Женские истории #машина

детстве супруга. Настоятельно присоветованы: цвет обоев для каждой комнаты, шторы, плинтус, керамика, люстры, декор… Выражено "фи" за слишком короткие шорты, был подёрган руль в попытке свернуть к бутику женского белья, дабы срочно купить мне лифчик под топ и заодно панамку… В стотысячный раз сказано "Асятакнизя! " и с почётом напомнено педагогическо-генеалогическое древо, от которого был отпочкован мой суженый-ряженый.

Трижды я вспомнила о сапёрной лопатке в багажнике. Давно подруга не вгрызалась в плоть Земли-матушки. Один раз открыла атласные карты, дважды проехала мимо заросшей лесополки, с трудом гася желание показать мусику Природу-мать…

В этом гипере мне приходилось частенько бывать по работе, поэтому ориентировалась в нём как акула в литровой банке и имела знакомство с манагерами отделов.

Соображаю быстро.

— Мусь, а давай мороженку с дороги?

Три больших шара были задавлены коленом в вафельный рожок и обильно политы клубничным топпингом. По моим раскладам свекрухин рот должен был занят минут 40.

— Мусь, я мигом сгоняю наверх, а тебя под кондёр отведу мороженку доедать. Агась?

Клубничный рот ободрительно чмокнул, голова утвердительно кивнула, и комплексная фигура была доставлена в место релакса.

— Шалом, девчули. Это матерь моя по мужу. Поблюдите даму, пока я по этажам шмыгаю. Познакомьте Татьяну Александровну с ассортиментом.

Дамы взяли пожилую женщину под локотки, усадили на качельку с мягкими подушками в красном бархате и запели рекламу своих продуктов чарующими голосами сирен…

Всё что нужно уже утрамбовано в багажник. Остался длинный карниз в трёхметровой коробке.

Взяли с двух сторон и несём поклажу к машине. Я впереди, мусик сзади.

— Ну, нихрена себе, тёлочки! — охально присвистнул нам один из двоих прохожих.

— Дамы, чо тащите? — голос любознательного второго.

— В коробке фаллоиммитатор, сосунки. Идите в пень! — хлёстко и чётко произнёс голос педагога седьмого колена.

Обратная дорога была опупительно комфортной…

Чирикали птички, молчала свекровь, и ей было глубоко по[хрен]ам, какого цвета будут стены в моей собственной спальне... Но в конце пути таки задышала часто, завращала глазами и вымолвила — "Ася, у них трусы съедобные".

тогда в наших краях продавались в виде китайского дерьма, ломавшегося наверное ещё в стадии транспортировки где-то в районе Арабского залива.

Но тросы были вполне ничего, и потому сажаем её за руль, командуем воткнуть первую скорость и выжать сцепление. Есть, конечно теоретики, утверждающие, что с толкача или троса в мороз лучше заводиться на второй-третьей передаче, но будем считать их сектантами-схизматиками.

Разгоняем замерзшего родственника, она по инструкции бросает сцепление... и ничего... Мотор не схватывает.

Такое повторяется раз шесть. Замотался как сволочь, да ещё снег.

Большинство из вас уже поняло, в чём дело - да, ключ был не в положении "зажигание". Можно было бы эту женщину простить, но только не после 5-8 лет её водятлового стажа (водит она, кстати, отменно - быстро, чётко, безопасно).

Я заорал на неё, каюсь, как безумный. И нагнал такого страху, что она довернула ключ ещё на одно деление.

Акку, вышедший за время тягания из комы крутанул мотор, тот, прогретый трением рявкнул, нога отпустила сцепление, Опель прыгнул вперёд и ловко поразил в задний бампер мой Мицу, стоявший впереди.

Я люблю эту женщину.

в крохотном городке под Кишинёвом. Но рождён был и большую часть жизни прожил в славном городе Николаев, что на Украине. Работы в маленьком городке не было, и Юра занимался частным извозом - возил желающих подешевле затариться в столицу. Приезжает раз, злой - мало сказать... Далее от его лица. Загрузил машину клиентами, еду. Возле аэропорта - пост автополиции. Останавливает, подаю документы. Он разворачивает, что-то долго читает, разворачивается и УХОДИТ. Я - за ним. Клиенты ждать не любят, ничего не нарушал, какие проблемы? В ответ "Цвет машины не соответствует цвету в техпаспорте". Как так? Какую купил, на такой и езжу, ничего не красил, ничего не менял. Ответ автополицая был гениален:

- Вот тут написано, что у машины цвет сАхара, а она у вас какая?

Ну тут Юра уже не сдержался. Было сказано многое, но был и цвет машины назван, песчаный, и соответственно СахАра. Если кто помнит, цвета советских машин отличались японской красотой выражения цвета. Были и зелёные липки, и бизон, и Кентавр... Вот можно было и цвет сАхара организовать... Но с уточнениями: кубинский (желтоватый), польский

(белый), да мало ли ещё какой! !! Вот такие в Молдавии нашей встречаются дотошные работники автополиции. .

меня моя покупка лучше и выгоднее по всем параметрам. И мне надоело, как он засирает мою крошку. "Тут, —говорит, — даже мозгов не надо, чтобы рулить. Вот когда руками переключаешь — другое дело, ум работает! " Мои аргументы о том, что это удобно, прогресс и для езды по городским пробкам самое то, он тоже засрал.

Ну что же... Парню на работу, он решил погладить рубашку. Полез за утюгом, а там вместо современного утюга с антипригарной поверхностью и наворотами в виде брызгалки, пара и так далее стоит принесённый мной с бабушкиного балкона советский, чугунный, огромный и тяжелейший агрегат. "Давай, — говорю, — любитель интеллектуального ручного труда, вперёд! Воду принесёшь в бутылке и побрызгаешь ртом, утюг ручками потягаешь, ты же так любишь! " Возмущался, но погладил. Было трудно, неудобно, долго, результат так себе. Я говорю: "Что, милый, не справляешься? Современный утюг-то для идиотов, да? " Потом всё-таки дошло до него, что надо бы извиниться. С тех пор молчал про мою машину и связь её коробки передач с моим интеллектом. А недавно его машина была в ремонте, он неделю ездил на моей. Пришёл в конце недели и говорит: "А знаешь, автомат, оказывается, это удобно! " Да ладно, придурок, сколько до тебя это доходило?

о себе часто рассказывали, делились ощущениями. Тебе, говорили, Антоновна, крупно повезло. Это же надо, так легко климакс переносишь!

Как сглазили подруги. Стали вскоре происходить с Антоновной странные вещи. Понимала она, что это гормональные изменения в организме, которые бесследно не проходят. Отсюда, наверное, и беспричинная смена настроения, и головокружение, и слабость.

Все труднее стало Антоновне наклоняться к внучке Лизоньке, аппетит пропал, спина болеть стала как-то по-новому. По утрам часто отекало лицо, а по вечерам — ноги. Какое-то время на свои недомогания Антоновна особого внимания не обращала. Первыми забили тревогу невестки: какая вы, мама, квелая стали, бледная. Сходите к врачу, сделайте УЗИ, не тяните, с такими делами не шутят!

Антоновна молчала. Сомнения, что с ней что-то неладно, и так уже давно поселились в ее душе. А тут еще стала сильно болеть грудь, ну просто огнем горит, не дотронуться. Низ живота тянет, спать не дает. Часто бессонными ночами под мерное похрапывание мужа, лежала Антоновна на спине, уставившись в потолок, и тихо плакала, думая о будущем и вспоминая прошлое.

Ну как же не хотелось ей умирать! Ведь только пятьдесят два еще, до пенсии даже не дотянула. С мужем дачу начали подыскивать, решили на природе побольше побыть. Сыновья такие замечательные, на хороших работах. Невестки уважительные, не дерзят, помогают седину закрашивать, советуют, что из одежды купить, чтоб полноту скрыть.

Внучка единственная, Лизонька, просто золотая девочка, не нарадоваться. Фигурным катанием занимается, в первый класс осенью пойдет. Рисует хорошо, уже вязать умеет – бабушка научила.

Как же быстро жизнь пролетела! Кажется Антоновне, что и не жила еще совсем. Вот младшего сына только что женила, еще детей от него не дождалась, а тут болезнь, будь она неладна!

Утирала Антоновна горячие слезы краем пододеяльника, а они текли и текли по ее щекам. По утрам под глазами образовывались синие круги, лицо потемнело, осунулось.

Кое-как пережила Антоновна весну и лето, а к осени совсем ей плохо стало. Одышка, боль в спине страшная почти не отпускает, живот болит нестерпимо. Решилась, наконец, Антоновна записаться на прием к врачу и рассказать о своих страданиях мужу.

В женскую консультацию Антоновну сопровождала почти вся семья. Муж, Андрей Ильич со старшим сыном остался в машине, а обе невестки ожидали ее в коридоре.

С трудом взобравшись на смотровое кресло и краснея от неловкости, Антоновна отвечала на вопросы докторши: когда прекратились месячные, когда почувствовала недомогание, когда в последний раз обследовалась. Отвечала Антоновна долго, успела даже замерзнуть на кресле, пока докторша заполняла карточку, мыла руки, натягивала резиновые перчатки.

— Онкодиспансер? – кричала та в трубку. – Это из пятой. У меня тяжелая больная, нужна срочная консультация. Срочная! Да, да… Видимо, последняя стадия. Я матки не нахожу. Пятьдесят два… Первичное обращение. Да, не говорите… Как в лесу живут. Учишь их, учишь, информация на каждом столбе, а лишний раз к врачу сходить у них времени нет. Да, да, хорошо, отправляю.

Закончив разговор, докторша перешла к столу и стала оформлять какие-то бумаги.

— Вы сюда одна приехали, женщина?

— Нет, с мужем, с детьми, на машине мы, — тихо ответила Антоновна онемевшими губами. Только сейчас почувствовала она сильнейшую боль во всем теле. От этой боли перехватывало дыхание, отнимались ноги, хотелось кричать. Антоновна прислонилась к дверному косяку и заплакала. Акушерка выскочила в коридор и крикнула:

— Кто здесь с Пашковой? Зайдите!

Невестки вскочили и заторопились в кабинет. Увидев свекровь, все поняли сразу. Антоновна плакала и корчилась от боли, словно издалека доносились до нее обрывки указаний докторши: немедленно, срочно, первая больница, онкология, второй этаж, дежурный врач ждет… Вот направление, вот карточка… Очень поздно, сожалею… Почему тянули, ведь образованные люди…

В машине ехали молча. Андрей Ильич не стесняясь шмыгал носом, время от времени утирая слезы тыльной стороной ладони. Сын напряженно всматривался на дорогу, до боли в пальцах сжимая в руках руль.

На заднем сидении невестки с двух сторон поддерживали свекровь, которую покидали уже последние силы. Антоновна стонала, а когда боль становилась совсем нестерпимой, кричала в голос, вызывая тем самым у Андрея Ильича новые приступы рыданий.

Иногда боль на несколько мгновений утихала, и тогда Антоновна успевала увидеть проплывающие за окнами машины пожелтевшие кроны деревьев. Прощаясь с ними, Антоновна мысленно прощалась и с детьми, и с мужем, и с внучкой Лизонькой. Уж не придется ее больше побаловать вкусными пирожками. А кто теперь поведет ее в первый класс, кто встретит родимую после уроков? Кто обнимет ее крепко-крепко, поцелует, восхитится ее первыми успехами.

В диспансере долго ждать не пришлось. Антоновну приняли сразу. Семья в ужасе, не смея присесть, кучкой стояла у окна. Андрей Ильич уже не плакал, а как-то потерянно и беспомощно смотрел в одну точку. Невестки комкали в руках платочки, сын молча раскачивался всем телом из стороны в сторону.

В кабинете, куда отвели Антоновну, видимо, происходило что-то страшное. Сначала оттуда выскочила медсестра с пунцовым лицом и бросилась в конец коридора. Потом быстрым шагом в кабинет зашел пожилой врач в хирургическом халате и в бахилах. Затем почти бегом туда же заскочило еще несколько докторов.

Когда в конце коридора раздался грохот, семья машинально, как по команде, повернула головы к источнику шума: пунцовая медсестра с двумя санитарами быстро везли дребезжащую каталку для перевозки лежачих больных. Как только каталка скрылась за широкой дверью кабинета, семья поняла, что это конец. Андрей Ильич обхватил голову руками и застонал, невестки бросились искать в сумочках сердечные капли, у сына на щеке предательски задергался нерв.

Внезапно дверь кабинета снова распахнулась. Каталку с Антоновной, покрытой белой простыней, толкало одновременно человек шесть-семь. Все возбужденные, красные, с капельками пота на лбах. Бледное лицо Антоновны было открыто. Ужас застыл в ее опухших глазах. Оттолкнув невесток, Андрей Ильич бросился к жене. Пожилой врач преградил ему дорогу.

— Я муж, муж, — кричал Андрей Ильич в след удаляющейся каталке. — Дайте хоть проститься. Любонька, милая моя, как же так, мы же хотели в один день…

— Дохотелись уже, — медсестра закрывала на задвижку широкую дверь кабинета. – Не мешайте, дедушка, и не кричите. Рожает она. Головка вот-вот появится.

В родильном зале было две роженицы: Антоновна и еще одна, совсем молоденькая, наверно, студентка. Обе кричали одновременно и так же одновременно, как по приказу, успокаивались между схватками. Вокруг каждой суетились акушерки и врачи. Пожилой профессор спокойно и вальяжно ходил от одного стола к другому и давал указания.

— И за что страдаем? – спросил профессор у рожениц во время очередного затишья.

— За водку проклятую, она во всем виновата, зараза, — простонала студентка.

— Ну, а ты, мать? — обратился профессор к Антоновне и похлопал ее по оголенной толстой ляжке.

Антоновна помолчала немного, подумала, а потом тихо, ибо сил уже не было совсем, прошептала:

— Да за любовь, наверное. За что ж еще? Вот день рождения мой так с мужем отметили. Пятьдесят второй годок. Побаловались немножко…

— Не слабо, нужно сказать, побаловались, — усмехнулся профессор. — Так неужели, и правда, не замечала ничего или хитришь?

— Да что вы, доктор! Если б я знала, если б только подумать могла. Стыд-то какой! Ведь я уже бабушка давно. И толстая такая с самого детства, меня-то из-за фигуры по имени с двадцати лет никто не звал, только по отчеству. Уверена была, что у меня климакс и онкология в придачу. Вот и в консультации матки не нашли, сказали, что рассосалась, рак, последняя стадия.

— Срак у тебя, а не рак, — профессор раздраженно махнул рукой. – Все мы живые люди, и, к сожалению, врачебные ошибки еще иногда имеют место быть. Но хватит разговаривать. Тужься, мать, давай, тужься. Твоя ошибка хочет увидеть свет!

Акушерка вышла из родильного зала довольная и исполненная важности. Будет что подружкам рассказать –- не каждый день в наше время бабушки рожают.

— Пашкова Любовь Антоновна. Есть родные?

— Есть, — хором ответила семья, делая шаг вперед.

— Поздравляю, — с откровенным любопытством разглядывая мужскую часть семьи, сказала акушерка. — А кто отец-то будет?

— Я, — хрипло, не веря еще всему происходящему, прошептал Андрей Ильич.

— Он, – одновременно ответили невестки, указывая на свекра.

– Обалдеть, — не удержалась от эмоций акушерка и добавила уже с явным уважением. — Мальчик у вас. Три пятьсот. Рост пятьдесят один сантиметр. Накрывайте поляну, папаша. Еще бы часик и неизвестно, что было бы… К самым родам поспели. Вот чудеса так чудеса. Зачем только в онкологию везли, не понимаю?

меня. Вообще, напрочь, навсегда, насмерть.

Дело было так.

В ночь с воскресенья на понедельник мы с мужем решили поехать на дачу.

Едва отъехав от дома, мы поняли, что туманы нынче стоят знатные: пелена накрыла город капитально.

- Может, подождём до утра? - робко поинтересовалась я.

Вот прямо как предчувствие погибели какое-то у меня возникло. Знаете, есть такое выражение "жопой чую". Так моя жопа очень чувствительная, оказывается. Я теперь всегда буду к ней прислушиваться.

Муж мой, однако, к чувствительности моей жопы остался равнодушен и сказал:

- Ой, перестань, у нас нормальные противотуманки.

Едем по Московскому проспекту, подъезжаем к площади Победы, и практически не видим стелу мемориала "героическим защитникам Ленинграда". Только едва различимые её очертания видны.

Тревога моя усилилась и я снова предложила повернуть к дому. Муж опять отнёсся к моему напряжению наплевательски.

Потом, на выезде из города, он откровенно начал надо мной подхихикивать, потому что туман вроде как рассеялся и дорогу было видно хорошо - мы даже отчётливо разглядели товарный поезд, шедший по железнодорожному мосту, под которым нам предстояло проехать. И муж стал веселиться и говорить, что раз моя жопа чувствует беду, то не иначе, как этот эшелон сейчас взорвут партизаны, потому что, дескать, такая жопа врать не станет.

Однако, когда мы проехали Пулковские высоты и следующий за ними хорошо освещённый участок дороги, веселье его поубавилось. Потому что там, где фонарей нет вообще, мы ехали, в буквальном смысле слова, наощупь.

Просто как в молоке.

Те, кому хотелось дожить до конечной цели своего путешествия (в том числе и мы), держали стрелку на цифре 40. Однако ж были и такие, кому по тем или иным причинам было пофиг, в мешке какого цвета их доставят домой. Вот от них-то я и ждала беды, признаться. Если людям не дорога своя собственная жизнь, то уж на жизнь жопастой, но симпатишной незнакомки им положить с прибором, как пить дать. Сейчас, думаю, один такой камикадзе впечатается нам в задницу, и всё - прощай, Япритопала, ты была славной бабёнкой, жалко, что так нелепо растаяла в тумане. И запестрит мой журнальчик безрадостными буковками RIР.

Забегая вперёд, скажу: не с той стороны я ждала беду, не с той. Беда не летела сзади. Она поджидала впереди.

Свернули мы на Псков. Муж вглядывался в туман, я нервно курила. Машин изрядно поубавилось, и это вселяло надежду на спасение.

Докурив очередную сигарету, я привычным жестом запульнула хабарик в окно.

- Ты с ума сошла? - спросил вдруг муж.

- А что такого? - удивилась я со свойственным мне свинством. - Там же сугробы, лес не загорится.

- А вдруг ты попадёшь горящим окурком в медвежью берлогу? - произнёс муж. - Медведь проснётся и будет потом до весны бегать по лесу с ошпаренным очком, мстя зимним грибникам.

Я заржала, как кобылица на вольном выпасе, и... Ну, вы понимаете. То ли от смеха, то ли от страха, то ли от двух безрассудно выпитых перед поездкой чашек чая, то ли просто по ставшей уже доброй традиции метить каждый встреченный на жизненном пути куст, но мне срочно понадобилось выйти из машины.

Где-то между Новыми Черницами и Никольским муж тормознул, включил аварийку, я вылезла из машины и начала пакостить, даже не утруждая себя поисками подходящих зарослей. Потому что туман-туманище же, ни зги не видно, по нашей полосе никто не ехал, а те, кто катил по встречке, не разглядели бы меня и в астрономический бинокль даже при огромном желании.

И вот, когда я уже натягивала штаны, передо мной вдруг возникло это.

Два огромных жёлто-зелёных глаза. Вы видели когда-нибудь фрукт помело?

Представляете себе его цвет? Вот такого цвета были эти глаза. И они на меня смотрели.

Первая моя мысль: волк. Однако, я её сразу отмела, как невозможную, нереальную и вообще идиотскую. Ну какой, к чёрту, волк, если рядом со мной стоит машина, у неё горят все возможные фары, а из салона во всю глотку орёт "Ноль"? Даже моя свекровь пугается, когда слышит "Ноль", а уж она-то поотважней любого волка. И потом, по встречке же тоже автомобили едут.

Поэтому я стояла, придерживая руками штаны, и убеждала себя, что это собака. Явно крупная и явно Баскервилей безхозная, поэтому надо бы как-то двигаться ближе к машине. Но ноги что-то приросли к земле. И ещё проскочила мысль, что неплохо бы окликнуть мужа, но язык тоже к чему-то прирос. И я стояла и смотела в эти глаза, а глаза стояли и смотрели на меня. Это всё длилось доли секунды, но мне сейчас кажется, что так долго...

И тут вдруг из машины с криками "Б%%%ь, волки! " ко мне рванул муж, схватил меня за шкирятник, впихнул в салон, обежал машину сзади, плюхнулся на своё место и захлопнул дверь. И тогда в свете фар я увидела на дороге ещё одного. Уже не только с глазами, а ещё с туловищем, лапами, хвостом и мордой. И вот тут-то меня и обнял мой друг Кондратий.

Оказывается, муж сидел себе и покуривал спокойненько, дожидаясь, пока я выполню свой священный долг орошения почвы, и вдруг увидел на дороге волка. Не моего зеленоглазого, а того, второго. И сиганул ко мне. А моего он просёк только в тот момент, когда схватил меня за шиворот.

То есть, если бы напарник не запалил моего волка, предательски выйдя на освещённую фарами дорогу, то муж ещё долго ждал бы меня, беспечно покуривая. А уж сколько бы вы меня ждали - одному богу известно. Ведь, прочитав в новостях сообщение о том, что на Киевском шоссе стая волков сожрала с аппетитом целлюлитную бабу со спущенными штанами, фиг бы кто из вас догадался, что речь идёт обо мне.

Волк на дороге упорно стоял и не двигался с места даже после того, как муж несколько раз ему бибикнул. И только когда мы тронулись с места, объезжая его и непрерывно давя на гудок, он ушёл на обочину.

Короче, у меня случились одновременно инфаркт, болезнь Альцгеймера и диарея (последнюю удалось усмирить силой воли, потому что выходить ради такого пустяка из машины желания не было). Всю дорогу до дачи я тряслась, осеняла себя крёстным знамением, перебирала чётки, пела хвалу Аллаху, вспоминала Кришну и молилась святому Франциску. Честное слово, такого животного страха я не испытывала ещё никогда в жизни.

Я видела волков, конечно. В зоопарке. Но там они несчастные и за решёткой, а тут - без решётки и счастливые. В дальнейшем я, пожалуй, предпочту первых.

Мне рассказывали, что они в последнее время обурели окончательно и уже не стесняясь подходят к деревням (у нас прошлой зимой они даже собак, которые дома охраняют, задирали, и мужики по ночам с ружьями дежурили), но одно дело рассказы, и совсем другое - здрасьте, Вы уже пописали? Позвольте Вас сожрать.

А видели бы вы, какого зелёного цвета был мой муж! Когда мы приехали на дачу и я увидела его при освещении, то даже по новой перепугалась.

Я вот, например, сейчас уже немного отошла и могу шутить на эту тему, а он ещё долго не сможет, по-моему.

В общем, предчувствия меня не обманули. Муж уверовал, наконец, что моя жопа - оракул, и клянётся, что всегда теперь будет с ней советоваться прежде, чем принимать какие-то серьёзные решения.

Мама, ждавшая на даче, встретила нас словами:

- Ой, мы вчера такое видели с Сергеем Николаевичем! (это наш хахаль)

Ехали в машине, и у поворота на Дружноселье нам дорогу перебежала лисичка, которая тащила в зубах зайчика!

Я уж не стала рассказывать ей о том, что с тем же успехом она могла увидеть волка, который тащил в зубах её дочь - чего расстраивать человека?

Но чтоб я ещё хоть раз в жизни вылезла из машины по мокрому делу - да ни за какие коврижки. Ночью, днём, летом, зимой, в кустах или в открытом поле - нееет! Куплю себе алюминиевый горшок с крышкой, нареку его Вольфом и буду везде с собой возить.

За городом, кстати, офигенно красиво. Рекомендую. Но, пожалуйста, гуляйте там днём.