Медицинские истории #палата

родившийся и выросший в Москве, и никаким боком на армянина не похожий, скорее уж на еврея. Один из оставшихся был кучерявым блондином лет

25-ти, то же абсолютно непохожим на армянина, но с характерным именем

Ашот, другого, дедка лет семидесяти, величали Степанов Степан - но, несмотря на свои русские имя-фамилию, внешне он был типичным представителем Кавказа.

Жили мы весело, только дед все огорчался, что никаких процедур, кроме утреннего осмотра, ему не делают. Но в день, когда нам с Ашотом должны были делать операцию, произошло чудо. Вошла медсестра и под одобрительное кряхтение деда, вколола какой-то укол. Видать, процесс лечения начался.

Что было дальше - помню смутно, поскольку мне то же вкололи какой-то укол (думаю, сильный транквилизатор), от которого я моментально поплыл и воспринимал все происходящее как во сне (операция делалась под местным наркозом). Одно могу сказать точно, что когда тебе разрезают челюсть и шуруют внутри какими-то скребками, ощущение не из приятных, даже под действием транквилизатора.

В себя я стал приходить только к следующему утру. Рядом, примерно в таком же состоянии рядом лежал Ашот. На утреннем обходе нас осмотрел хирург, который делал операцию. Он остался доволен и, уже собираясь уходить, обратился к Ашоту. "Ты на будущее знай" - сказал он, "на тебя наркотики не действуют". "Какие наркотики? " - удивился Ашот. "Ну как же", теперь уже удивился врач, "тебе же перед операцией укол делали? ".

"Нет" - ответил Ашот. Лицо врача окаменело. Мхатовская пауза длилась секунды три. Быстрыми шагами врач вышел в коридор и рявкнул:

"Медсестра! ". Судя по тону, та уже понимала, что произошло что-то совсем не то. "Кому укол вчера перед операцией делала? " - с порога припер ее врач. Медсестра не успела ответить, но по ее взгляду мы все поняли.

Взгляд был направлен на кровать Степана.

Боже! Ну кому могло прийти в голову, что в одной палате будет лежать характерный кавказец по имени Степанов Степан и европейского вида блондинчик по имени Ашот.

Но все закончилось хорошо. Степан проснулся только к обеду, проспав, таким образом, часов тридцать. Ашот с юмором отнесся к ситуации и не имел претензии ни к кому, кроме Степана (в шутку, конечно). И до самой выписки время от времени подкалывал глуховатого Степана: "Что дед, украл мой дорогостоящий укол! ". На что обычно Степан, который был изрядно глуховат и в половине случаев не слышал, что ему говорили, отвечал дежурной фразой, которой прикрывался, когда не слышал, что ему говорили: "А что поделать! "

P. S. В заключении - спасибо врачам, которые без всяких денег и вымогательств замечательно меня полатали. Сейчас это, думаю, из области фантастики. "А что поделать! ", как сказал бы Степан.

вот, получилось почти так же. Падение с пьедестала. Страх и ненависть в отделении гастроэнтерологии, [м]лядь.

Как-то попал я в больницу. Причина была достаточно серьезная, чтобы вас расстраивать. Ну, или. может быть наоборот, радовать.

И вот положили меня в отделение, бедного, несчастного, бледного, как седой Харатьян. Лежал я там одинокий, жалкий и придумывал завещание. Придумывалось х[рен]ово, потому что завещать мне было нечего. Кроме двух зубных имплантов, которые теоретически можно продать и купить пару айфонов. Пизжу. Один айфон. И то б/у.

Вставили мне в руку капельницу, в жопу укол, в рот таблетку, лежу тихонечко, стало быть, болею. Рядом храпит какой-то другой больной, с другой стороны еще один мелодично выпёрдывает то ли романс про лохматого шмеля" , то ли "Танец с саблями".

Я уже засыпать начал под монотонный аккомпанемент, но тут открываются двери в палате, все затихает, и освещенная белым божественным светом, заходит медсестра. Я даже подумал, что я сдох и попал в рай.

Но потом понял, что в рай я никак попасть не могу, поэтому не сдох них[рена], а медсестра настоящая.

Понимаете, я видел немецкое кино про половую еблю, и я реально сомневался, что медсестры, которых показывают там, существуют в действительности. Я знал, что это такие п@рноактирисы, специально переодетые в белые халаты. Потому что в нашей районной поликлинике из медсестер была баба Маша, которая еще Котовского с поля боя выносила, и женщина трудной судьбы по фамилии Поликарпова, которая открывая процедурный кабинет, орала в толпу:

- Кучнее, кучнее стойте! Не перекрывайте задний проход! Куда прете? Снимайте крышки с анализов! Я что ли ваше говно должна раскрывать?!

И глядя на нее я понимал, что мало найдется бесшабашных смельчаков, которые отважатся перекрыть ей этот самый задний проход. Поликарпова была на редкость страшной, да еще и с бородавкой на пол-ебала.

Так вот, медсестра, которая зашла в палату была другой. Она, как будто сошла с экрана кинолент студии "Порнхаб", случайно заблудившись между эпизодов "Горячие оральные блондинки" и " aн@льные приключения служанок".

Белый халатик не закрывал колен и едва застегивался на сиськах, длинные ресницы, блонд-каре и пухлые губы. Всё, как вы любите, мальчики.

Сиськи, к слову были размером с глобус. Поверьте мне, ни один географ ни за что такие глобусы бы не пропил.

Всё притихло и замерло. Храп и пердеж, как по команде прекратился, а мне даже лучше как-то стало. Я аж порозовел и покрылся испариной. Головокружение прошло и румянец на щеках появился.

- Здравствуйте, Эвелиночка! - сказал сосед-пердун- Мне опять укольчик?

- Здравствуйте- не сказала, а промурлыкала Эвелиночка- Нет, Шаповалов, вам укольчик только утром.

Шаповалов разочарованно вздохнул. Вероятно он надеялся восхитить медсестру своей исколотой волосатой жопой. Не получилось.

Медсестра подошла ко мне и сказала "мяу".

Пизжу, конечно, она сказала мне:

- Вам нужно будет анализы сдать. Вот вам баночки. Сюда мочу, сюда кал. Как соберете, сразу мне сдайте.

Понимаете, сдать анализы может каждый. Это них[рена] не трудно. Тем более медсестре. Вот если бы это была баба Маша или Поликарпова, я бы принес им ведро мочи и чемодан говна, и нисколько бы не стеснялся. В конце концов, это их работа. Вот медсестра, вот чемодан говна. Все сходится. Это несложный пазл.

Но тут я себя почувствовал на краю пропасти. Я мог бы встать и сказать:

- Послушай, детка, ты просишь меня о невозможном! Такой сорви-голова и беспечный ковбой, как я, не может терять свое лицо посредством говна.

Понимаешь, говно это сокровенное, которое не должен открывать мужчина красивой женщине. Ты можешь забрать мое сердце, мою душу, можешь оседлать и обуздать меня, горячего жеребца, но никогда, слышишь, крошка, никогда не проси меня, чтобы я сдавал тебе анализ кала. Хочешь, я увезу тебя далеко из этого богом забытого места? Лучшие салуны Запада будут открывать перед нами двери! Что? Как меня зовут? Зови меня Безумный Джонни, детка.

Опять пижжу, конечно.

Ничего этого не сказал. Я малодушно сдал анализы прямо в прекрасные руки Эвелиночки и умер, как ковбой, как жеребец, как сорви-голова.

Одним словом, детки, меня расстреляли.

А потом я выздоровел и выписался. С тех пор я не боюсь выглядеть глупо и смешно, самое страшное, что со мной могло произойти уже произошло.

чтобы я смог хотя я бы дышать нормально, и велела собираться к ним в гости. Доставили быстро, в течении часа меня осмотрели разные специалисты, оценили и обрадовали камнями в почках. В общем, в 4 утра я занимал уютную шконку урологического отделения больницы №20 г. Москва.

В 8. 30 я ждал своего укола для рентгена с контрастом. Получил и философски ждал своей очереди на получение подтверждения о том, что мой мир богат.

Рентген делался на специальной кровати, на высоте примерно 1, 20 м над полом. Для большинства нормальная высота, благо там еще и табуретка стоит. Привезла санитарка какую-то бабку, которая сама уже не ходит, весу в ней прилично. На просящий взгляд кота из Шрека я вздохнул и помог закинуть бабку на стол. Потом снять. Потом повторить все еще раз для второго снимка.

Мне не было противно или брезгливо, но я был удивлен тем, что ощущения были, словно я пытаюсь удержать бурдюк с костями и желе. Это был даже не жир, я с легкостью прощупывал кости сквозь кожу и ту желеобразную массу, которая раньше была мышцами рук и ног.

Осадок остался своеобразный, хотя меня сложно чем-то задеть. Приходилось уже смотреть как близкие умирали, болели.

Через час УЗИ, где мне радостно объясняют, что у меня закупорен мочеточник и жидкость застаивается в почке. Что началось воспаление и нужно срочно лечить. Короче, говорят, приходи через полчаса к такому-то кабинету.

Пришел, разделся, удалили меня в кресло, чем-то сильно похожее на гинекологическое. А может оно и было? ХЗ. Сейчас будем открывать почку, сказали мне.

С определенной точки зрения, хорошо что мне не сказали заранее что будет, потому что обладая новым знанием об ощущениях... Я бы согласился только под кайфом, наверное.

Короче, эти эскулапы херовы (во всех, с@ка, смыслах) берут жесткий эндоскоп, это такая трубка, толщиной с шариковую ручку, длиной около 30 см, и вставляют мне в член.

Даже спустя 2 суток я не могу отделаться от ощущений. Честно скажу, что я терпел многое: травмы, лечение зубов без анестезии, разную сильную и очень сильную боль, и все я терпел молча. Но тут, здоровый тридцатилетний мужик, взвыл так, что меня слышали на половине этажа.

Далее, интерн, под руководством врача, начинает внутри копаться, пытаясь установить стент - специальный каркас, который не дает закрываться мочеточнику.

Копался он около минуты, постоянно попадая не туда, что не добавляло мне любви ни к нему лично, ни к жизни в принципе. При этом, мочевой пузырь постоянно наполнялся жидкостью, из-за чего его раздувало и боль была еще и от этого.

Когда раздраженный врач сказал ему сдать назад, это сцуко вытащил вообще все из меня. Врач матерится и я снова ощущаю всю радость от проникновения [м]лядского эндоскопа в уретру.

Благо врач справился секунд за 15 дал мне сбежать из кабинета. Результат: почка спасена, постоянные боли, кровавая моча, но жить можно.

Ночью пошел погулять по отделению, при ходьбе было не так больно. Встретил процессию из двух санитаров и одного трупа, который только что был одним из пациентов и моих соседей по отделению.

Вдохновило.

Пару часов назад звонит жена, спрашивает как дела и почему тяжело дышу. Отвечаю:

Да у нас через палату лежит полоумная бабка, больная что смотреть страшно. Упала на пол, по какой-то причине персонал отказался ее поднимать, видимо не в первый раз. Вот и пришлось помочь поднять ее на кровать.

А тяжелое дыхание от перенапряжения, снова все разболелось внутри, поэтому я слегка злой на [сран]ую больницу, санитаров, сестер и весь этот грёбаный медперсонал, чтоб им гастроскопию каждый день по три раза делали вместо еды.

Из смешного: со скрипом подняли бабку, перекатываем и перетаскиваем ее ближе к стене и дальше от края кровати.

Бабка: "Ещё! . . Ещё! . . "

Я, с трудом дыша: "Бабуль, ты не перепутала? Мы в больнице, а не в п@рнофильме. "

За пару часов до этого пишу жене:

Суки криворукие, меня сейчас чуть инфаркт не хватил. Меряю температуру : 38, 9. Глаза на лоб лезут, думаю, что я чувствую себя паршиво, но все-таки не настолько. Мне уже готовят срочный укол, решили замерить еще раз - 37, 1. Коновалы, блин.

В общем... Все сильнее хочется быть отсюда подальше, пока меня тут не угробили. Старшие еще нормальные, что сестры, что врачи, к молодым в руки попадать в принципе не хочется.

А то сделают или вколют что-нибудь такое, после чего можно требовать пенсию по инвалидности. А то и надгробный камень.

Ни фига не смешно, но уж как есть.

Очень хочется верить, что я выйду из этой больницы живым.

Из забавных моментов: диагноз мне так никто и не удосужился сообщить, узнал случайно что заработал острый пиелонефрит. Лечение со мной никто не согласовывал, а пустой бланк согласия на лечение я отказался подписывать.

Выжить бы после этого лечения...

глазница. Но глаз спасли ему. Другой случай - привезли пацана-фехтовальщика с тренировки. Ему рапира или шпага воткнулась рядом с глазным яблоком. Так с торчащей из глазницы рапирой его и привезли. Тоже глаз удалось спасти.

Ещё эти медсестры рассказали, что наше офтальмологическое отделение первой районной больницы (ВПРБ) не закрывали в 19 году на карантин. Работали, как обычно. Им везли пациентов и из соседних районов, где офтальмологические отделения были закрыты.

Спрашивал их - как пациенты реагируют на обретение зрения? Вот, дескать, пациент не видел. А ему хрусталик поменяли, или ещё там что-то сделали - стал видеть. И как?

Ответили, что какой-то бурной или счастливой реакции не припоминают. "Спасибо, доктор! Спасибо всем... " И всё.

Но вот сейчас уже в Москве в стационаре один пожилой пациент рассказал хороший случай.

Когда-то раньше он тоже лежал в стационаре с глазами. И с ним в палате лежал мужик-газосварщик, который за три года перед этим ослеп после взрыва ацетиленового генератора.

И вот через эти три года ему вшили-вживили в глаз какую-то пластину. В эту пластину вкрутили какую-то трубочку, что ли, и вставили искусственный хрусталик. И он - прозрел!

Говорит: "Доктор! Вижу светильник! Вас вижу, доктор! "

Всю следующую неделю этого мужика каждый день искали-ловили по всей больнице. Не сиделось ему в палате. Всё время путешествовал по лестницам и коридорам. Самостоятельно! После трех лет темноты.

в котором случилась большая неприятность - туда поступил бомж с пневмонией.

Медсестры и санитарки в больницах ко всему привычные - такие клиенты к ним периодически попадают, и никаких особых проблем обычно не создают, наслаждаясь больничным уютом и сытостью.

Его помыли, побрили, уничтожили насекомых, переодели в больничные шмотки, и начали лечить от воспаления легких. Но бомж заботы о себе не оценил – как только пришел в себя, начал целыми днями мычать дурным голосом, а еще несколько раз измазал стены в палате продуктами собственной жизнедеятельности.

Психиатра ждали как мессию - наконец-то он придет, и заберет этого психа к себе в отделение.

Когда мы с Майком вошли в терапию, нас встречали чуть ли не с красной дорожкой. Старшая медсестра собственноручно поднесла Майку историю болезни клиента и распахнула дверь в палату-одиночку, где тот обитал.

Голосом лисы из мультфильма она сказала:

- Ну, вот и ваш пациент - намекая, что пациент вовсе не их - у них он оказался случайно, и это недоразумение нужно исправить как можно скорее.

Майк не спеша зашел в палату, принюхался, слегка поморщился, а затем доброжелательно поздоровался с бомжиком:

– Шалом, Ма шломха? (Здравствуйте, как поживаете? )

Мычание было ему ответом. На все дополнительные вопросы ответ был неизменен.

Расспросив медсестер о поведении больного, уточнив количество и местоположение намазывания, Майк окончил сбор анамнеза, и быстро вышел из палаты. Затем он пристроил папку с историей на столике медсестры и неразборчиво написал, что у больного органические изменения головного мозга, что он рекомендует продолжать лечение в терапии, и добавить такие-то лекарства. В случае, если не будет улучшения – заказать повторную консультацию психиатра.

Сказать, что персонал отделения был разочарован - это было большое преуменьшение. Провожали нас уже без всякого радушия, под злобное шипение санитарок. Старшая медсестра пригрозила вызвать нас завтра же, и продолжать это делать ежедневно, пока мы больного не заберем.

К счастью, следующий день был выходным, но в воскресенье (первый рабочий день недели в Израиле) с самого утра бумажка с просьбой о повторной консультации уже дожидалась Майка на его столе.

Неспешно переделав свои дела в психиатрии, Майк двинулся в сторону терапевтического отделения.

От былого радушия персонала не осталась и следа - медсестры смотрели на нас с Майком, как будто это именно мы пришили к ним мазать дерьмом стены. Доктор благодушно со всеми поздоровался, зашел в палату в пациенту, оттуда сразу же донеслось знакомое мычание. Через несколько минут он вышел и спросил:

- Ну, и как он себя ведет? Стенки продолжает мазать?

Санитарка с ненавистью ответила:

- Вчера один раз намазал, да и сегодня уже успел - только перед вашим приходом еле отмыла. Заберите вы его в психушку - сил уже никаких нет.

Майк с невозмутимым видом взял папку с историей болезни, долго писал результаты осмотра, после чего вручил ее старшей сестре. Она открыла ее, начала читать, а Майк быстро подхватил меня под руку, и в темпе повлек к выходу из отделения. Заходя за угол, я успел обернуться и заметить, как старшая сестра стоит онемевшая, с отпавшей челюстью, глядя вслед Майку, а остальные тормошат ее и пытаются заглянуть через плечо в папку с историей.

Быстро покинув терапевтический корпус, мы пошли обратно в психиатрию.

Майк на ходу мурлыкал под нос мелодию «Yellow Submarine».

Заинтригованный, я спросил:

- Майк, так что же ты им все-таки написал?

Он посмотрел на меня безмятежным взглядом и сказал:

- Только правду и ничего, кроме правды. Раньше он мазал дерьмом стенки четыре раза в сутки, а сейчас только один. Да и мычать стал значительно тише. Вот я и написал все как есть:

- В состоянии больного наметилась положительная динамика. Рекомендую продолжить назначенное лечение в рамках терапевтического отделения.

Теперь челюсть отпала уже у меня.

А Майк задумчиво прибавил:

- Эх, еще одну рекомендацию забыл написать. Надо было ему дать что-нибудь для запора, чтобы стенки нечем было мазать. Позвонить им, что ли? Нет, пожалуй, звонить не буду. Думаю, они на меня немножко сердятся, что я его к нам не перевел. Ну да ничего, они терапевты.

Сами должны о такой простой вещи догадаться.

сигналить о значимых отклонениях) писк alarm`а - "предупреждателя". Подходит и видит: на мониторе - фибрилляция желудочков (кто не знает - это клиническая смерть). Hу, тут врач берет и со всего размаха уе#ывает больному кулаком по грудной клетке (советую, кстати, всем запомнить -это самая первая помощь в таких случаях, всякие дефибрилляции электродами, как в "Скорой помощи" - потом). Hа мониторе - синусовый (нормальный) ритм. Врач, весьма довольный, уходит опять к окну и пьет чай дальше. Через 15 минут - снова с того же монитора писк alarm`а.

Врач подходит - картина та же. Hу, он занес руку для удара - и тихо о#уевает, так как слышит, как больной ему говорит: "Доктор, не убивайте...".

Выяснилось, что и-за жары и обильного потения, с груди отклеился электрод монитора и дал соответствующую картину на ЭКГ, а при первом ударе приклеился назад - но не настолько прочно. Чувства врача, думаю, понятны - когда с тобой говорит кто-нибудь, находящийся в состоянии клинической смерти, ощущения необычные. А теперь представьте чувства больного в постинфарктном состоянии, лежащего тихо-спокойно себе на койке, к которому ни с того ни с сего подходит врач и уе#ывает кулаком по груди, да еще и собирается сделать это снова через несколько минут...