Моя учительница музыки, Инесса Александровна, была удивительной женщиной. Насмешливые искорки в глазах, целый рюкзак шуток-прибауток, взрывная смесь терпения и горячности – она вошла в мою жизнь, словно опрокинув цветные краски. Меня, шестилетнего пацана, отец привел в класс, эффектно бросил пару шуток, дал
рекомендации относительно любимых произведений и умчал на работу. А я замер на пороге… Ее темные, шелковые волосы до плеч, яркая помада, пунцовые ногти, туфли на высоченной шпильке, золотые часики на руке с ажурной крышечкой сразили меня наповал… В моем убогом дворе не было таких женщин. Моя мама никогда не пользовалась косметикой, дома не было ни кремов, ни духов, ни помад, ни маникюрного лака. И мне захотелось остаться в этом волшебном мире. Я завороженно слушал, как Инесса Александровна играла. Сильные руки, быстрые пальцы, мощные аккорды – несчастная «Лирика» начинала раскачиваться во время ее игры.
Когда мы разбирали новые произведения, Инесса Александровна подсаживалась ко мне, пододвигая стул и мерно ногтем отстукивала ритм. Проставляя номера пальцев на нотах, она мягко наваливалась на меня плечом, и я испытывал странное волнение от близости чужого человека, слыша ее дыхание и терпкий аромат духов. Она была ровесницей моих родителей и казалась мне очень старой. И невыносимо прекрасной. Я одновременно боялся и обожал ее.
Мне было стыдно рассказывать ей о том, что творилось у меня дома. Но каким-то шестым чувством она понимала, что играть дома сложно. Пьяный батя с топором, орущие младшие сестры, вечные потасовки с братом оставляли лишь небольшой временной интервал для занятий.
- Приходи заниматься сюда, в школу. У тебя осталось два свободных дня в неделе, - предложила Инесса Александровна.
И вопрос был решен. Сразу после школы, не заходя домой, я садился в автобус и ехал на другой конец города - в музыкалку. Инесса оставляла своего ученика и шла со мной по школе, ища свободное помещение. Она запирала меня в классе, оставив два бутерброда с вкуснейшим сервелатом и коробок спичек на левой стороне клавиатуры. «Перекладывай по одной спичке с левой стороны на правую каждый раз, как полностью сыграешь произведение. Пока коробок не закончится. Тогда будем считать, что отработал». Произведений в программе было пять.
Домой идти я не хотел. И играл до посинения. В прямом смысле. Огромные старые окна продувались насквозь, батареи почти не грели, в классах было холодно. Периодически вставая, чтоб размяться, поприседав и побегав, я садился на собственные пальцы, пытаясь отогреть их. И вновь перекладывал спички…
Прошло много лет. Когда в 20 лет съехал от родителей, то через полтора месяца вдруг ощутил нестерпимую тоску – я должен ДОЛЖЕН забрать свой инструмент, мою огромную черную «Родину». Оказывается, когда мне было плохо – я играл. И когда хорошо – играл тоже. Теперь же какая-то часть меня оказалась просто парализованной. Я тогда жил в комнате 3 на 3. Из мебели - кушетка, да узкий шкаф. Похрен, я поехал и забрал его! Холостяцкая жизнь, дом полон гостей, моих приятелей, друзей брата, бурные вечеринки, пьянки, свидания. Но если кто-нибудь из гостей ставил бокал на крышку пианино – где-то в глубине меня зажигалась красная лампочка – этого человека я больше не приглашал.
С тех пор я много раз переезжал. И мое пианино - всегда со мной. Я не брошу эти 300 кг боли и счастья. Семь октав грусти и наслаждения. Иногда, при очередном переезде, я оставлял почти всю свою мебель на прежнем месте - диваны, кресла, столы, кухонные гарнитуры. Но моя «Родина» поедет со мной. И если б каждый раз я брал десятку, когда кто-то мне советовал сменить акустический инструмент на более компактную электронику, я бы уже купил самолет. Однажды я все-таки поддался, решился и притащил домой синтезатор-самоиграйку. 450 режимов звука – от флейт, клавесина и скрипок до хорового пения, возможность записи, встроенные варианты ударных, полная имитация игры на механическом инструменте. Уже через два месяца я наигрался и подарил это «чудо» друзьям.
Видимо, Инесса Александровна вместе с нотами заложила что-то еще в мою детскую душу. А я тем временем перекрасил старенькое фортепиано в цвет кофе со сливками и прикрутил к нему витые золоченые подсвечники. И теперь я играю при свечах!
