Семейные истории #дети

источника денег. Не будь родители огромными транжирами, было бы не так страшно. А тут маме пришлось выходить на работу, пока папа искал работу и отвергал предложения, «недостойные такого человека», как он. Хоть и это звучит жестоко, но думаю, кресло его просто испортило и он не соглашался на более низкую должность. Провалявшись так пару лет на диване перед телевизором, папа в конце концов с несколькими друзьями пошёл в бизнес, который может около десяти лет не приносил никакого дохода, но потом уже правда, попёрло.

Скажу вам так, работающая мама это часто маленькая трагедия для ребёнка. К адвокатам чаще всего временных требований нет, т. е. они не обязаны сидеть в бюро с 9-и до 6-и. Но моя мама сидела. Вы знаете насколько страшна женщине мысль «Мои дети могут умереть с голоду»? Эта мысль может заставить женщину свернуть горы. Вот и моя мама сидела в плохоотопляемом помещении бюро весь день, в надежде, что зайдёт клиент и она сможет заработать что-то, чтобы купить продукты домой. Еще она конечно же выходила в суды, участвовала в следствиях. Худшее для меня - ребенка было следствие, потому что оно не заканчивалось в шесть, чаще всего до восьми-девяти вечера продолжалось. А я ведь весь день ждала маму, мне её сильно не хватало, а с шести вечера я по сто раз смотрела на часы и прислушивалась к звукам с подъезда. А мама приходила усталая, голодная, на одном завтраке и быстро переодевшись, шла на кухню готовить нам поесть, поставить чайник, дальше убиралась дома и занималась с нами уроками. Я понимаю, что по сравнению с женщинами во время второй мировой, у мамы был курортная жизнь, но всё равно, хоть и это были ужасные девяностые, всё равно это было тяжело для такой хрупкой женщины. Я вот сейчас сама работаю юристом и просто не представляю, как она успевала тогда. Но вернёмся к сути.

В 2000 году в нашей стране впервые объявили экзамены на судейство. При чем сделали это очень странным образом – участие в этих экзаменах было обязательно для работающих в тот момент судей – кто не пройдет, того снимут с должности. Почему-то моя мама тоже решила подать документы. Насколько я помню, первый экзамен был по логике, мировоззрению и кажется иностраноому языку, тесты. Там было ещё несколько этапов, один из них точно письменный. И наконец, последний этап – устное собеседование. Сколько работающих судей не смогли сдать экзамены, такой скандал был из-за этого. Большинство из них завалили первый же экзамен, хотя я видела тесты после экзамена и для меня – школьницы многие вопросы показались довольно-таки легкими. А моя мама-умница смогла сдать все экзамены и добралась до устного. И тут началось самое интересное.

Заседателем экзаменационного комитета назначили вышепоставленного чиновника из Министерства Юстиции, которая по совместительству оказалась давешней подругой моей мамы. Она позвала мою маму и говорит типа, дружба дружбой, служба службой, я могу отказаться ради тебя от своей части, даже сделаю всё, чтобы тебя назначили в столицу, но всё равно тебе придётся заплатить вот такую-то сумму. Мама прикинула в уме, пришла домой и радостная говорит папе, мол, второпях продаём квартиру, дачу, всё равно будучи судьей, я за год эти деньги заработаю. И тут папа выдал то, чего мама никак не ожидала, а конкретно:

- Ты что, с ума сошла, какое судейство? Тебя дети и так не видят, станешь судьей, вообще будешь целыми сутками жить на работе. Будь моя воля, я бы ни дня не разрешил тебе адвокатом работать, а о судействе ты даже и не мечтай.

- Ах, ох, как, почему, а экзамены?

- Честно? Я специально не мешал, разрешил тебе участвовать, думал, что ты завалишь первый же экзамен. Такие ведь люди не смогли сдать, откуда мне было знать, что ты пройдёшь все экзамены.

Мама не могла так просто уступить и продолжала спорить. Но тут в разговор встряла я, которая услышала, что «станешь судъей, вообще будешь жить на работе».

- Нее, мама, пожалуйста, не надо в судьи, я не хочу, чтобы ты столько работала, прошу тебя, я без тебя скучаю весь день.

Вот тут мама сдалась. Брат был слишком мелким, чтобы вообще понимать, о чём идет речь, он даже не помнит этот разговор. Я думала, что со временем мама будет припоминать мне это, но видит Зевс, она ни разу не напомнила и кажется даже и не жалела. Кстати, этот случай походу на папу очень хорошее воздействие имел, потому что папа скоро поменял род своей деятельности и его бизнес начал приносить более-менее нормальные деньги, а мама наконец-то перестала весь день торчать на работе.

А у меня всё сложилось наоборот. Когда я поступила в юрфак, оказалось, что ни деньгами (за исключением оооогромными), ни матерью-адвокатом тут никого не удивишь. Будь она судьей, то даа, у меня была бы репутация дочки судьи и поклонников у меня было бы в разы больше. Ну да, юрфак это такой странный мир, со своими причудами. Даже останься папа на той должности, всё равно я была бы среднячком. А тут я вообще считалась низшим сословием, «сиротой без родственников». Ни дяди-министра, ни папы-главного прокурора. Со мной дружили только те, кто меня саму считал интересной девушкой. То есть единицы. Сейчас-то я понимаю, что это хорошо, но тогда это меня сильно било по самолюбию. Вот тогда и я начала жалеть, что воспрепятствовала маме стать судьей. Да, я всю ответственность этого решения брала на себя и все четыре года сильно жалела. Ну и зря.

Сколько лет прошло с этого. Я давно окончила универ и успешно работаю юристом. Маме перевалило за семьдесят, давно уже оставила работу. Хоть и адвокаты могут работать хоть до ста лет, но как только мы с братом устроились на работу, мама написала заявление и ушла. Смотрю на неё, жизнерадостная женщина, полна планов на будущее, постоянно меня подбивает на путешествия. Каждый день просыпается в 4-5 утра, пьет свой эспрессо и уходит делать круги на стадионе. Недавно ей на телефон скачала шагомер, оказалось, что она каждый день ходит больше 10000 шагов.

Была бы она такой, поди она в судьи? Нет, конечно же. Я сама работала помощником судьи, видела их жизнь. Работы нечеловечески много, сама работа и физически и психологически сильно выматывает, сердобольные, душевные люди очень быстро выгорают на такой работе. Мужчины справляются, а женщины не очень. Одно дело защищать одну сторону, совсем другое дело каждый день принимать по сотне решений, которые сильно изменят жизнь людей. Однозначно я бы скоро совершенно осталась бы без матери. Кто выиграл бы от этого? Только какие-то сумашедшие феминистки выступая по телеку радовались бы: «В этом году соотношение женщин-судей ощутимо стало больше». Да, еще и денег много успела бы заработать. Нелегальных. Да ну нафиг. Здоровье и улыбка мамы стоят дороже.

Кстати, папа тоже жив-здоров, почти что одновременно с мамой вышел на пенсию. Вынужденно. Его кинул партнёр, на миллионы ? Как-нибудь про это тоже напишу, довольно необыкновенная история. Но папе уже пофиг, он усвоил компьютер, весь день в шахматы играет, смотрит футбол и свою политику.

З. Ы. Зная, как некоторых людей раздражают перлы и ошибки в тексте, для инфы напишу, что русский язык для меня такой же иностранный, как и английский. Хотя даже хуже. В школе не проходила, грамматику не изучала. Пишу так, как получается. Поэтому прошу извенитъ за ашипки ?

Семья жила душа в душу и поводов для сплетен не давала. По магазинам Стас и Лариса ходили держась за руки как пионеры, порознь их почти не видели, и вообще их пара излучала просто ауру любви и благоденствия. Идиллия одним словом. С годами чувства не слабели, а только крепли на зависть окружающим. За семь лет между ними ни разу не пробежала черная кошка. Единственное, что Стас посматривая вокруг, понемногу, глубоко в себе начал мучиться вечным спутником семейного счастья-ревностью. Будучи по природе человеком выдержанным Стас не позволял этому пороку выплеснуться наружу давя все сомнения в себе.

Хотя кто знает, какие бури бушевали в глубине души подводника, видя восхищенные взгляды мужчин направленные на жену, и слушая комплименты и любезности сослуживцев на праздничных саммитах. Но тем не менее внешене заметно не было, и даже Лариса сомнений и тревоги мужа не замечала, да и не хотела. А вот Стас незаметно созревал, прямо как прыщ перед тем, как лопнуть.

Корабль уходил в море на контрольный выход. Схема отработанная и привычная.

Десять дней тревог и нервотрепки плюс десять бессонных ночей. Рано утром Стас попрощался с женой, поцеловал спящего сына, и пообещав вернуться через десять суток отправился выполнять конституционный долг. Моря выдались нелегкие, то тут, то там намертво отказывалась работать матчасть. Стас служил в ьмеханических силахь и порядком намучился днем и ночью латая капризную технику. Тем обиднее было решение старшего на выходе командира дивизии на седьмой день идти в базу, по причине массовой неисправности технической части корабля. Злость и раздражение Стаса скрашивала лишь одна мысль: теплый бок жены стал на три дня ближе. А так, как на мужское достоинство и силу соскучившийся каплей не жаловался, то весь путь домой провел на подъеме, рисуя в мыслях одну картину за другой.

По традиции в базу вернулись поздно вечером. Когда чехарда с выводом

ГЭУ закончилась, Стас даже не опрокинув традиционную стопку спирта за прибытие, словно жеребец поскакал домой. Смакуя процесс возложения головы на пышную грудь законной супруги Стас домчался до дома, рывком поднялся на третий этаж и затормозил перед родной дверью.

Было начало второго ночи. ь Мои спять-подумал Стас. ь Не ждуть и представил как неслышно разденется и запрыгнет в постель к Ларисе, удивление той, и все последующее безобразие: Как можно аккуратнее вставив ключ дрожащий от нетерпения Стас тихонько повернул его и протиснулся в прихожую.

Механиком каплей был отменным, замок регулярно смазывал, и тот его не подвел.

К большому разочарованию жена судя по всему не спала. Из за неплотно прикрытой двери спальни падал луч света и что-то слышалось. Что именно

Стас не понял, и не раздеваясь, даже не снимая фуражки на цыпочках подкрался поближе. Под ложечкой засосало. Сквозь створ двери его глазам предстала картина не снившаяся даже в самом страшном сне. Горел ночник.

На его супружеском ложе бесстыдно раскинув ноги и раскидав по подушке белокурые волосы лежала женщина. Все остальное закрывала фигура обнаженного мужчины ритмично задиравшего зад к потолку. Женщина стонала во весь голос, его жена стонала как, как никогда не стонала с ним. Стас был убит на месте. Вся жизнь рухнула в одночастье. Сколько он простоял в полупарализованном состоянии неизвестно. Но когда Стас очнулся за свои поступки он уже не отвечал. В милицейский протоколах это называется ь: в состоянии тяжелого душевного потрясения: ь. Охваченный пламенем мщения за поруганную супружескую честь Стас начал судорожно искать кобуру на поясе. Ее естественно не было. Кортика тоже. Стас ринулся на кухню.

Первое, что попало под руку была вилка. Красивая мельхиоровая вилка из набора подаренного им на свадьбу. Зажав в крепкой офицерской руке неуставное холодное оружие Стас метнулся обратно к спальне. Ворвавшись как торнадо в обитель изменщицы, перехватив для верности вилку второй рукой, униженный офицер от души размахнулся и: Рука оскорбленного военного не дрогнула. Вилка описав широкую дугу почти полностью погрузилась аккурат посередине движущихся ляжек прелюбодея. Описать раздавшийся после удара крик я не решусь. Ветеран войны приехавший в гости к сыну, в квартиру по соседству, переживший блокадный Ленинград и штурм Берлина рассказывал, что проснулся с криком ьБомбы!!! ь и поднял на ноги всю семью. Причем в отсутствии бомбежки и пострадавших его убеждали всей семьей минут сорок. И хотя спать он потом лег, но в отсутствии погибших и разрушений сомневался до самого отъезда. У соседей сверху описались дети, и чуть не наложили в штаны родители по причине непередаваемого ультразвукового воздействия. А овчарка других соседей выла до утра, оплакивая чью-то собачью жизнь.

Оставив орудие мщения торчать в анусе осквернителя, Стас резко развернулся и почти строевым шагом вышел из спальни. У него оставалось одно желание: покинуть ставший чужим дом, хорошенько надраться и утром забрать вещи.

О содеянном Стас как то не задумывался. На удивление в прихожей уже горел свет. И еще в ней стояла Лариса собственной персоной, в домашнем халатике и с полотенцем на голове. Красивая и соблазнительная. Для потерявшего все жизненные ориентиры Стаса потрясений на этот вечер оказалось достаточно. Со стороны это напоминало детскую игру ьзамриь.

Онемению Стас не подвергся, но слова из себя выдавил с большим трудом.

- А там кто?

Дрожащая рука показала неопределенно назад.

- Да твой брат Сережка с женой. Его же к нам перевели. Я им спальню уступила, пока тебя нет. А сама с сыном. . Да, что за крики-то там?

- Я: понимаешь: тут: вилка:

- А я мыться ходила. Днем напор слабый, а ночью ничего. Слушай Стасик, у них кажется что-то случилось:

- Ага, -только и сказал Стас и грохнулся в обморок. .

То, что брат переводится к ним, что у него жена тоже блондинка, что приехать они должны были именно сейчас Стас конечно помнил, но красная пелена упавшая на глаза заслонила все, да и кто бы мог подумать!

В итоге все закончилось лучше, чем можно было ожидать. Задницу Сереже заштопали. Военврач в госпитале с трудом выдернув вилку долго выражал восхищение богатырским ударом, а закончив операцию похлопал Сергея по филейной части и обрадовал:

- Геморроя не будет никогда! У тебя там труба, без сучков и задоринок.

Нефтепровод!

Помолчал, и хмыкнув записал в журнале, что больной сел на гвоздь. Сидеть на стуле по человечески Сергей разучился надолго. Первое время плакал, когда шел в гальюн по большой нужде, и рыдал когда возвращался. Потом привык. Сейчас и не помнит наверное времена, когда сравнивал унитаз с электрическим стулом. Сережиной жене Лене расклинившиеся ноги сводили четыре медсестры и хирург. Свели с трудом. А заикалась она всего три месяца. Да и то только в постели. В общем все закончилось хорошо. Как говориться малой кровью. Ячейка общества не распалась, семья сохранена.

Жизнь продолжалась. Стас и Лариса так-же гуляли держась за руки и воркуя словно голуби. Солнце так-же светило, и корабли так-же уходили в море.

Вот только Лариса стала убирать по шкафам все острое, вплоть до зубочистки, а Стас приходя домой звонил в дверь по пять минут, и ждал пока ему откроют.

Что касается Сергея и его жены, то они хоть и простили Стаса, но ночевать у брата никогда больше не оставались...

когда уже все произошло, каждый дурак сможет, поэтому толку от этого понимания никакого.

Сначала все шло по плану. Я отводил детей в сад по утрам, и знал где он находится, знал я где находится вход и даже на каком этаже группа младшего сына. Походкой уверенного в себе человека, я поднялся на второй этаж и остановился на пороге группы в ожидании. Меня заметили, и воспитательница выдала сына.

Дальше начались сложности. Мы проследовали в раздевалку и остановились у ряда шкафчиков. Я взмахнул рукой, неопределенным жестом предлагая сыну уточнить, какой конкретно шкафчик его. Он показал и сел на банкетку, ожидая непонятно чего. Я открыл шкаф и уставился внутрь. Там в причудливом беспорядке лежала, даже скорее, валялась, куча одежды. Я попытался достать хоть что-то и потянул кучу на себя. Все выпало на пол.

Я оглянулся на сына в поисках поддержки. Он болтал ногами, с интересом наблюдая за моими действиями. Я сказал, чтобы он одевался. Он, не переставая болтать ногами ответил, что сначала колготки. Стало немного понятнее. Я порылся в куче на полу, вытянул колготки и протянул их сыну. Он помахал колготками перед собой, пытаясь их расправить и принялся натягивать их на правую ногу. При этом он сопел, пыхтел, кряхтел и всячески давал мне понять, что колготки без посторонней помощи не надеваются.

Я оглянулся по сторонам, чтобы позвать жену на помощь. Вспомнил, что сейчас я за нее, и попытался убедить сына, что он уже взрослый и вполне способен справиться сам. Он ответил, что не способен и снова стал болтать ногами, ожидая продолжения. Пришлось браться за дело. Я тянул, расправлял, подтягивал и пытался развернуть сына внутри колготок.

Вдруг подумалось, что одевание колготок на ребенка очень похоже на сборку автомата Калашникова. Там тоже, если что-то куда-то запихивается с трудом, то скорее всего, автомат собирается неправильно. Пораженный этой простой мыслью, я прекратил все действия и обошел сына вокруг, пытаясь выяснить, что именно идет не так.

Тут я заметил, что в раздевалке мы не одни, за нами пристально наблюдает незнакомая мне пожилая дама, явно чья-то бабушка, которая очевидно пришла за внуком. Я вопросительно посмотрел на нее, она никак не отреагировала. При этом смотрела не на меня, а на колготки, намертво застрявшие на полпути.

Мне некогда было забивать голову всякими бабушками, и я продолжил свои занятия. Ценой невероятных усилий нам с сыном удалось натянуть колготки полностью. Правда не той стороной и задом наперед, но это было уже не важно. Пришла очередь штанов с лямками, свитера, зимних сапог и куртки с шапкой.

Все шло как по маслу, сын уже застегивал молнию на куртке, когда эта пожилая дама неприятным голосом категорически заявила, что мы надели колготки ее внука. У ее внука Сережи колготки были синие, а в шкафчике лежат зеленые, а она видела, что мы надевали именно синие и вот она уж это так не оставит и выведет нас на чистую воду!

Я посмотрел в недоумении сначала на даму, потом, будучи совершенно уверен, что у нее не все дома, перевел взгляд на сына. К моему ужасу, сын согласно кивнул и спокойно так сказал, что они с Сережей поменялись колготками после прогулки.

Мозг лихорадочно заработал, процедура повторного одевания колготок вообще не входила в мои планы, нужно было что-то решать и немедленно.

Я посмотрел за спину Сережиной бабушки и сказал, что вот мне кажется ее воспитательница зовет. Она оглянулась буквально на миг.

Этого было достаточно, чтобы я, схватив в охапку сына, рванул мимо нее к выходу.

Мы остановились перевести дух на первом этаже, и я крикнул наверх, что колготки мы завтра принесем.

Мы же не преступники.

10 лет отрок вернулся с кучей книжек и тетрадок. К этому времени он уже был студентом семинарии. Родители – неграмотные крестьяне, с испугом наблюдали за сыном, не вылезавшим из избы-читальни.

Нравы тогда были простые: решено было парня женить, чтобы с ума не сошел за книжками. Причем женить так, чтобы не отбоярился.

Приходит Семен домой, а там, потупив глазки, сидит уже невеста, Авдотья.

Теперь о бабке. Она была красавица. Но вот почему такая видная невеста до 24 лет просидела в девках, мне уже никто не скажет, но я так думаю, из-за характера. Крута была бабушка очень. Из-за этого наследного семейного норова страдал мой отец, да и наши с сестрой мужья поминают бабку недобрым словом, хотя и сроду ее не видели.

Глянул Семен на невесту и пропал! Где уж 18-летнему парнишке было устоять против карих глаз с поволокой, да высокой груди.

Оставил дед семинарию, стал простым пахарем, но книжки не забросил. Его возвышенная душа требовала выхода. Он повторял стихари, песнопения, молитвы и даже в самые запретные годы пел в церковном хоре.

Семья росла, рождались дети, 12 дочерей! Семен и Авдотья трудились не покладая рук. В 30 годы у них уже было крепкое хозяйство, кони, коровы, овцы, огород.

Моя мать вспоминала, что когда они ложились спать, ее отец еще работал, а когда утром вставали, то отец уже работал.

В коллективизацию деда раскулачили, погрузили с орущей ребятней на телегу и отправили в тайгу под Томск. Из 12 детей выжило только 4.

Могучий и работящий дед Семен не пропал и в ссылке, он стал мять кожи и выделывать овчины. Засадил плачущую жену и девчонок за шитье шуб, так и прокормились.

Потихоньку начали обживаться. Но грянула новая беда.

Я уже говорила, что бабка Авдотья была красавицей, но ее старшая дочь Матрена превзошла мать красотой. Я тетку Мотю не знала молодой, только древней старушкой. Но, бывало, подкрасит губы, метнет гордый взгляд из-под собольих бровей – вылитая Быстрицкая, не хуже!

Холостые парни глаза обмозолили о дедову избушку, высматривали Матрену, но местный председатель колхоза управился по-своему: пока деда не было в селе, выволок упирающуюся девку и заперся с ней в своем доме. Ссыльные, чего с ними церемониться.

Матрена вернулась домой бледная, но спокойная. Сказала, что председатель пообещал поставить ее на легкую работу и семье сделать послабления, выправить документы. А потом прижала к себе младших сестренок и заплакала.

Всегда покладистый и добродушный дед Семен схватился за нож. Но жена и дети повисли на нем, остановили.

Той же ночью, с детишками и опозоренной дочерью Семен ушел с поселения через тайгу.

Моя мать вспоминала, что шли пешком, ночевали на заимках, разводили костры. Дед охотился, ловил рыбу, мок, холодал, но упрямо вел свою семью.

Вышли они из тайги в далеком краю, там и осели.

Вторая дедова дочь Екатерина вышла замуж по большой любви. Моя мать, бывало, вздыхала: «Ох и красивые эти казанские татары! ». Фотографий зятя не осталось, но я верю матери на слово: видная, видимо, была пара.

В Великую Отечественную мужья и Матрены, и Екатерины ушли на войну. И оба не вернулись, погибли под Сталинградом.

В трудные эти годы женщины работали на лесозаготовках, маленьких детей приходилось оставлять дома одних. В летнюю засуху Катин дом загорелся, и ее четырехлетний сын вылез в окно и побежал через лес к матери. Только окровавленная рубашонка от него и осталось – волки.

Катя тронулась умом и ее увезли в больницу.

Дед Семен ходил по пепелищу без шапки, слезы текли по его лицу. Он решил поставить дочери новый дом.

Три месяца шестидесятилетний старик тесал бревна, поднимал стропила, клал стены. Все сам, один. Стелил полы, ставил двери.

Помню этот домик: крошечная кухня и комнатка, сени. Двор выстелен досками. В этом домике моя тетка прожила всю жизнь и дом не покосился, не осел. Мастеровит был дед Семен.

В последний путь деда провожала вся деревня, скрестили на груди мозолистые руки, положили с ним его еще семинарскую библию, на лоб священную ленту – дорогу в рай.

Да и куда еще мог он попасть, этот великий труженик, хребет и станина нашей страны. Не сломленный, не униженный, не растоптанный. Упрямо возрождавшийся как птица Феникс из пепла, не предававший своих убеждений, своей веры.

Мы говорим о солдатах-победителях Великой Отечественной войны. Об их мужестве и самопожертвовании. Но ведь их вырастили и воспитали вот такие Семены. Они поставили своих сыновей на крыло и те взлетели к подвигу.