Свежие истории от 19 февраля 2009

тебе руки так оторвет-оттянет, что дня 2-3 играть вообще невозможно. Но нет безвыходных положений, (есть лишь растерявшиеся люди – с детства слышал). Заказал я себе чудовищных размеров рюкзак, чтоб в него и аккордеон, и костюмы, и вообще все необходимое в гастролях укладывать. Никакая материя, как выяснилось, бесконечных гастрольных переездов выдержать не может – рвется. Поэтому снаружи брезент пришлось укрепить пристроченными к нему ПАРАШЮТНЫМИ стропами.

В багаж сдавать аккордеон нельзя – тотчас расколотят. В аэропортах это понимали и милостиво разрешали заносить этот чудовищный мешок в салон, но чтоб сразу же – в задний гардероб, иначе никому проходу нет. И вот однажды мы входим в самолет почему-то не первыми, а последними, все уже сидят на своих местах. Мне поэтому приходится нести его в гардероб над головами недоумевающих пассажиров (у них же чуть не дамские сумочки отняли и заперли в багаж при посадке).

Один из пассажиров разглядел мой мешок, пока я как раз над его головой рюкзак пропихивал, да и спрашивает, слегка дрогнувшим голосом: "А что это у вас, парашют?"

Я люблю одесский юмор, и ему "в тон" отвечаю: "А вам что, не выдали? Всем же при регистрации предлагали!". Но рейс-то был не на Одессу, а в Хабаровск.

Через какое-то время возле кабины пилотов собирается приличная толпа, все взволнованы, показывают экипажу на меня. Мне предлагают немедленно успокоить людей и сказать в микрофон, что я пошутил насчет парашютов на регистрации. Я охотно соглашаюсь.

Беру микрофон, говорю: "Уважаемые авиапассажиры! Прошу вас сохранять спокойствие. Я пошутил. Никаких парашютов при регистрации никому не предлагали. Мне просто выходить нужно раньше вас по дороге. Мне ваш Хабаровск не нужен".

Экипаж стал смеяться, а пассажиры не стали. У некоторых даже рты открылись от страха.

Тут командир у меня микрофон отбирает и говорит народу: "Все поняли?! Этого пассажира мы высаживаем на пол-дороге. Сначала его самого высадим, а потом вдогонку его мешок вниз сбросим, чтоб он людей не пугал!"

Первую анкету мне предложило заполнить консульство Австралии. У них очень удобная система: за каждое "да" в анкете получаешь балл. Набираешь 150 и идешь складывать чемоданы, пока тебе тем временем визу печатают. Однако вместо 150 баллов набрал я почему-то только 3, хотя очень старался. Но австралийцы хоть деньги с меня за это не взяли.

А вот канадцы с меня слупили больше, чем я за предыдущие 20 лет заработал, если бы все эти мои рубли пересчитать на курс к рублю канадского доллара в момент рассмотрения моего заявления. Им настолько понравилась моя кандидатура на иммиграцию, что меня проэкзаменовал по английскому языку аж сам вице-консул. Он мне сказал: "Я вижу, что Вы настоящий эксперт в Вашей профессии, а я – в моей. У Вас нет ни одного шанса выжить в англоязычной стране. Гуд бай!" Плакали мои денежки. Причем, как позже узнал из "их" газет – из-за моей недогадливости и скупости. После многочисленных жалоб переехавших в Канаду на вымогательство взяток, их спецслужбы выяснили, что за визу требовалось заплатить в среднем 7 000 долларов (правда, взятки вымогались служащими, нанятыми на местах – канадцы славятся и очень гордятся своей некоррумпированностью).

Недавно, кстати, я провел простой тест: спросил в Канаде наугад 50 человек в торговом центре: "Извините, какое сегодня число?" — ответить сумели двое, остальные ответили "Но Инглиш". Попросил знакомого преподавателя английского языка (диплом из Кембриджа) перевести на русский язык записи, сделанные в Канаде на моем телефонном автоответчике – "провалился" учитель, сказал только, что за такой английский, по его мнению, нужно сразу убивать.

Перечислять все отказы ни к чему. Скажу сразу, что очень меня захотели немедленно к себе взять только две страны: Камерун и Уругвай. Консул Камеруна, оказалось, давно уже мечтал открыть в своей родной столице музшколу. Он не стал мелочиться и предложил мне зарплату ровно в 1 000 больше, чем я имел тогда в Москве ( то-есть 16 000 в год вместо моих на тот год 16 долларов США). Он показал мне замечательные фильмы об этой очень красивой стране, и я бы поехал, если бы не упомянутые вскользь +43 в тени при очень высокой влажности. Пошел я в знакомую сауну попробовать, и тут выяснилось, что уже после 8-9 минут пребывания в "Камеруне" начинает нестерпимо хотеться назад на родину, или хотя бы на Северный Полюс.

А уругвайские ребята, думаю, не выполнили в тот момент какой-нибудь план по иммиграции. Нет бы им дать мне какую-нибудь анкету с баллами, да помурыжить хоть немного – тут бы я и был у них на крючке. Да куда там!

— Давай мы тебе прямо сейчас же в паспорт визу поставим, а хочешь – даже две или три шлепнем. И прямо от нас — в аэропорт.

Когда я попытался объяснить, что немного-дескать боязно (я ж на рояле играю, а не в футбол; да к тому же не могу испанского языка от португальского отличить – как я хотя бы дорогу в туалет буду спрашивать?) – мне сказали, что "рассуждать не нужно, а нужно, как вы-русские говорите: сразу головой в омут".

Я высоко оценил их успехи в изучении русского языка и русской души, но решил что "головой в омут" я могу и просто в любом месте Москва-реки, незачем переплачивать за авиабилеты в Уругвай ради этого.

Были у меня и знакомые в консульстве ЮАР. Они мне прямо сказали, что ситуация очень сложная: идет процесс передачи власти от белого к черному правительству, которому каждый новый белый в стране накануне предстоящих выборов... ну сами понимаете. Ну и кому в консульстве хочется потерять в ближайшем будущем работу из-за какого-то непоседливого русского? "Нет! Нет! Нет!" — сказал мне консул по-русски, не полагаясь на переводчика.

И вот в этой ситуации полной безнадеги я случайно помогаю незнакомой женщине занести в лифт пачку картин, купленных ею на Измайловском рынке. Оказалось, что она прямо сейчас уезжает из Москвы, а эти картины ей привезут позже ее друзья, проживающие в этом доме. Спрашиваю: "Понравилось Вам в Москве?" — "Очень, очень понравилось! У вас столько замечательных художников, и столько картин. Я и сама рисую, но я – просто любитель". "А Вы не хотели бы в ЮАР побывать?" — спрашивает. Я говорю, что хотел бы, но это невозможно – у меня нет приглашения, и никто мне не даст его в такой сложный период перехода... итд. "Что за глупости? " — перебивает меня женщина, — "Наши законы еще никто не отменял."

Берет свою записную книжку и вырывает листок размером в пол-ладошки (бумага в клеточку). Пишет на нем ТОЛЬКО свое имя и номер паспорта, затем слово "приглашаю...". "Завтра зайдите в наше консульство и попросите ЮАРовскую визу, только не забудьте, пожалуйста, свое имя вписать вместо точек, иначе Вы меня в неудобное положение поставите – я же не знаю, как Ваше имя пишется". С этим мы и расстаемся.

Я был совершенно уверен, что она сама не знает, о чем говорит, но терять-то мне было нечего. Наутро я зашел в консульство ЮАР с этим клочком бумажки (ни тебе бланков, ни печатей, ни заверений). Сотрудницы переглянулись, кто-то кому-то кивнул. Мне поставили в паспорт очень красивую визу-картинку со стоящими на задних ногах антилопами. На следующий день я летел в самолете над Африкой.

Черные воды сомкнулись над его телом, а когда тот поднялся, то, скорее всего, походил на [мав]ра в черном костюме. Отплевываясь и вытирая подкладкой куртки, которая не успела промокнуть насквозь, свое почерневшее лицо, он как-то странно шоркал ногами, все еще стоя по колено в болоте.

— Ха-ха-ха, дичь ищешь?

— Ну да, она у него уже жареная должна быть. От ракетницы-то.

— Идиоты, я ружье утопил.

— Вон оно, торчит.

Ружье вошло в дно под прямым углом. Воткнулось в дно и торчало по приклад над водой. Женя не послушал советов, прочистить стволы сразу, надеясь, что грязь высохнет и сама отвалится.

Тот вечер был определенно не Женин. Ибо он еще и консервы открывал, явно просроченные еще во времена царя Гороха. После удара ножом по банке, от туда ударила струя тухлой сайры в масле. Друг наш стал грязен и вонюч. Настроение ему сей факт не поднял, и он принялся уничтожать водку. Утром Евгений Батькович представлял из себя жалкое зрелище. Не вытертая с лица грязь высохла, превратившись в пыль, ровным слоем покрывающую лицо. А похмелье его было тяжелым.

— Мужики, есть чем поправиться?

— Ты вчера все выжрал.

— Может, в деревню сходим, в магаз, а?

— Вечером. Мы сейчас за поле хотим сходить, может на опушке какие-нибудь интересные зверушки там есть.

— Ладно, я с вами до грунтовки дойду и в деревню, за жбаном…

Так мы и порешили. Мы ушли по заросшему кустами полю, а Женя ушел в сельпо.

Забегая вперед скажу: Он сходил в магазин, вернулся к месту нашего расставания, и сел нас ждать. Процесс ожидания он сгладил тем, что опохмелился в тенечке. Жизнь снова заиграла для него яркими красками, головная боль прошла, день был чудесный и он задремал в сени векового дуба.

Мы возврощались через кустарник обратно к дороге, когда услышали душераздирающее

— [м]ляааааа!!!".

Ускорили шаг, минут через 15-20, мы были там, где расстались с Женей, и откуда слышали рев. На обочине сидели Женя и какой-то мужик. Они пили водку и оживленно беседовали. А теперь рассказ мужика:

— Иду я, значит (пространное объяснение, куда и зачем он шел), вижу человек лежит под деревом. Ну думаю, может плохо человеку. Подхожу и, "Мать – это ж труп". Он уже цвета такого землистого и мухи над ним летают. Я, зачем-то, сапогом его так, а он меня в жопу послал.

Вот Женя его и отпаивал от шока.

Второй пассажир, которого я и вез на тот момент, ехал в аэропорт, периодически поглядывая на часы. Его нервозность передалась мне, а недаром же говорят, что спешка нужна при ловле блох, в остальных случаях она здорово мешает – при обгоне еле ползущего "КАМаза", груженого строительным мусором, с выездом на встречку меня закономерно тормознули.

После недолгой вступительной части собеседования наступил, как обычно, "момент истины". Видит Бог, я не собирался, в общем-то, никого обманывать. Со словами "готов отдать, что есть", я достал из кармана всю невеликую дневную выручку – толстенькую пачку червонцев, прикрытую сверху двумя полтинниками. Служивый заинтересованно покосился на нее, как ворона на сыр, мысленно оценил ее толщину (а сверху-то – полтинники!) и, сочтя ее достаточной, изрек – "клади в шапку". Не веря в свое избавление, я аккуратно, чтобы пачка не разъехалась и предательски не обнажила лежащие снизу десятки, опустил денежный кирпичик в форменную ушанку.

С места рванул на второй скорости, давясь от смеха. Пассажир недоуменно-участливо спросил: "Ну, сколько? Штуки 3-4-5?". Нет, говорю, семьсот рублей, и объяснил, в чем дело. Остаток дороги до аэропорта смеялись уже вдвоем не переставая. Ей Богу, езжу уже 30 лет, видел всякое, но "куклу" повелителям волшебной полосатой палочки, пусть и нечаянно, впарил впервые…