Истории на отдыхе

можно было «с душой» - под открытым небом и имея обзор во все четыре стороны. Ребята по ходу движения принялись перекусить бананами, которые у них были в качестве «тормозка». Все бы было ничего и прошло бы спокойно, если бы их транспорт не догнал бы другой мопед, под управлением водителя чуть старше пятидесяти лет. Он выровнял по скорости свой траспорт с транспортом, на котором двигались туристы. Учитывая подъём и большое количество поворотов в горной местности, скорость была невысокой. Мужчина первым обратился к молодым туристам на испанском: «эй, амиго, эти бананы, что вы едите, мы их сами не едим, - мы кормим ими домашний скот! » Молодой турист, носивший очки и евший банан в данный момент, никак не отреагировал на обращение. Его испанский был далёк от хорошего владения языком и обращение местного жителя он расценивал скорее как попытку что-либо продать залетным гостям. Но, тем не менее, мужчина продолжал «мы кормим ими скот; сами мы их не едим! » Очкарик всё так же уминал банан за щеку и ничего не отвечал местному мотоциклисту. “Приезжая в Южную Америку вы должны интересоваться у местных жителей, какие именно бананы они едят» - продолжал гнуть своё тот, кто эти дороги знал как свои пять пальцев. Молодой парень наконец доел свой банан и протянул руку к импровизированному пакетику для мусора, как ненароком заприметил, что дальше дорога резко уходит вправо и впереди обрыв, свалившись с которого сегодня, долететь дна можно лишь утром - таковой казалась его высота в воображении людей, никогда доселе не бывавших в Андах. Парень в очках как бы ткнул пальцем в направлении движения, намекая непрошенному попутчику о надвигающейся опасности. Но тому хоть гром, хоть молнии, хоть медные трубы…. . «мы их не принимаем в пищу. Этими бананами мы кормим домашний скот! » - и уже буквально спустя секунду «АААААААаааааааааааа…. » (отголоски слышались еще минуту). Один из туристов обратился к водителю на испанском «Только что с обрыва упал вниз мотоциклист! » - на что последовало «Аа… Мы там завтра проезжать будем! »

храма искусства, почти ровесником, в контакте с которым мы решали текущие оргвопросы - кого из известных артистов пригласить, сколько и как платить, сколько будет на нашу контору халявных приглашений на хорошие представления, кого, где и почем поить и так далее, и тому подобное.

Рабочие отношения плавно перетекли в приятельские, и главный администратор (ГА) стал постоянно приглашать нас на разного рода концерты и мы попали в сообщество всевозможных околотеатральных людей, с которыми происходили постоянные посиделки-попойки, как правило в театре в администраторской и за наш счет (ну если уж быть совсем честным, то за счет слегка поднатыренного представительского бюджета нашей конторы :)

Как-то раз в театре случилась премьера, и ГА позвал нас поприсутствовать - сперва посмотреть действо, потом поквасить по поводу феноменального успеха труппы. Варианты провала спектакля не рассматривались.

Этот самый погорелый театр вообще-то драматический, но тут главный (и вот уже лет около сорока единственный) режиссер решил освоить новый жанр - оперетту. Давали "Фиалку Монмартра" Имре Кальмана. Оперетта, доложу я вам, жанр весьма сложный. Помимо умения драматической игры от актера требуются хореографические навыки и, самое главное, - вокальные. Однако совместить все в одном флаконе удается лишь избранным. Но если с драматическим искусством у большинства актеров все было более-менее в порядке, то с вокальными данными вышел полный абзац - петь они не умели. Созерцая первое действие, я откровенно ржал. Актеры в сценах, где надо было петь, блеяли откровенно козлиными голосами. Танцевали тоже неважнецки. Главный герой - художник Рауль - в исполнении в общем-то очень даже хорошего драматического актера в части пения выглядел, как бы мягко так выразиться... хх... - плохо! :( С этим актером, потомственным (дед народный, мать заслуженная) и в части драмы в самом деле талантливым, я познакомился еще в детстве, в музыкальной школе. На уроках сольфеджио несчастная учительница сперва делала тщетные попытки научить его отличать ноту "до" от ноты "ре", но потом плюнула, ибо слух у мальчонки отсутствовал напрочь.

Единственной актрисой, кто и в самом деле умела петь, оказалась главная героиня - юная фиалка Виолетта в исполнении никому не известной молоденькой дебютантки, очень симпатичной восемнадцатилетней девочки-куколки, которая жутко старалась и из кожи вон лезла, причем получалось у нее все действительно хорошо.

Отсмотрев первое действие, в антракте мы пошли к ГА в его аппартаменты выпить коньячку. На второе действие никого не тянуло, и мы засиделись за рюмочками и разговорами, заболтались и он слегка забыл про свои обязанности. В театре в служебных помещениях висят динамики, по которым передают указания типа: "Артист Пупкин - на выход". Вдруг из динамиков громко прозвучало: "Всем приготовиться в финальному выходу!". Или "к общему поклону", не помню, как точно. То бишь вся игравшая труппа выходит в конце на сцену кланяться под бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, все встают.

Забыл сказать, что вся администраторская, где мы сидели и пили, была завалена букетами цветом, причем дорогими и некоторыми можно даже сказать шикарными. Я спросил у ГА: "К чему эта коллекция флоры?". Тот ответил, что это как бы "дежурные букеты", то есть театр покупает их за свой счет, чтобы на премьере якобы от лица зрителей осыпать цветами всех актеров, дабы было впечатление грандиозного успеха, ибо простые смертные зрители не очень-то раскошеливаются на цветочки и без "дежурных букетов" кульминация будет выглядеть весьма тускло.

Услашав про финальный выход, ГА всполошился: "Мужики, выручайте! Я забыл раздать цветы! А надо бежать вручать! Хватайте букеты!". Мы, человек семь, похватали растения и рванули в зал. Причем всем, кроме меня, досталось букета по два-три (актеров-то много). ГА всем на бегу давал указания: "Этот - дирижеру! Этот - режиссеру! Этот - народному Пупкину! Этот - заслуженному Попкину!" И т. п.

Зайдя в зал через боковую дверку, мы выстроились с цветами возле лесенки на сцену. И вовремя - как раз начались финальные поклоны. Под аплодисменты зала по указке ГА мы по очереди стали выносить на сцену букеты и вручать означенным лицам. Мне достался букет для главного режиссера - самый большой, нет - огромный, красивый и, можно сказать, даже помпезный. Соответственно я стоял в очереди на вручение последним. ГА тыркнул меня, типа "твой выход". Я поднялся на сцену, но режиссера там покуда еще не было. Он же должен выдержать театральную паузу перед выходом... :) Поднявшись, я оказался на самой середине сцены, справа и слева стояли заваленные цветами "народные", "заслуженные" и вообще еще кто-то. Но ровно передо мной, нос к носу, оказалась Фиалка, маленькая красивая девушка-дебютантка, главная героиня и единственная, кто тянул этот спектакль, но при том - без единого цветочка!!! Девушка не могла даже театрально улыбаться. Слезы крупными каплями стояли у нее в глазах и слегка вздрагивали губы...

И тут я подумал: "Эх вы, театралы! Лицедеи на сцене, лицемеры в жизни!" И вручил самый огромный и самый красивый букет девушке-Фиалке. Я подумал, что главреж в своей слишком длинной творческой жизни и так собрал целый гербарий, наверное не обидится :))) Девушка за секунду преобразилась, буквально расцвела, заулыбалась красивейше, слезы брызнули из глаз и потекли по гриму. Я слегка поклонился, поблагодарил ее и ушел со сцены.

Спустившись, я увидел ГА с выпученными глазами и услышал шипение: "Ну это же для режжжиссссссерааааааааа.............."

Прошел мимо и вышел из театра.

P.S. Режиссер, как мне потом сказали, не вышел на сцену.

P.S.S. Я нажил кровного врага в лице ГА, он перестал со мной общаться и даже здороваться.

P.S.S.S. Ту девушку я больше никогда не видел. Потому что ни разу за все эти годы больше не был в том театре. Даже не пытался познакомиться, а скорее всего зря...

на повышенных тонах разговаривал по мобильному, скорее даже ругался.

Я только и смог уловить, что разговор был с женщиной и велся он на великом и могучем сербском языке.

Мужик договорил, что-то рассеянно прошептал себе под нос, спрятал телефон в портфель, снял бейсболку, очки, затем все свое добро переложил в одну руку, а дальше началось совсем уж неадекватное – мужик медленно, без эмоций вошел в море.

Я все еще надеялся, что он только попробует ногами температуру воды и вернется, но нет, человек заходил все дальше и глубже…

Паниковать было вроде еще рано, но я не знал, как обычно выглядят люди решившие покончить с собой, и потому в душе слегка задергался.

Вокруг плескались веселые мамы, папы и счастливые детишки в надувных нарукавниках, а мужик аккуратно и без эмоций пробирался мимо них, стараясь не замочить свою поклажу. Зашел по грудь и вдруг… поплыл, поплыл, куда-то в сторону горизонта, только рука с портфельчиком, журналом, кепкой и очками на оттопыренном мизинце, торчала над водой, как перископ подводной лодки.

Иногда даже голова суицидника пропадала с поверхности воды, но вновь и вновь выныривала.

Несмотря на зревшую во мне панику, я все же заметил, что этот странный мужик, несмотря на груз вещей, гребет довольно бойко, лично я, пожалуй бы и в ластах за ним не угнался…

Вот отчаянный пловец достигнув линии буйков, поднырнул головой под трос, аккуратно переложил вещи из одной руки в другую и, не сбавляя темпа, поплыл все дальше и дальше в открытое море в сторону Италии.

Я даже встал, чтобы лучше разглядеть удаляющуюся ручонку с вещами, но вскоре, человек совсем пропал из вида, он скрылся за далекой, покрытой брезентом, спящей моторной лодкой.

Нужно было срочно действовать.

Глянул на спасательную вышку, она как всегда пустовала и я решил обратиться к знакомому вампиру – продавцу мороженного. С утра он со своим холодным ящиком прятался в глубокой темной нише дома, а по мере того, как солнце отступало и катилось к горизонту, вампир постепенно выдвигал ящик на колесиках к самой границе света и тьмы и так до заката.

А что он делал по ночам, я себе даже и представить боюсь – это одному Люциферу известно.

Но поскольку днем вампир был не особо опасен, к тому же почти без акцента говорил на русском (уж за тысячу лет нетрудно выучить все человеческие языки) я бегом пересек пляж и направился к нему.

Вкратце рассказал что к чему, что мужик, мол, не в себе, поругался с женой и его срочно нужно спасать, если еще не поздно.

Продавец мороженного сосредоточенно почесал голову и спросил:

- А этот человек плыл с сигарой?

- Да нет же, какая сигара! ? Причем тут сигара! ?

- А в руке у него был такой небольшой, коричневый, кожаный портфель?

- Да, был… А ты откуда знаешь?

- Ну, все ясно – это не суицидник – это Марко, хозяин в-о-о-о-о-н той лодочки. Он так каждый день на работу и с работы плавает, причем обычно он это делает с дымящейся сигарой. Мороженое хочешь? Сейчас бинокль принесу.

Я сидел за столиком, уплетал мороженое и наблюдал, как далеко - далеко, «суицидник» уже загорал в своем, расчехленном катере, читал глянцевый журнал и дымил толстой сигарой.

Стоит ли говорить, что до конца отпуска, мы с сыном, всякий раз, когда хотели доплыть до далеких неизвестных островов, нанимали только Марко Поло с его старенькой бригантиной и даже случающиеся шторма, с таким бравым капитаном, нас не особо-то волновали…

- чудо!

Расставились-разложились, организовали нехитрый быт - палаточки-кострище-котелок-донки. Красота!

Сидим, выпиваем-закусываем, беседуем, ведем себя прилично, уток не пугаем. Благодать!

Вскоре к месту нашего культурного отдыха вышли два мужичка. Сразу видать - опытные чингачгуки. Снаряжены толково, но легко, идут бодро, шаг верный. Рюкзачки-ружьишки-штормовки. Охотники.

Они - можно, мол, перекурим тут слегка? Мы - конечно, милости просим, не угодно ли присоединиться? Те переглянулись, согласились на "по пятьдесят - нам еще идти", от предложения оттрапезничать с достоинством отказались. Ладно. После "по пятьдесят - нам еще идти" - встали, отряхнулись и... Нет, спросили, а вы, мужики, просто так - отдыхаете - или как?

- Или как! - заявляет один из нас, в котором было уже "триста пятьдесят", - мы на утку.

Чингачгуки верным глазом оглядели лагерь, в котором абсолютно ничего не могло даже скользко намекнуть об охоте. И вопросительно уставились на нас.

- На силок что ли? Или как?

- Или как! - заявляет тот в котором триста пятьдесят.

- ? - спрашивают чингачгуки одними глазами и усаживаются обратно, являя собой один сплошной интерес.

Ситуация отрисовалась сложная. Морочить голову серьезным людям - некрасиво. А серьезным людям с ружьями еще и рискованно. Тот В Котором

Триста Пятьдесят замешкался на полсекунды - и пошла импровизация.

- Чайником! Не пробовали?

Видимо он пытался загнуть линию беседы в сторону шутки. Чингачгуки не оценили и уставились на него как-то неоднозначно. К слову - за все время, что провели у нас, они ни разу не улыбнулись.

Триста Пятьдесят начал приходить из замешательства в отчаяние. Когда пришел - выкрикнул:

- Счас! - и удрал в палатку. Вернулся с чайником. Подошел к берегу. В это время мы попытались сделать чингачгукам еще по пятьдесят. Получилось.

Суровые лица смягчились.

Триста Пятьдесят подошел к берегу. Помните, я говорил, там утки. Триста

Пятьдесят примерился, сделал какой-то фантастический изящный замах с доворотом и метнул чайник в гущу уточьей компании, благо лететь ему было метров 15. Компания шуганулась и мигом снялась с места. Триста Пятьдесят повернулся к нам и уже начал исполнять на лице выражение "не вышло чего-то". Но один из чингачгуков, внимательно наблюдавший за происходящим, исполнил танец "х[рена]ссе! " с соответствующей мимикой, откатал свои бродни и попер к запруде. Там пораженная чайником утка боролась за своё будущее и пыталась освободиться от чайника, который:

- видимо подбил-таки её летную механизацию;

- наделся на нее ручкой;

- наполнился водой и тянул в пучину.

Второй чингачгук также станцевал "х[рена]ссе" и одобрительно оглядел нас.

Триста Пятьдесят мигом поднялся до Пятисот и принялся было развивать успех, заявляя, что он крышку на чайник забыл в спешке надеть. С крышкой можно было сразу парочку подбить. Его быстро, на всякий случай доделали до Семисот и он уснул.

В итоге никто из нас не потерял лица, а чингачгуки расширили познания в области охоты. За такое дело они благосклонно приняли еще дважды по пятьдесят, откланялись и двинули по своим делам. Утка, кстати, после осмотра (повреждений обнаружено не было, за что слава Богу) была отпущена с извинениями.