Истории о женщинах

залёт и командирским голосом за него отчитать.
Обычно девчонки выбегали в слезах, парни выходили, словно бы им сказали, что больше у них не встанет.
Ну и вот, пришёл черёд новенькой сотрудницы — милой, маленькой, изящной девочки с тихим голосом, грамотной речью и милым спокойным характером.
Зашла она в кабинет, двери закрываются... монотонный голос что-то ей рассказывает и тут...
— Я ТЕБЯ НЕДЕЛЮ НАЗАД ПРОСИЛ ПРИСЛАТЬ МНЕ ОТЧЁТ, ГДЕ ОН, Б%Я?! ТЫ ЧЁ, Б%Я, СОВСЕМ ТАМ ОХ@ЕЛА?
И тут, словно гром среди ясного неба, звонкий голос новенькой:
— ЭТО КТО, Б%%%Ь, ТУТ СОВСЕМ ОХ@ЕЛ?! Я, Б%%%Ь, СОВСЕМ ОХ@ЕЛА?! Я ТУТ УЖЕ 1.5 МЕСЯЦА, ОТ ТЕБЯ ПИСЕМ ОТРОДЯТЬ, Б%%%Ь, НЕ ВИДЕЛА! КОГДА БЫЛО ПИСЬМО С ПРОСЬБОЙ ВЫСЛАТЬ ЭТО Ё%%%%%Й ОТЧЁТ?! ДАТУ И ВРЕМЯ?! ЭТО Я, Б%%%Ь, СОВСЕМ ОХ@ЕЛА?! А МОЖЕТ ТЫ, Б%%%Ь, СОВСЕМ ОХ@ЕЛ?!
За стеной повисла тишина. Мне казалось, что я слышал щелчок затвора.
Снова монотонный голос, открывается дверь — выходит девочка со смешанной эмоцией на лице, а следом, обнимая, выходит начальник продаж, с сияющей физиономией, словно бы она его только что отымела, а не обматерила.
Теперь он к ней относится, словно к родной дочери.

больничного комплекса, построенного в виде буквы "П".
В палате моей сестры (у нее уже были третьи роды, поэтому особых беспокойств не было), среди таких же "маститых" мамаш, выделялась одна девчушка.
И хотя ей было уже лет 18-19, выглядела она такой маленькой, что казалось, что ей лет 16. Её мужем был такой же тщедушный паренек, и вместе они выглядели как дети, а не молодая пара. Молодой муж порхал вокруг нее, как бабочка вокруг цветка. Общались они исключительно словами: "рыбка моя", "зайка моя", "солнышко" и все в этом роде. В общем, вызывали одновременно недоумение и умиление.
Итак, жаркий летний день, во дворе больницы собрались многочисленные родственники пациентов, окна в палатах открыты практически везде и между пациентами и их родственниками ведутся разговоры на тему "ты как" и в ответ "как дела дома". Естественно, все слышат друг друга, но это мало кого тревожит. Конечно же, громче всех приходится кричать тем, кто пришел к роженицам, так как, еще раз напомню, роддом на 8 и 9 этажах.
Среди прочих, пришел и этот молодой папаша. Своими "зайками" и
"лапочками" он сразу привлек к себе внимание, учитывая, что кричать ему приходилось громче остальных. Его молодая жена только сегодня родила, поэтому находилась в состоянии небольшого шока от первых родов. Но к окну все же подошла.
После череды восторженных вопросов про ребенка папаша кричит наверх:
"Солнышко моё! Как ты сама? Как ты рожала? " А в ответ, еще не полностью отошедшая от родов, молодая мамаша кричит, чуть ли не со слезами: "Как рожала?! Приди домой, засунь себе в жопу зонтик, раскрой его и попробуй вытащить! Вот как я рожала! "
Это слышали все: и пациенты в окнах, и их родственники на улице. Как после дружного гогота не обвалилась девятиэтажка, вопрос к строителям.
Они, наверное, её сейсмоустойчивой сделали. Но минут 10 после этого никто не мог разговаривать, а смущенный папаша, залившись краской поспешил ретироваться.

в сибирской глубинке. Участок размером с Бельгию, степь, тайга, озера, реки, несколько деревень в 5 000 душ и ты один, до районного отдела полсотни километров. Было весело, но эта история грустная. Как-то в марте поутру постучался ко мне в кабинет мужичок и поведал, что соседка его бабка Шулепиха второй день не показывается, на стук в дверь не отзывается и печь у нее не топится. Последний аргумент был более чем серьезен и мы не мешкая отправились к дому старушки. Старенькая дверь, запертая изнутри подалась под нашим нажимом и в выстывшей квартире на кухне мы увидели Шулепину Анну Никаноровну 1926 года рождения висящую под потолочной балкой в петле из бельевой веревки. Полагающийся осмотр места происшествия показал полное отсутствие признаков насильственной смерти и несмотря на то, что не было обычной в таких случаях предсмертной записки все указывало на самоубийство. А на причину самоубийства указывало то, что в доме из съедобного было только полстакана соли. Ни крошки хлеба, ни единой картофелины. Казалось бы, как такое возможно в деревне? Возможно. В тот год весь август и сентябрь шли затяжные дожди и огород старушки размером в сотку превратился в сплошную лужу, сгнило все что и вырасти не успело. Анна Никаноровна среди соседей слыла опрятной и беззлобной, никогда ни о чем не жалилась, жила одна, единственный сын много лет уж как сгинул где-то без вести и на похоронах не объявился. А свою небольшую пенсию которой худо-бедно хватило бы на какую-то еду на момент события она не получала 9-й месяц по причине отсутствия средств в пенсионном фонде. Обычная по тем временам история. Все соседи сокрушались: "Да как же так! Да разве же мы б не помогли если б знали! " Конечно помогли бы. Да вот не знали.
А далее мне положено на основании собранного материала вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по причине отсутствия состава преступления и направить материал в архив. Только что-то в тот раз взыграло внутри и вместо этого я вынес постановление о возбуждении уголовного дела в отношении председателя районного пенсионного фонда по статье доведение до самоубийства. А поскольку статья по подследственности относилась к прокуратуре я туда материал и направил. А подписал мне его один из заместителей начальника райотдела, который по разгильдяйству своему никогда не читал документы которые подписывал.
Гром грянул через несколько дней. Прокурор района позвонил начальнику райотдела, тот вызвал меня и я узнал о себе много интересного. Уволиться не предложили. Просто начальник понимал, что я не хотел обвинить лично председателя районного пенсионного фонда, понимал, что я что-то пытался сделать, как мог. Когда эмоции улеглись, он уже спокойно сказал: "Ты думаешь я не вижу? Ты еще не знаешь всего. Вся страна в ... Иди работай. "
Как бы не хотелось вернутся в такое время. Посмотрите вокруг. Нет ли рядом такой Анны Никаноровны которая не признается, что ей хлеба не на что купить.

А дальше, смотрю по дороге, эвакуатор уже кого-то грузит и «десятка» дэпээсная рядом стоит на аварийке. То есть сейчас и сюда подъедут. У нас они постоянно пасутся, улочка тихая, паковать им удобно. А водила их не видит что ли из-за трактора, стоит себе, курит, дым идёт из окошка. Ну, думаю, пойду, сгоню, пока он проблем не огрёб себе по самые рыжики. Не то, чтобы я альтруист какой, но примут же остолопа, езда по встречке, лишение.
Подхожу, картина маслом – две девушки сидят, сигаретки вовсю сосут тонкие, музон орёт. Вот же, дурёхи, думаю, ладно, тем более помочь надо. Ну, и к ним обращаюсь:
— Милые дамы – говорю – вижу, вы заняты, но можно к вам обратиться? — девушки они всё же, чего бы с шуткой не подойти-то?
И вот тут всё как-то странно пошло. Пассажирка на меня только слегка и покосилась, причём даже голову не повернула (богиня, по ходу), а та, что за рулём окно ещё чуть приоткрыла и так презрительно мне через губу:
— Ну, чего надо-то?
Я, честно говоря, даже опешил немного. И даже ответить-то не успел, как она мне снова задвинула:
— Что, освободился недавно? Что, справку потерял, воровать не умеешь? Помочь тебе, чем можем? Да затрахали вы уже клянчить! – и окошко обратно, бамс, и закрыла.
А я так, как дурак, стоять и остался. Потом к крыльцу отошёл, закурил. Ничосе, думаю, сходил лось за солью, вот и делай людям добрые дела. Ну, на себя так со стороны глянул, да вроде нормально выгляжу. Не во фраке, понятно, в каких-то там джинсах, кроссовках, но как бы на бомжа не похож ни разу. Охренеть, короче…
Ну, а дальше всё по законам жанра. Мусора их замечают, к ним, брык, подкатывают, инспектор такой-то, все дела. Я стою, курю, наблюдаю. Они тут обе выскакивают, поначалу улыбаются как стюардессы, мол, здрасьте, хи-хи, ойчтонельзятутстоять, хи-хи, амынезнали, хи-хи, ойизвините, хи-хи и так далее…
Минуты три он этим дурам растолковывал, что они, собственно говоря, нарушили. Смотрю, обе зубы сушить перестали, та, что за рулём документы суёт ему, а сама вся бледненькая такая стала и глаза уже как озоновые дыры.
Тут он ей доводит, что за это ей будет, и она вообще в транс входит, реветь начинает, мол, простите. И пассажирка вокруг них бегает, щупальцами машет и тоже ноет, простите, отпустите. Тараканьи бега, короче.
А инспектору пофиг, видимо, насмотрелся уже. Вообще не ведётся, водительницу оформлять уводит, а пассажирка возле машины остаётся. Постояла немножко, потом вдруг ко мне оборачивается и так возмущённо выдаёт:
— Что, нельзя было сказать нам по-человечески! ! ? (По-человечески! ! )
— Да, ты мой яблонь цвет – отвечаю – так я же к вам вроде по-хорошему и подходил. А уж почему вы по-человечески не понимаете, я не знаю.