Истории на отдыхе

по сторонам и понижали голос, прежде чем выдохнуть это сомнительное словечко. И уж тем более редко его можно было встретить в публичном месте в печатном виде. Разве что в букинистическом магазине, музее западноевропейской живописи или в объявлениях на еврейском кладбище.

Но тут грянула Перестройка. Оказалось, что евреи - это еще куда ни шло, есть и похуже нас, тем более, что пути к исправлению для всех открыты. К тому же стало можно произносить и печатать все слова, даже более неприличные. А главное, из задних рядов стало выходить вперед то, что многие хотели узнать, но стеснялись спросить. В том числе и не только конкретный вопрос "еврей ли Вы? ", но и что еврейство это за собой тянет, откуда оно взялось, и что под собой имеет.

Евреи, несколько поколений отлученные от сакрального знания, имевшие очень невнятные и размытые представления о еврейской истории, языке и еврейской культуре, преимущественно почерпнутые из подпольных уроков иврита, Фейхтвангера, Шолом-Алейхема, Бабеля и многочисленных изданий о вреде сионизма, а также из чудесных, но малопонятных песен сестер Берри и очень понятных, но сомнительных куплетов типа "От рожденья имя Сруль, а в анкете - Саша" или "Когда еврейское казачество восстало", жаждали припасть к истокам. И оказалось, что это даже возможно!

Мы с мужем жили тогда в спальном и совсем не элитном районе Гольяново. В один прекрасный день, шастая по окрестностям с визитной карточкой покупателя-москвича в поисках какой-нибудь жратвы, я вдруг уперлась носом в огромную афишу на тумбе у местного кинотеатра "София". На ней аршинными буквами объявлялся концерт еврейской песни силами никому неизвестного и никуда не приписанного дальневосточного (а не ближневосточного, что было бы логичнее) областного еврейского эстрадного коллектива "Блуждающие звезды". Т. е. крупными красным буквами было дважды написано слово "еврейский" и приглашались все желающие!

Судя по профилям читавших, заинтересовавшихся было немало, хотя какой-то носатый глумливый дед многообещающе сострил: "Правильно, соберут всех нас в одном месте, а в соседнем зале устроят съезд "Памяти" и так решат обе проблемы сразу! " Но народ был полон оптимизма и двинул за билетами.

В объявленный день мы с мужем, с трудом вырвавшись с работы, галопом неслись по Первомайской улице в сторону кинотеатра "София". Время было на пределе, и я боялась, что опоздаем, и нас не пустят. Но муж мой захихикал и сказал: "Оглянись по сторонам, нас таких много! " На мгновение притормозив, я присмотрелась к бегущим. Мама дорогая! Было впечатление, что сзади нас теснили петлюровцы и всё еврейское население Гольянова и Измайлова бежало, как от погрома, надеясь укрыться в киношке! "Равняйся на нос четвертого", - продолжал веселиться мой муж, и мы продолжили забег.

В кинотеатр было не протолкнуться, но все так счастливо улыбались друг другу, что казалось, что мы или на местечковой свадьбе, или на учредительном съезде Бунда. Наконец все уселись, а по периметру одним плотным кольцом стали молодые маккавеи из отрядов еврейской самообороны, порожденных "Памятью" и баркашовцами, а другим - молодые милиционеры, призванные защищать то ли нас от погромщиков, то ли погромщиков от нас. Но радость встречи с прекрасным не могло омрачить ничего.

Наконец начался концерт. Вышел пожилой подержанный еврей, шаркнул ножкой и прохрипел в микрофон: "Идн, шолом! " И зал зарыдал... Концерт был чудовищный! Эти несчастные, кочевавшие по Сибири и Дальнему Востоку еврейские артисты, были немолоды, усталы и, мягко говоря, не Ойстрах. Они одинаково нестройно пели, тяжело и с одышкой плясали, пыля несвежими костюмами, бездарно играли сценки из старинной жизни черты оседлости и с фальшивым пафосом читали стихи. Идишем они владели так же плохо, как те, кто их слушал, так что артисты и зал отлично понимали друг друга. Но всё это совершенно не имело никакого значения.

Люди смеялись и плакали одновременно, поворачивались друг у другу с радостными, но залитыми слезами лицами, с блаженной бессмысленной улыбкой повторяли отдельные опознанные слова: "мазл, гезунд, шиксе, геволт, мишигене... " и были абсолютно счастливы. Офонаревшие от этого зрелища менты недоумевали, что происходит, видимо, лишний раз убеждаясь, что понять этих евреев невозможно, и на всякий случай держась поодаль.

Концерт длился часа три и час еще благодарная публика бисировала. Ошалевшие и измотанные артисты, думаю, не только не видали, но и не мечтали о таком успехе даже в ранней романтической юности. Наконец, заваленные цветами, на плохо слушающихся ногах они уползли за кулисы, а красномордый народ, размазывая по возбужденным лицам слезы, помаду и сопли, потянулся к выходу. Я сама прорыдала весь концерт, периодически хохоча над самой собой.

У выхода рядом с нами оказалась пожилая пара. Щегольски одетый профессорского вида седой дядька, аккуратно оберегая жену от толчеи, громко сказал: "Рива, какое же говно этот концерт! Но я взял билеты еще на завтра и на четверг. Где еще ты увидишь такой зал, да и вообще неизвестно, повторится ли это еще когда-нибудь при нашей жизни... "

Я рада, что при их и нашей жизни это, причем в большом разнообразии и куда более достойном исполнении, повторялось не раз и повторяется до сих пор, уже не вызывая ни такого ажиотажа, ни таких эмоций, но такого зала мы действительно никогда больше не видели. В свете текущих событий - и вряд-ли увидим еще, разве что в аэропорту.

Зала абсолютного народного единства...

спать, да и водочка дает о себе знать.

А друг отца - Виктор Николаевич - немного странный, педантичный и мнительный человек.

На рыбалке его странность выражается так: Он на время сна привязывает

рыбацкую резиновую лодку себе за ногу веревкой, а сам спит, естественно,

в палатке.

Его комментарии по этому поводу ограничиваются тремя словами: "Шоб не с[тыр]или".

Значит, просыпаемся мы утром с бодуна. С жуткого. Мысли такие ленивые в голове.

Будим Виктора Николаевича - мол, утренний клев, рыбачить пора.

Он поднимает голову, открывает (как он думает) глаза и произносит: "На х[рен]! "

Тот же ответ мы получаем на вопрос о возможности использования его лодки на время утреннего клева.

Принимаем это как ответ "да".

Здесь надо уточнить, что тот берег озера, на котором мы останавливаемся, очень высок и крут.

Спуститься пешком по нему к воде еще можно, а вот лодку дотащить - никак.

Не мудрствуя лукаво, мы загружаем лодку необходимым снаряжением, кладем в нее якорь и бросаем с берега на воду.

Все произошло в одно мгновение. Вслед за лодкой из палатки, сидя на

жопе, с большими (уже проснувшимися глазами) и криками: "[дол]бана в рот! "

пролетает Виктор Николаевич и скрывается за обрывом берега, затем

раздается звук, похожий на звук при падении свежего мяса на стол без

скатерти и сопровождаемый также похожим на него по звучанию криком:

"[м]лядь! ".

Мой друг протирает глаза и говорит: все, не пью больше (он не знал о

системе сигнализации, к которой прибегал Виктор Николаевич).

Я же понял, что произошло, но надеялся, что он упал в воду.

В воду он не упал. Виктор Николаевич лежал в лодке лицом вниз в

неестественной позе, потом перевернулся, обвел окрестности помутневшим

взором и сказал: "Хорошо, не за х[рен] привязал! "

можно было «с душой» - под открытым небом и имея обзор во все четыре стороны. Ребята по ходу движения принялись перекусить бананами, которые у них были в качестве «тормозка». Все бы было ничего и прошло бы спокойно, если бы их транспорт не догнал бы другой мопед, под управлением водителя чуть старше пятидесяти лет. Он выровнял по скорости свой траспорт с транспортом, на котором двигались туристы. Учитывая подъём и большое количество поворотов в горной местности, скорость была невысокой. Мужчина первым обратился к молодым туристам на испанском: «эй, амиго, эти бананы, что вы едите, мы их сами не едим, - мы кормим ими домашний скот! » Молодой турист, носивший очки и евший банан в данный момент, никак не отреагировал на обращение. Его испанский был далёк от хорошего владения языком и обращение местного жителя он расценивал скорее как попытку что-либо продать залетным гостям. Но, тем не менее, мужчина продолжал «мы кормим ими скот; сами мы их не едим! » Очкарик всё так же уминал банан за щеку и ничего не отвечал местному мотоциклисту. “Приезжая в Южную Америку вы должны интересоваться у местных жителей, какие именно бананы они едят» - продолжал гнуть своё тот, кто эти дороги знал как свои пять пальцев. Молодой парень наконец доел свой банан и протянул руку к импровизированному пакетику для мусора, как ненароком заприметил, что дальше дорога резко уходит вправо и впереди обрыв, свалившись с которого сегодня, долететь дна можно лишь утром - таковой казалась его высота в воображении людей, никогда доселе не бывавших в Андах. Парень в очках как бы ткнул пальцем в направлении движения, намекая непрошенному попутчику о надвигающейся опасности. Но тому хоть гром, хоть молнии, хоть медные трубы…. . «мы их не принимаем в пищу. Этими бананами мы кормим домашний скот! » - и уже буквально спустя секунду «АААААААаааааааааааа…. » (отголоски слышались еще минуту). Один из туристов обратился к водителю на испанском «Только что с обрыва упал вниз мотоциклист! » - на что последовало «Аа… Мы там завтра проезжать будем! »

мужа Татьяна заботливо уложила в багажник - она в этом понимала толк, ибо сама была из эльфов.

По дороге супруги сделали небольшой крюк по просьбе Сашиной тещи - навестить какую-то дальнюю родственницу, передать привет и гостинцы.

Кто не знает рассейскую глубинку? Два шага от трассы, а уже - глухая деревня. Куры, петухи, покосившиеся плетни. Бабки на лавочках, сельмаг... полная идиллия. Сашкина Тойота колесила по деревенской грязи, соседи подсказали, куда - нехилый ухоженный деревенский дом, добротный, с целым забором.

Родственница тещи, в миру - Степанишна, оказалась крепкой старушенцией, несмотря на возраст, хозяйство содержала в порядке и, в отличие от большинства деревенских, слыла бабкой зажиточной.

- Так-то я усе сама, - говорила Степанишна, разливая по крынкам свежее молоко, - а если что, дык мужиков попрошу. Правда, мужиков-то и не осталось тута. Из соседей-то один Николай. Упырь.

- А что ты его так?

- Да алкаш. То денег ему дай, то стакан налей. А щас приноровился дрова воровать. А я одна, где ж уследишь. Уж и стыдила его и стращала, да где там...

Степановна уговорила их остаться ночевать.

Рано утром Санек проснулся, лишь рассвело. Вышел на улицу, присел на ступеньки с хозяйским котом.

Идея возникла моментально - это ж какая фотка будет!!! - возликовал Санек. - "Орк в тумане, колющий дрова!!! "

Быстро сгонял в машину, принес панцирь, шлем и боевую секиру. Декоративную. Лезвие секиры, надетое на грубую сучковатую дубину, выглядело недобро.

Заспанная Татьяна вставать не хотела, грубо пиная мужа голой ногой под зад.

Но мужа уже не было. Был Могучий свирепый орк с топором, в панцире на голое тело и домашних шлепках.

- Зараза ты, дай поспать! Где мой лук, пристрелить тебя, падлу!

В конце концов, как и была, в ночнушке и взяв камеру, Татьяна поплелась за мужем на двор.

Был еще туман и, открыв дверь, Санек не сразу заметил чью-то фигуру в углу забора. Мелкий мужичонка в картузе воровато и быстро [луп]ил дровишки с поленницы. Бывшего орка он не заметил. Санек быстро обернулся, скорчил страшную рожу жене и нахлобучил шлем. Шлем был железный, с рогами и с приклеенными к нему черными патлами.

- Что ж ты делаешь, алкаш проклятый!!! - заверещала из окна проснувшаяся Степановна.

- Да ладно те, - отвечал мужик, даже не обернувшись, - будет, из-за пару полешек-то.

- Э-эй!!! - прорычал Санек, взмахнув топором в сторону мужичка. Одновременно схватил жену за волосы и одним движением намотал их на кулак.

Мужик живо обернулся, увидел рогатое чудище с топором, вскрикнул, повалился на карачки и остекленел.

Санек сделал шаг вперед и принял боевую стойку. Блестящая секира, описав страшный полукруг над головой, плотно легла в руку.

- Урукхай-я-яй!!! - просипел Санек, размахнувшись.

"Властелина колец" Николай не смотрел и такой засады никак не ожидал.

Может быть, он видел в детстве фашистские танки. Но вид рычащего чудища с топором и полуголой жертвой у ног поверг его в первобытный УЖОС.

- Бей его!!! - вопила из окна Степановна, - Гони его, рогатенький! Руби его топором, нехристя!!!

Крик вывел мужика из ступора. Швырнув во вражину поленом, он, как был, на карачках, ломанулся к калитке. Санек прикрыл жену телом и, поймав поленом по спине, озлобился.

- А-а, сс@ка!!! - заорал он и ринулся вперед.

Николай, сшибая все по пути, улепетывал по грядкам, подвывая. За ним, мелко семеня ножками - шлеп, шлеп - в шлепках на босу ногу, несся ужасный орк, плача и размахивая топором.

Николай вышиб лбом калитку и исчез в тумане. Притомившийся Санек, прихрамывая, вернулся к жене.

Татьяна рыдала, прислонившись спиной к пеньку.

- Сиськами трясешь тут, - беззлобно сказал ей Санек, - а я ноготь сшиб.

Татьяна показала ему включенную камеру:

- Фотки не получилось, - сказала она, - но такого, как здесь, ты больше нигде не увидишь...

Надо так надо. Сел я уже на грим и чувствую что-то не то, дискомфорт какой-то. И вдруг, до меня доходит, что челюсти-то во рту нет! Выронил, когда нырял. Я сразу к режиссёру, ору: "Я челюсть потерял! " А он ржёт и все вокруг с ним вместе. Думают - я разыгрываю их. Полчаса доказывал, что не шучу. Ну, а когда до них дошло, что это правда, стало всем та-а-ак грустно-грустно. Снимать не можем. Да ещё предпоследний день месяца, если отснятый материал сегодня вечером в Москву не отправят, то план летит к чёрту, а соответственно и премиальные. Тут уж народ веселиться совсем перестал и на меня так косо посматривать начал... Режиссёр директору говорит: "Ничего не знаю, выкручивайся как хочешь, но чтобы максимум через полчаса у меня Смоктуновский был в кадре! " Директор - к художникам, к бутафорам, а те: "Мы-то при чём? Мы не дантисты. " Короче, директор в отчаяньи хватает мегафон и орёт на весь пляж, что тому, кто найдёт челюсть Смоктуновского, он лично выкатывает пять бутылок коньяка. После этих слов все дружно бросились в воду (даже те, кто в нашей съёмочной группе не работал). Ныряли, ныряли... долго... А потом, представляете? Одному парнишке-осветителю повезло! Выныривает, рот до ушей, а в руке - челюсть. Ну все сразу бросились готовиться к съёмкам, пока солнце не ушло. Я скорей челюсть схватил, в рот сунул ... ... ... А она... представляете? . . не моя...

ничего не поймал. У меня всего два карасика. В этой тишине смс-ка Витьку приходит.

Тот чертыхается и смотрит что к чему. Потом в минуту весь белым делается, как труп в фильме ужасов.

– Что случилось? – спрашиваю и интуитивно начинаю снасти сматывать.

Витька колотит, в слова не попадает. Кое-как вытряс, что жена срочно рожать стала, отвезли в роддом, а там какие-то осложнения образовались – все плохо, мол... Витек еще белее сделался – дальше некуда. Опасаться я за него стал: как бы его инфаркт посреди озера не стукнул. Зачерпываю веслами к берегу быстрее.

Витек на мобиле кнопки перебирает и слышно как зубами клацает. Но все впустую – сгинуло электричество, батарейка села. Он еще сильнее кнопки давит, о борт мобилом стучит. Совсем парня перемкнуло.

Даю свой мобил. У Витька нервность в руки перешла. Уронил мой мобил в воду. Только булькнул. Ну, я-то рыбак бывалый, такой финт знаю. Спокойно вытаскиваю мобил – он у меня завсегда на веревочке к штормовке привязан.

Вода стекла, но он молчит. Все-таки нахлебался, теперь пока не просохнет

– не заговорит.

На весла пришлось принажать. Выпрыгнули на берег, а нашего минивэна нет.

Одна сиротливая записочка в палатке – уехали наши ребятишки береговые за хлебушком. Ну, дела! Ни позвонить, ни машины!

– Я к дороге выйду... На попутке доберусь, – говорит Витек трясясь.

– Не суетись, – говорю. – Костерчик давно погас. Скоро приедут наши соколы.

И точно. Не прошло и пяти минут – урчит минивэн и наши приятели в полной рыбацкой обмундировке с хлебом и бутылками нарисовались. Веселые – куда бы деться – уже успели посошок пропустить. "Саныч, " – это они мне, – "не ругайся, мы потихоньку проскочили – сельскими дорогами. "

Пришлось срочно вводить в курс дела. Мужики в минуты собрались. А мне, стало быть, за руль, других трезвых или не нервных не обнаружилось. Едем быстро и очень быстро. Успеваю только обгонять и уворачиваться от встречных. Витек рядом трясется, переживает, через чужой мобил справки наводит. Ребята помалкивают, только чипсами хрустят. В машине от напряженного дыхания воздух застоялся – решил проветрить. А эти – насекомые, что обычно по лобовому в грязь размазываются – прямо в глаза: на тебе! на тебе! Словно в засаде ждали. Тру и так и эдак – не помогает.

Один глаз полностью из строя вывели. Другой вполовину стал моргать.

Витек увидел – чуть в обморок не упал.

– Саныч, – говорит, – ты лицом в два раза толще сделался.

Я и сам чувствую, что-то не то стало: дыхание перехватывает. Ребята придвинулись:

– Саныч! аллергия у тебя! к врачу срочно надо! тебя раздуло, как Ришара в "Невезучих"!

Пришлось остановиться. Повязочку мне на глаз смастерили с тампоном против аллергии и таблетку под язык. Не ахти что, но резь прошла и дыхание стало возвращаться. Только опять разогнались – засветились на радаре, тормозят жезлом.

Старлейт подходит, на меня удивляется и вопросы задает:

– Что это вы, гражданин, с одним глазом рулите и еще постоянно им подмигиваете? . . И одутловатость мне ваша не нравится... Вылезайте-ка, гражданин, будем проверять вашу алкогольную активность...

Ребята зароптали: мол, что за несправедливость? Пришлось выйти, объяснить. Про роды преждевременные, осложнение, спешим, стало быть.

– В роддом значит? . . – старлейт подмигнул. – В рыбацком обмундировании и с удочками? . .

– Старлейт, – говорю, – с настоящей рыбалки сорвались, – и ведерко с рыбой сую в качестве доказательства.

– А этот, что такой белый как стена? . . Обкурился что ли? . . – не унимается при погонах.

– Это и есть будущий, а может, уже настоящий папаша. Нервничает от переизбытка чувств... А вы нас тут маринуете! . .

– Ладушки, – говорит старлейт. – Хорошо, что уже отметившие рождение за рулем не сидят, а то бы... А вы мне дядьку моего напомнили – по молодости часто с повязкой ходил... Мы его Джоном Сильвером прозвали, как пирата... Езжайте... Постам передам, чтобы вас не задерживали, а то простоите черт знает сколько – сегодня акция.

И стал в рацию бубнить:

– Четвертый и пятый, седьмому ответьте... Пропустить синий минивэн...

Одноглазый Джон Сильвер... Мой дядька с родней в роддом спешат...

Племянник у них родился...

Разные люди на дороге встречаются. Никогда не знаешь, кто окажется сегодня... Пролетели все посты без заминки. Один даже руку к козырьку дал...

Сзади опять хруст чипсов и ехидный вопрос: "Саныч или, пардон, Джон

Сильвер! У вас, говорят, племянник появился?! Непонятно только в роддоме или на дороге?! "

Повеселели ребята слегка и Витек стал смех поддерживать. Значит, что-то наладилось...

Дочь у него родилась. Вероникой назвали. Так и запечатлелись все вместе у роддома среди рыбных трофеев да в рыбацкой униформе. Фото поставил фоном на мобил. Долго стояло. Пока новое приключение не запечатлелось...

(Марк Алешин)