Розыгрыши и обломы

— "Текстильщик", центральный стадион забит доверху, народ неистово болеет. При счете 1:0 команды уходят на перерыв. Народ скучает и пьет пиво. В это время диктор по стадиону объявляет, что в перерыве произойдет финальный забег областных соревнований по легкой атлетике. Дистанция — 400 метров, т. е. как раз длина тартановой дорожки, опоясывающей футбольное поле. Народ абсолютно никак на это не реагирует и продолжает пить пиво.

Тем временем, участники выходят на старт, диктор поименно называет их. Когда дело доходит до последнего бегуна, стоящего на самой внешней дорожке, происходит заминка — видимо, диктор не может найти его данные. Наконец, он произносит: "... по шестой дорожке бежит Дима..." (видимо, фамилию так и не нашел). Ну, Дима, так Дима, всем зрителям это абсолютно все равно — они не бег сюда пришли смотреть. Наконец, раздается стартовый выстрел, бегуны срываются с места и... фальшстарт. Все возвращаются на свои места. Все, кроме Димы. Поскольку он стоял на самой внешней дорожке, т. е. впереди всех остальных конкурентов, то он не видит, что происходит сзади и не слышит команды "фальшстарт" — он бежит, что есть силы бежит вперед и на ускорении входит в первый поворот. И тут происходит невероятное: народ на стадионе, уяснив комизм ситуации, вмиг просыпается от спячки и начинает орать: "Ди-ма! Ди-ма! Да-вай, да-вай!!!". Слышал Дима это или нет, но это явно придало ему сил — он с бешеной скоростью несется по дорожке, приближаясь ко второму повороту. Народ неистовствует: крик стоит неописуемый — все зрители что есть мочи свистят, вопят, улюлюкают — прямо "Олд Траффорд" во время игры "Манчестер Юнайтед". Наверное, ни до, ни после этого забега Дима не испытывал такой поддержки трибун. Он понимает, что он лидер забега, поскольку никто его не обгоняет, он слышит рев трибун, он идет на рекорд. Пронесясь второй поворот, он приближается к финишу. На трибунах экстаз, вопли "Дима, ты лучший!", "Давай-давай!", "жми!" сливаются в один оголтелый рев. Дима уже не бежит, а летит к финишу, окрыленный такой народной любовью. Еще секунда — финиш — и он падает на тартан. Проходит секунда, другая. Дима поднимает голову и видит корчащихся от смеха соперников, судей, тренеров. Народ на трибунах, затаив дыхание, следит за его реакцией. Он начинает понимать... И тогда, осознав всю гнусность обмана, Дима поднимает взгляд и обводит глазами стадион. Боже, я никогда не забуду его лицо...

PS. Повторный забег он уже не бежал.

тащить свою ношу? Разве жизнь не дана нам свыше именно для того, чтобы мы могли осуществить свои мечты? Пусть даже самые наивные, самые детские и глупые…

И вот я оказался на дайверском суденышке, доверху загруженном желтыми баллонами со сжатым воздухом, пластиковыми ящиками с гидрокостюмами, компенсаторами, ластами, масками и прочими дайверскими причиндалами.

Наше посудина с громким названием "Санта-Мария" направлялась в самое сердце самого прозрачного в мире Красного моря к одному из красивейших, как было обещано, коралловых рифов.

Компания дайверов состояла из трех арабов-инструкторов, десяти немцев и двух НАШИХ – русскоязычного эстонца Вована, с ног до головы татуированного драконами, и москвички Лены, девушки лет пятидесяти.

Несмотря на разность мировоззрений и ценностных ориентиров, мы с Вованом быстро нашли общий язык — мечта у нас оказалась одинаковой.

Москвичка Лена, свой рассказ начала так: "У нас в Москве сейчас популярны три вещи – фламенко, танец живота и дайвинг…" И вот богатый муж отвалил Лене кучу бабла, и она прикатила осваивать азы модного увлечения.

Поначалу Лену сильно укачало, и ее лицо приобрело зеленый цвет. Потом на нее нацепили баллон и тяжелый грузовой пояс – все общим весом больше, чем она сама. А когда трое арабов-инструкторов попытались притопить Лену и затащить ее на глубину (чтобы не возвращать снятые деньги), зеленый цвет ее лица перешел в густой синий, а глаза просто выдавливали стекла маски…

Осознав, в какую ловушку она угодила, Лена попыталась вернуться в привычную среду обитания, уверяя арабов, что эта не ее. Но арабы были неумолимы. И только после уверений Лены, что деньги за курс обучения возвращать ни в коем случае не надо, арабы выпустили ее из свои цепких рук.

Коралловый риф меня не разочаровал. Редкий случай. Обычно, то к чему так долго стремишься и наконец получаешь, приносит разочарование…

Израсходовав весь воздух и восторженно поорав наверху, мы с Вованом прыгнули в море в масках и гидрокостюмах и поплыли вдоль рифа.

Красное море хоть и известно отсутствием штормов, но зыбь присутствует, и метров за двести ныряльщика на поверхности различить практически невозможно.

Вынырнув очередной раз за глотком воздуха, я поискал глазами Вована – Вован делал судорожные движения рукой, пытаясь привлечь мое внимание. Он указывал куда-то за мою спину. Я обернулся – наше суденышко, наша "Санта-Мария" на всех парах уходило от рифа, оставляя нас наедине с морем! Что за черт? Может, они так шутят? Может, это их дежурная шутка, что-то вроде бесплатного аттракциона – переплываем вплавь Красное море. Немного адреналина в кровь расслабленных туристов… Или они решили попугать нас за то, что мы не обращали внимания на их запреты уплывать далеко? А сейчас развернутся и пойдут обратно?.. Но они не развернулись и не пошли обратно, напротив, белое пятнышко суденышка стремительно уменьшалось и уменьшалось, пока не исчезло за горизонтом…

Мы сплылись поближе, выплюнули изо рта трубки и стали держать совет. Вариантов развития событий были два. Первый – оставаться на рифе, который местами доходил до поверхности, и где можно было стоять по горло в воде, и ждать, пока эти грёбаные арабы заметят нашу пропажу и вернуться. Но заметят ли? И когда?.. Солнце стремительно садилось, в тропиках ночь наступает сразу, без вечера. А с сумерками из темных глубин подкормиться на мелководье наверняка придут АКУЛЫ и еще ЧЕРТЗНАЕТКАКИЕТВАРИ, таящиеся там… Красное море просто кишит акулами – я видел это еще в фильмах Кусто…

Другой вариант – как только стемнеет и Хургада зажжет свои яркие туристические огни, плыть в сторону берега, ориентируясь на эти огни… Но после двух погружений и дня, проведенного практически в воде, я не чувствовал в себе сил на многокилометровый марафонский заплыв.

Ситуация была дичайшая!

Где-то за тысячи километров в морозном Минске стыла под снегом в ожидании своего хозяина моя ласточка "Ауди", знакомые, закончив трудовой день, разъезжались из офисов по домам, а моя семья садилась ужинать у телевизора, не подозревая, что их муж и отец, вяло шевеля ластами, болтается на волнах в самом центре Красного моря, обреченный быть пожранным какими-то доисторическими тварями из голливудских ужастиков.

К нашему счастью, это место оказалось достаточно наезженным, и вскоре с другой стороны показалось судно, аналогичное нашему. Заметив в воде бесхозных ныряльщиков, оно резко изменило курс и пошло к нам. Компания англоязычных дайверов смотрела на нас круглыми глазами. Когда я на ломаном английском объяснил им, что мы не жертвы жестокого кораблекрушения или авиакатастрофы, а нас ПРОСТО ЗАБЫЛИ В МОРЕ, их глаза стали еще круглее…

Мы стянули гидрокостюмы и стали пить предложенный нам горячий чай. Несмотря на теплое море, нас трясло. Суденышко шло в порт. Порт находился километрах в десяти от нашего отеля. Мы пили чай и думали, как будем добираться до своего отеля, не бежать же десять километров в ластах и гидрокостюмах по пустыне.…

Тут на горизонте нарисовалась "Санта-Мария", которая стремительно неслась в нашу сторону…

Ситуация на суденышке разворачивалась следующим образом. Араб-инструктор спросил у старшего немца: все ли ВАШИ вышли из воды? Он имел в виду европейцев-дайверов.

Немец пересчитал СВОИХ: все. Немец, билядь!

А надо сказать, что суденышко хоть и небольшое, но имеет каюту, душ, верхнюю палубу, кормовую и носовую, так что охватить его взглядом на предмет присутствия всех нет возможности.

Арабы куда-то опаздывали, поэтому резко снялись с якоря и поперли на Хургаду.

Лена, приходившая в себя после первого и последнего дайва на полотенце на носовой палубе, оклемалась и начала искать СВОИХ. Она и подняла тревогу — куда исчезли двое русских (эстонец и белорус)?

Араб-инструктор всю дорогу умолял меня не рассказывать о произошедшем кэптану Муни, хозяину дайв-клуба, это грозило обернуться для него серьезными неприятностями. Он обещал мне немеряно сжатого воздуха на пляже.

Тем же вечером я встретил Вована с женой в баре отеля. Его жена не поверила ни единому нашему слову… "Ага, там бабы были…" — парировала она мои уверения.

Историю эту всем мечтателям и будущим дайверам посвящаю.

Юрий Юрковец

www.yurkovets.nm.ru

подмышкой. Качок начал было торговаться, но Рома молча показал пальцем на строчку в объявлении под лобовым стеклом — "Без Торга! "

Делать нечего – "лимон" двести, значит так тому и быть.

Ударили по рукам, продавец взял десять тысяч залога, попрощались до завтра и разъехались.

Наступило завтра.

Рома подъехал к магазину, его уже ждал покупатель. Но что это? Вчерашнего качка – матершинника и балагура, было не узнать.

Строгий черный костюм, темная рубашка, а на рукаве пиджака еле заметная траурная повязка.

Он смотрел в одну точку, как будто мыслями был где-то далеко. Говорил медленно и рассеяно:

— У меня вчера отец умер… и… но все равно, я куплю эту машину, пусть он хотя бы там порадуется… Вообще-то это был подарок для него.

Отец всю жизнь мечтал о настоящей машине, но сорок лет ездил на своем убитом запоре, и вот, когда его единственный сын смог… (Покупатель догнал и растер сбежавшую из глаза слезу и после паузы продолжил) Братское сердце, только тут вот какое дело… гроб, морг, венки, землекопы, короче мы вчера с тобой сговорились на миллион двести, а у меня вот – две пачки – это лимон и вот еще ровно сто семьдесят одна тысяча и вот, в кармане последние десять рублей – все. Такие дела, браток.

Тут у черного человека зазвонил телефон, он спрятал деньги обратно в барсетку, взял трубку и сдерживая слезы сказал:

— Да, спасибо Вам. И Вы держитесь.

— …

— Похороны завтра. До встречи тетя Зина.

Сунул телефон в карман и с надеждой спросил у Ромы:

— Ну, что, по рукам?

Рома:

— В каком смысле "по рукам"? Мы еще вчера ударили по рукам и договорились на миллион двести.

Черный мужик замер в отчаянном удивлении, как будто ему плюнули в лицо:

— Что ты за человек такой? У тебя что, не было ни матери, ни отца? Ну видишь как получилось – отец умер, не каждый день такое переживаешь. Не дай Бог никому… Неужели мы будем спорить из-за…

Рома неожиданно перебил:

— Из-за двадцати восьми тысяч, девятисот девяноста рубликов. Спорить мы конечно же не будем, главное, чтобы они были, а раз их нет – то и нет, приятно было познакомится и примите мои искренние соболезнования, привет тете Зине… Пока.

Покупатель встрепенулся:

— Как это пока? Сначала залог верни и дай тебе Бог не испытать того, что испытал я и желаю никогда в жизни не встретить такого черствого человека, как ты…

Благодарю за пожелание, а причем тут залог? Залог остается у меня, Вы же передумали покупать мою машину.

Убитый горем человек вспылил:

— Как это передумал!? Вот же я пришел, несмотря на горе, деньги принес — это ты зажался и продавать не хочешь!

Рома:

— Я конечно очень уважаю Ваше горе, но между – "передумал" и "денег не хватило", нет никакой принципиальной разницы.

Черный человек глубоко задумался и внезапно заматерившись, вдруг расплылся в широченной улыбке и подмигнув сказал:

— Непроканало…

Аккуратно снял с рукава черную повязку и вытащил из пакета с деньгами тысячу десять рублей. А вместо них всыпал обратно, заготовленную стопочку купюр и игриво сказал:

— Итого, с десяткой залога — ровно "лимон" двести – как в аптеке. Ну что, пойдем оформлять? Ты не взыщи по поводу этой "заморочки", ничего личного, только бизнес. Каждый крутится как может. А батя мой, еще всех нас переживет… Но ты реально меня удивил – у человека горе, а тебе все по барабану…

Рома:

— Так я сразу понял, что у Вас никто не умирал.

— Как понял, рубашка не черная?

— Нет, вид у Вас, как раз довольно кладбищенский, даже сиротский. Проблема в том, что по профессии я кинокритик и не обижайтесь, но говенную игру бездарного актера чую за километр. Садитесь — два.

Простите великодушно, ничего личного, только бизнес…

джентльменскоесоглашение — мы им писали все истории болезни (хирурги терпеть не могут писанины), а они намспокойную жизнь, типа пришли попозже, ушли пораньше. Хирургические истории болезни — не "Война имир", Жалобы на то-то, шов выглядит так-то, назначения такие-то. А поскольку это все-таки нетерапия — ну какие там назначения? Стол номер такой-то, обработка шва, полупостельный режим: Записи ведутся каждый день, в графе назначения — ничего нового, пишем каждый день — "назначенияте же". И вот однажды сидим мы все в ординаторской и пьем чай. И вдруг заглядывает мужик измоей палаты. Спрашивает "моего" доктора: "Доктор, извините, а можно мне что-нибудь съесть?".

Доктор на него обалдело смотрит и говорит: "Конечно, можно".

Тот уходит. Через пару минут опятьзаглядывает:

"Доктор, а Иванову из моей палаты можно что-нибудь съесть?".

"Можно.", -- говорит ничего не понимающий доктор.

Через минуту мужик опять: "Доктор, а может, и Смирнову можно?".

"Да всем, всем можно!", -- кричит доктор, смотрит на меня, и тут до нас обоих доходит. Я напрактике уже неделю. И всю эту неделю пишу: "Назначения те же". А всем вновь поступившим впервый день назначается столљ0 — полный голод, чтобы анализы крови взять натощак, а дальшепишется обычный стол, љ5 или там 7. У меня же две палаты неделю (!) ничего не ели. И толькочерез неделю нашелся смельчак попросить покушать. И вот пока мой доктор кидается ко мне меняубивать, две мои подруги, косясь на своих докторов, тихонько сползают со стульев и бегутисправлять свои истории.

А в отделении слышны радостные крики, хлопанье дверцы холодильника, шелест мешочков и чавканье, чавканье