Женские истории

пожить в доме той бабки. Однако возникли какие-то проблемы с пропиской отца.

Подобные препятствия тогда обычно решались походом на поклон к кому-нибудь из руководителей городской управы (или что там тогда было).

Бабуля радостно объявила, что одним из таких руководителей являлся её бывший ученик. Более того, он руководил именно тем отделом, который и отвечал за прописку. Знакомство пришлось как нельзя кстати, и бабка отправилась к нему на встречу.

Вернулась она подавленной и разочарованной.

- Он меня совсем не помнит. Он был со мной таким грубым! Он едва ли не вытолкнул меня из своего кабинета!

Через несколько дней мой отец решил отправиться к тому начальнику самостоятельно.

Встретившись, отец объяснил тому свою ситуацию.

- Так это, значит, твоя тёща приходила ко мне пару дней назад? Учился я у неё когда-то...

- Она самая. Но она говорит, что Вы её так и не вспомнили.

- Я закончил школу больше двадцати лет назад, но до сих пор, увидев её издалека, я перехожу на другую сторону, чтобы с ней не здороваться, и когда она оказывается позади, я оборачиваюсь и плюю ей вслед. Но ты, похоже, мужик нормальный, и я тебе помогу. Но только обещай мне... Ты, ведь, её зять? Обещай, что будешь мотать ей нервы как только можешь, каждый день.

- Обещаю.

На том и порешили.

Длинные, волнистые волосы, симпатичное лицо без косметики, от чего она казалась только красивее, учитывая всеобщую женскую страсть к краске на лице и на волосах. Мужчина тяжко вздохнул. Эх! Было ведь времечко, когда с такими вот девушками встречался, беззаботен был, ветренен немного. А сейчас?

Преподаватель, лысею, жена (господи, как быстро она постарела! ) двое детей. Пусть и деньги неплохие и квартира есть, но...

Он опять мельком глянул на девицу и залюбовался румянцем на ее щеках и маленькой сумочкой со всякими глупенькими висюльками. Пора уже было выходить. Он поднялся и встал возле двери.

- Так! – возмущенно заявила девушка. – И долго это продолжаться будет?

- Что? – удивился мужчина.

- Ну, знакомиться-то будем, или нет? – она посмотрела на него сердито и сжала розовые губки. – Я же видела, как ты на меня пялился.

- Я не пялился, девушка. – автобус, как назло, застрял перед светофором.

- Правда? А что это было? Ну, ведь же хочешь познакомиться? – она поднялась и испытательно посмотрела ему в глаза. А он взял, да и ляпнул правду:

- Вообще-то... Да! – в ее глазах появилось удовлетворение

- Я Лика! – представилась она, и подошла ближе, бесцеремонно подхватила под руку. – А ты?

- А я, женат... - промямлил он, вызывая ее смех. – То есть я Игорь Валерьевич.

Немногочисленные пассажиры стали оборачиваться.

- Игорь! А я замуж хочу! – сказала Лика, и мечтательно, но немного капризно посмотрела вверх. – Вот ты меня замуж возьмешь? Только честно!

Мужчина совсем уже потерял нить, от таких резких поворотов разговора, он не мог ничего придумать.

- Дык, я же женат! – немного отчаяния в его голосе.

- Ну и что? Подумаешь. – возразила девушка. – Был женат, стал разведен. Вот если бы не женат был, меня бы в супруги взял? Только честно!

- Лика. Я вас совсем не знаю... - начал, было, Игорь Валерьевич, но она отмахнулась.

- Я хорошая! Серьезно! Я готовлю хорошо, я умная, отличница. И ведь красивая же. Правда? Или я тебе не нравлюсь?

- Нравитесь.

- Славно, так и что? Взял бы?

- Нууууу... - Игорь замялся, автобус уже выворачивал к остановке, и надо было что-то сказать. – Взял бы, наверное.

- Урааа! – Лика счастливо подпрыгнула. – Так когда в ЗАГС?

Дверцы автобуса открылись, Игорь Валерьевич стал спускаться, проигнорировав вопрос «Сумасшедшая!». А она взяла и спустилась следом, обняла его за талию и ткнулась носом в грудь, пробурчав глухо оттуда:

- Мой Муж! – У Игоря Валерьевича кончилось терпение.

- Так! Все! Хватит! Девушка, отцепитесь от меня, шутки шутками, но предел тоже иметь надо! – он вырвался из цепких ручек, подхватил свой тубус и быстрым шагом направился прочь.

... Вслед ему раздался плач. Такой, самый страшный для мужчины плач – женский. Против такого никто не устоит, секретное оружие, однако! Она сидела на скамеечке, совершенно по-детски хлюпала носом, и хлопала огромными, враз покрасневшими глазами.

Игорь Валерьевич вздохнул и остановился. Лика поглядела на него с надеждой.

- Ты ведь понимаешь, что замуж я тебя не могу взять? – она кивнула. – Тогда чего плачешь?

- Заааамуууж хочууу! – она опять хлюпнула носом.

- А может чего-нибудь другого? Хочешь я тебе куплю чего-нибудь, и ты домой поедешь, а? И отстанешь от меня.

Она надулась, обиженно посмотрела на него, встала и одернула курточку:

- Соврал, значит, что нравлюсь! Хорошо! Только покупать ничего не надо. Вот! – она порылась в сумочке, и протянула ему маленькую книжицу, коричневого цвета.

Это была зачетка. На имя Васильевой Лики Александровны.

«Твою мать!» про себя выругался Игорь Валерьевич, преподаватель психологии.

Лика улыбалась, глядя на него:

- Ставьте оценку Игорь Валерьевич. Я не ходила на ваши занятия, но курсовую работу на тему «Экстремальные способы воздействия на сознание» сдам вам завтра.

Он поставил оценку «5», расписался, проводил ее взглядом и надолго задумался.

«Отличница ведь» и над тем, что оценка заслужена...

(ни в один ППК – противоперегрузочный костюм – она не вписывалась по размерам, но легко и без него обходилась в силу хорошей натренированности).

В списке ее курсантов числился некий Саша по прозвищу Гусь – высокий, нескладный, донельзя застенчивый.

На очередной посадке Саша «ловит козла» – это когда борт после неудачных курсантских манипуляций ручкой управления подскакивает от полосы и взмывает на несколько метров вверх. В результате самолет приходится «усмирять», и не всегда это проходит с положительным результатом: может возникнуть прогрессирующий «козел» с последующим сваливанием машины на крыло. Вплоть до полного «кирдыка». В общем, грубейшая ошибка на посадке.

Самолет заруливает на стоянку. Движок глушится, фонари разгерметизируются. После того, как курсант и инструктор выбираются наружу, положен доклад инструктору по форме: «Курсант такой-то полет закончил, разрешите получить замечания». Вместо этого Саша, едва оказавшись на земле, начинает изображать из себя спринтера – что есть мочи рвать когти куда-то к горизонту.

Картина маслом: высокий, нескладный Гусь, вытянув длинную шею (за что и прозвище получено), смешно загребает своим 46-м растоптанным по бетонке, а следом, что-то вопя на ходу, круглым шариком катится Инесса, держа за «хобот» и, как Чапай шашкой, размахивая над головой кислородной маской.

Вечером, после наших долгих уговоров, Саша, по-девичьи краснея, рассказал-таки о причине своего олимпийского забега.

После того, как он на посадке заделал классического «козла», Инесса, понятное дело, еще на пробеге-торможении начала из своей задней кабины костерить его по СПУ – самолетному переговорному устройству. Такие переговоры в эфир не идут. Выражения, ясно, не выбирала. В конце полосы надо было сруливать вправо, чтобы попасть на стоянку, но растерявшийся от такого потока ненормативной лексики Гусь даванул не правую, а левую педаль. И борт начал поворачивать к лесопосадке, окаймлявшей аэродром. Вот тут Инесса и выдала последнее, что полностью ввело Саню в ступор:

– Ты что, гад, е@ать меня везешь, что ли?!

Жаль, никто не засек время, когда Саша рванул в даль светлую – может, там какой-нибудь рекорд был побит.

Энгельгардт знал.

«Работа была исполнена, но во всё время работы бабы ругались немилосердно — как умеют ругаться только бабы — всё кляли мужиков, зачем те взяли эту работу: «вот, взяли работу, чтобы им, чертям, пусто было», «работай теперь на них, чтоб им животы выело», и т. д. и т. д. , безостановочно, целые дни.

Мужики отшучивались: «не на нас работаешь, а на свою кишку — ведь жрала зимой хлеб». «Да, жрала, — ворчит баба, — чтоб тебе этот хлеб поперёк горла стал — сами пьянствуете, а тут убивайся». «Ну, ну, работай, — возражает мужик, — знаю я тебя — тебе бы только сидеть да хлеб на г… перегонять, ленива дюже».

И на работе, и идучи с работы, и дома бабы без умолку точили мужчин. Те отбивались, отшучивались, однако же бабы пересилили, во всех делах, где задет бабий интерес, бабы всегда осиливают мужиков, и тот, кто заводит какое-нибудь новое дело, чтобы иметь успех, должен прежде всего обратить внимание, насколько будут задеты бабьи интересы в этом деле, потому что вся сила в бабах, что и понятно для каждого, кто, зная положение бабы в деревне, примет во внимание, что 1) баба не платит податей и 2) что бабу нельзя пороть. Оно, правда, и мужика нельзя выпороть без суда, но ведь устроить суд ничего не стоит».

Эта цитата кончилась, но интересные факты не заканчиваются, из наблюдений Александра Николаевича следует: всё, что баба зимою заработает на стороне, поступает в её собственность. Мужчина ничего не даёт бабе на покупку одежды, баба одевается на свой счёт, мало того, баба должна одевать своего мужа и детей. Волна и лён достаются бабе в сыром, неотделанном виде. Баба должна расчесать волну, вытрепать и вычесать лён, прясть и выткать полотно, сукно, материю для юбок. Баба должна одеть мужика, то есть приготовить ему рубашки и портки, должна одеть себя и детей, а всё, что у неё останется — деньги, вырученные от продажи сческа, лишние полотна, намётки и пр. , — составляет её неотъемлемую собственность, на которую муж не имеет права.

Точно такую же собственность бабы составляет всё то, что она принесла с собою, выходя замуж, что собрала во время свадьбы, все те копейки, которые заработала, собирая ягоды и грибы летом и пр.

Энгельгардт пишет: «Баба всегда падка и жадна на деньги, она всегда дорожит деньгами, всегда стремится их заработать. Между мужиками ещё встречаются такие, которые работают только тогда, когда нет хлеба, а есть хлеб, проводят время в праздности, слоняясь из угла в угол, между бабами — никогда. Баба подвижна, охотно идёт на работу, если видит себе в том пользу, потому что у бабы нет конца желаниям, и, как бы ни был богат двор, как бы ни была богата баба, она не откажется от нескольких копеек, которые достаются на её долю, когда дарят на свадьбе игрицам, величающим молодых и гостей. Баба всегда копит, уже маленькой девочкой она бегает за ягодами и грибами, если есть кому продать их, и копит вырученные деньги на наряды — на платки, крали. Вырастая, она копит на приданое, и деньги, и полотна, и намётки, и вышиванья. Выйдя замуж, баба копит на одежду себе, детям, мужу. Замечательно, что баба считает себя обязанною одевать мужа и мыть ему белье только до тех пор, пока он с нею живёт. Pаз муж изменил ей, сошёлся с другою, первое, что баба делает, это отказывается одевать его: «живёшь с ней, пусть она тебя и одевает, а я себе найду». Угроза эта обыкновенно действует очень сильно.

Под старость баба копит себе на случай смерти: на гроб, на покров, на помин души. В дворе нет денег для уплаты повинностей, нет хлеба, а у бабы есть и деньги, и холсты, и наряды, но все это — её собственность, до которой хозяин не смеет дотронуться. Хозяин должен достать и денег, и хлеба, откуда хочет, а бабьего добра не смей трогать. Бабий сундук — это её неприкосновенная собственность, и если муж, возьмёт что-нибудь из сундука, то это будет воровство, за которое накажет и суд»

Вот так вот. А вы говорите: феминистки в Европе…

загробной жизни. Но из песни слов не выкинешь- я на полном серьезе выбирала, какой хочу быть в старости. Представила себе когда-то- ну вот доживу я, допустим, до 65-70 лет, и придется мне стать старушкой, и еще лет 10-20 в таком виде существовать. Срок немалый. И мне очень хотелось в этот период как-то на свой возраст пристойно выглядеть. Ну чтоб не мини-юбка, подтяжки лица и тела и молодой муж или там противополжный полюс- старческая расплывчатость, толстая фигура и небрежная прическа- но стильно так, без излишеств, но приятно для глаза и разума. И я выбирала, внимательно наблюдала за встречающихся мне на жизненном пути старушками- какой именно хочу в старости стать. Тем более со старыми женщинами, вообще-то, очень интересно разговаривать- у них жизненный опыт и багаж историй такой, что слушать их можно бесконечно.

Я вдумчиво выбирала- хочу ли быть полной, несколько сырой женщиной с кукишем седых волос на затылке, сугубо утопшей в жизненных интересах своих многочисленных детей и внуков, как моя собственная бабушка, или утонченной, острой, элегантной пожилой женщиной с напряженной интеллектуальной и социальной жизнью, как моя соседка.

Но однажды, не очень давно, я ЕЕ встретила. Как в знаменитой песне Шнура - "Но это ты -рыба моей мечты! Это ты! ". В данном случае- бабка моей мечты.

Вот! Это оно! Вот такой я хочу в старости стать!

Она неслась, как викинг- берсерк, на горном велосипеде, и ее не могли догнать даже собственные внуки с их друзьями на таких же великах. У нее были снежно-белые, неокрашеные волосы, очень красиво подстриженные в каре стиля 30-х годов, ни малейших следов пластических операций, но зато щедро накрашенные ярко-красной помадой губы ( дамам в возрасте на заметку- вусмерть-красная помада очень хорошо смотрится на фоне белых волос и бледной кожи, присущих европейкам и славянкам в возрасте, да и всем очень светлым блондинкам. Красивый цветовой контраст получается). И по виду ее было ясно- ее никто и ничто на ее велике не остановит, она бесстрашна, горда и счастлива. Ей уже море по колено- она всех возможных дла себя высот достигла, замуж сходила, всех вырастила и подняла и теперь имеет право распоряжаться своей жизнью, как угодно. В том числе на горном велосипеде.

Мечтаю стать такой же бабкой. При внуках- но при этом бодрой, сильной, храброй.