы тут собирались Светке (Юркина младшая сестра) ботинки покупать, так они сорок рублей стоят. Родители сказали пока погодить, походить в прежних». Я, весь из себя такой комсомолец: «Ты не сравнивай дореволюционные деньги с нашими! Тогда рабочие получали несколько рублей в месяц. Для них это 40 копеек были как сейчас 40 рублей». Юрка буркнул под нос и продолжил чтение. Как на грех, нам тогда нужно было прочитать третью и четвёртую главы. Я-то умный – читал только критику да то, что учебнике было про произведение, а Юрка – вдумчивый, ему читать само произведение было интересно. И вот он доходит в четвёртой главе до каменотёса, который в день до пяти рублей серебром наколачивал. А тут уже и мой комсомольский задор слегка поугасл: всё ж Некрасов, врать-то не будет, а не складывается по всем математическим нормам. За пять рублей можно 12 пар обуви купить и ещё два гривенника останется (20 копеек). И это в день!

Понятно, что на следующий день на уроке литературы сей литературоведческий факт был мною (Юрка на литературе всё больше отмалчивался, стеснялся высказываться, а излагать, как в учебнике, не умел) донесён до нашей учительницы русского языка и литературы, а по совместительству, классным руководителем нашего 9А класса (единственного в параллели).

То, что последовало вслед за этим, честно говоря, было для меня, тогда вполне себе идейного комсомольца, неожиданно. Я был обвинён ни много ни мало как идеологической слепоте и подрыве советского строя, возведении поклёпа на великого русского писателя и чего-то там ещё (местами филологиня переходила на ультразвук, поэтому я не расслышал). Короче, в тот же было созвано внеочередное комсомольское собрание нашего класса, на котором в присутствии завуча по воспитательной работе классуха требовала исключить меня из организации (что было невозможно из-за падения показателей социалистического соревнования между школами района), либо вкатить строгий-престрогий выговор. Завуч была в здравом уме, а потому спустила всё на тормозах, попросив меня дать честное комсомольское, что я больше так не буду. Пришлось торжественно обещать «не читать русскую классику в подлиннике». Причём, если завуч поняла стеб, то филологиня – вообще нет.

Более всех переживал Юрка, еле отговорил его выступать в мою защиту. Потому как, что простительно мальчику из интеллигентной семьи, совершенно непростительно мальчику из рабочей семьи. Правда, понял я это позже, в другое время и в другом месте, а тогда просто отговорил.

нормы.

На днях меня занесло по делам в город детства. Когда заехал во двор, где прошла моя юность, то с удивлением и радостью обнаружил, что некоторые из наших пацанских игр и традиций образца семидесятых, до сих пор ещё живы. Местная ребятня с восторгом предавалась одной из наших любимых забав. Забиралась повыше на пожарную лестницу и прыгала в сугроб.

Видимо, есть вещи, которые не меняются никогда. Лестница была та самая, которую я покорял в своё время не одну тысячу раз. И гора снега была лишь ненамного меньше, чем в старую пору.

Так повелось, что снег под этой пожарной лестницей никогда не убирали и даже больше, добавляли в это место весь осадок, что дворники сгребали со стоянки для машин и от подъездов. Поэтому на этом пятачке в снежные зимы всегда вырастала пирамида высотой около трёх метров, мимо которой не мог равнодушно пройти не один школяр.

Я вышел из машины и, подойдя к сакральному для меня месту, с удовольствием наблюдал за весёлой вознёй. Пацаны, судя по всему, были матёрые и им, видимо, уже надоело прыгать просто так. Поэтому они устроили соревнование, на кто рискнёт подняться всех выше и не побоится вписать своё имя в историю.

Судя по всему, конкурс на обладание самыми "стальными яйцами" шёл давно. Планку они успели уже задрать довольно высоко, добравшись примерно до верхнего уровня окон первого этажа.

Я уже собрался уходить, когда один из мелких засранцев, видимо, решил меня немного потроллить: "А что дяденька поучаствовать не желаете? Может покажите нам как правильно прыгать. У вас явно опыт побольше".

Мелкий шантажист, он даже не понял, какой сделал мне подарок. Сам я никогда бы не решился вспомнить былое, вроде как уже не к лицу принимать участие в подобных спортивных мероприятиях. Это уже давненько не моя возрастная группа и запросто могут дисквалифицировать.

Я скользнул взглядом вверх по ржавой пожарной лестнице и с удовлетворением отметил, что полоса краски на силикатном кирпиче, которой был отмечен мой личный рекорд. Пусть и выцвела за последние 45 лет, но видна вполне отчётливо. И находится, на том самом заслуженном личным мужеством месте, в районе третьего этажа. После я с лёгким сердцем начал подъём, решив сильно не выпендриваться и рекорда не повторять, а ограничиться только высотой второго этажа.

Когда я миновал отметку, с которой не зассал прыгнуть местный чемпион, то пацаны притихли, а один видимо самый добросердечный, пропищал: "Дяденька может не надо. Мы ведь просто пошутили". На что я свысока (в обоих смыслах) ответил: "Не учите меня жить!"

Добравшись до намеченной точки, я глубоко выдохнул и прыгнул, сделав сальто назад прогнувшись. Вроде получилось всё как по нотам (опыт есть, летом часто прыгаем в воду со скал), только при приземлении довольно сильно лязгнули зубы и что-то хрустнуло в спине: "Вот блин, а я оказывается довольно стар для этого дерьма. Хорошо что выше не полез, иначе пришлось бы лечить ещё одну "спортивную" травму".

Но как известно понты дороже денег и всегда надо держать лицо. Поэтому выбравшись из сугроба, я победносно вскинул руки (в спине хрустнуло ещё раз) и проорал, бессовестно перевирая Людвиг ван Бетховена: "Та-та-та-та та-там! ".

С парнями из моего родного двора мы расстались лучшими друзьями и, когда я выезжал на дорогу, то вслед мне неслись крики ликования и восторга, свист и улюлюкание, шедшие от всей широкой пацанской души.

А я представлял себе, что когда они вечером будут делиться этой историей со своими отцами, матерями или дедами. То те, если и найдут время выслушать их рассказ, наверняка не воспримут его всерьёз и почти наверняка не догадаются, кто так удивил и порадовал сегодня их сыновей или внуков. Ну не смогут эти серьёзные, занятые, солидные и очень взрослые люди. Связать воедино события и тот простой факт, что это мог быть один из них. Тот, с кем они вместе выросли и кого знают с самого детства. Они просто не поверят, скажут что так не бывает и не надо вот опять выдумывать всякое.

показалось несправедливым.

Папа и мама любили книги, всегда мне их читали, кубики с буквами были у меня лет с трех, и "Азбука". И помню, как в пять лет на улице радовался, что вывески магазинов начали со мной разговаривать - "Молоко", "Хлеб", "Дружба"...

Тогда было обычным, что ребенок идет в первый класс не умея читать, и даже не зная букв. Нет, - тех, кто ходили в детский сад, в подготовительной группе учили буквам и чтению. Но далеко не всем это давалось. Да не все дети и ходили в детсады.

В школу принимали с семи лет. Мне исполнялось семь 10 сентября. И, чтобы меня приняли в первый класс 22-й школы "с шести лет", мама привела меня на какую-то комиссию. Где мне дали прочесть "Мама мыла раму" из "Букваря", и попросили посчитать до 10. Я к этому времени читал уже бегло рассказы Носова, играл с папой в шахматы, и знал пропорции проявителей и закрепителей для фотопленок и фотобумаги. Так что в 1-й класс меня без сомнений приняли в том самом 1969 году. И в том же учебном году случилась эта история с стихотворением.

После урока подошел к учительнице с вопросом - почему мне и тому мальчику поставили одинаковую оценку, хотя он отвечал гораздо хуже.

- Потому что, - ответила Зинаида Андреевна, - ему, чтобы выучить и рассказать так, как он рассказал, пришлось приложить много старания и потратить много времени. Ты же прочитал стихотворение три-четыре раза, и легко запомнил. Если бы ты чуть больше постарался - рассказал бы вообще без запинок. Кому больше дано - с того больше спросится!

Это было понятно и справедливо.