Смешные истории

мимо него, не улыбнувшись. Когда коллега гуляла с ним по городу, японские туристы всегда просили сфотографировать собачку. Вернее, даже не так, фотографировали его одного, фотографировались с ним и фотографировались с ним и с его хозяйкой, по странной случайности, тоже рыжеволосой, хотя оттенок, конечно, другой.

Все японцы повторяли одно и то же слово "Аки", потому что на японском это обозначает щенок, или собачка, или красивый, или пушистый, или милый, но точно что-то очень хорошее, потому что все улыбались, когда произносили это слово. Так с легкой руки японцев щенка назвали Аки.

Щенок вырос и превратился в маленькую собачку. Он оставался все таким же милым, ярко- рыжим и лохматым. Больше всего он напоминал собой плюшевую игрушку, а не собаку.

Если бы была единица измерения дружелюбности, то ее должны были бы назвать Аки по аналогии с Ампером, Вольтом или Джоулем. Аки любил всех. Он весело вилял хвостом и улыбался взрослым и детям, дружил с котами и голубями и норовил зализать до смерти любого, кто его погладит. Однозначно, для защиты дома он не годился. А вот для фотосессий с японцами — да. Из года в год японские туристы фотографировали подросшего щенка и очень радовались, когда моя коллега, указывая пальцем на собаку, говорила Аки. При виде собачки они забывали о красотах Италии и становились в очередь, чтоб сфотографироваться с песиком. Справедливости ради, японцы вообще любят фотографировать все. Они смотрят на мир через объектив фотоаппарата. И не могли не запечатлеть такую прелесть.

Шли годы, за это время многое изменилось в жизни моей коллеги. Мужа не стало, сын вырос и уехал в другой город, сама она постарела, да и Аки не помолодел. К сожалению, когда мы берем маленьких милых щенков, мы просто забываем, что их век намного короче человеческого.

Два года назад Аки сильно сдал. Шерсть поседела и из огненно-рыжей превратилась в бежевую. У него болели суставы, и он мало двигался. Начались проблемы с сердцем и одышка. Но коллега не жалела сил и средств, водила его по ветеринарам и покупала лекарства, чтоб вылечить любимого Аки.

Коллега все чаще просила перевести ее на удаленку, т. к песику нужно давать таблетки по расписанию. Наше руководство пошло навстречу. Она часто работала из дома, но иногда все-таки надо было приходить в офис, и тогда она брала Аки с собой. Так у нас на работе появилась собака "на полставки". Он и в молодости мало лаял, а теперь его вообще было не слышно. Просто дремал в сумке на столе рядом с хозяйкой, даже не скулил от горьких таблеток и болючих уколов.

И этот старый и больной пес стал своего рода лакмусовой бумажкой. Не все прошли тест на вшивость, увы...

Кто-то искренне интересовался его здоровьем, кто-то рекомендовал делать массаж, чтоб лапы не болели. Кто-то принес из дома собачьи витамины. Кто-то подарил старое шерстяное одеяло и сделал из него маленькую лежанку, чтоб собачке было удобнее. А кто-то недоумевал, почему коллега два года тратит деньги на дорогостоящие лекарства, если усыпить стоит намного дешевле. Да, были люди, которые даже говорили, что мол, если деньги лишние, то можешь мне отдать, чем на какую-то шавку тратить. Один даже предложил убить пса, чтоб деньги зря не тратить. А ведь до этого все казались добрыми и отзывчивыми.

И пес все это чувствовал и понимал. Понимал, что Маша, Паша и Саша- хорошие люди, а Глаша и Аркаша- просто отбросы. И старался из последних сил защитить хозяйку от них. И мы это понимали... А условные Глаша и Аркаша- нет.

А в субботу Аки не стало. Он умер во сне. Был солнечный осенний день, каштаны и липы светились ярко-рыжими пятнами на фоне вечнозеленых деревьев и в каждом из них виделся силуэт лохматой рыжей собаки. На душе было пусто...

... И только японские туристы щелкали фотоаппаратами и все время повторяли "Аки", потому что Аки на японском обозначает осень...

жильцы, кляузник Яша и алкоголичка Люсьена. Яша жил с мрачными домочадцами: женой, точной копией постаревшей Баськи Грач, двумя усатыми сварливыми дочками и десятью кусачими злющими кошками. Не буду тратить слов на описание сложных запахов и звуков, доносившихся из их квартиры. Скажу только, что Яша был непотопляем, его не выбил из седла даже затяжной, как война, евроремонт, происходивший прямо над его головой. Да и честно говоря, этот герой в рассказе лицо второстепенное. К тому же, в бесчинствах и кутежах замечен не был. Доносы кропал и стучал тихо, по-партизански.

А вот моя соседка по лестничной площадке Люси, та как раз — да! Любила принять на грудь необъятного размера. Справедливости ради замечу, что ритм ее жизни был упорядочен. С утра до позднего вечера они с корешами выпивали и закусывали под песни советских композиторов. Зато ночью вся компания, устроившаяся у Люськи на ночлег, мирно дрыхла. Соседка моя не работала, деньгами ее ссужал немолодой муж с трагическим лицом, который, отчаявшись бороться с разудалой женой, съехал от нее куда подальше. Прочие соседи, понакупившие квартиры в доме на Патриарших, были ужасно недовольны таким положением дел. Не за то деньги плачены, чтобы делить кров со столь невнятными личностями.

Для выкуривания нежелательных элементов придумывались разные военные планы, подписывались коллективные письма, приводились комиссии, которые должны были нюхать кошачьи запахи и переписывать поименно люськиных постояльцев. Я в этом шабаше участия не принимала. Я и дома-то довольно редко бывала, мотаясь между Москвой и Сан-Франциско. Летать приходилось часто, я никак не могла очухаться от джетлага (11 часов разницы во времени!), в башке перепутались день и ночь, спать хотелось постоянно, реакции были какие-то не вполне нормальные и вообще обидеть меня ничего не стоило. В один из таких прилетов застала в подъезде суетливых работяг, похожих на вокзальных наперсточников. Они были по уши заляпаны цементом. Кто-то из жильцов достраивал капитализм в отдельно взятой квартире. Не придала этому значения. А напрасно. Ближе к вечеру мой мобильный истошно заорал соседским воплем: караул! потоп!

Я была на какой-то суперважной встрече. Побросав все дела, схватила машину и рванула домой. Рывком — на третий этаж, дёрнула двери и впала в ступор. По моей красивой квартире с фигурно выложенным паркетом, мимо зеркальных шкафов и стен, украшенных модной графикой, проплывало говно, собранное со всего дома. У меня реально помутилось сознание. Наверное, стоило бы его вовсе потерять и очнуться где-нибудь в другом месте. Я зажмурилась в надежде непонятно на что. Постояла так минуту. Открыла глаза. Нет, не привиделось. Дерьмо плавало в ритме течения уютной сельской речушки с истоком, руслом и устьем, издавая дух мощной концентрации. Трясущимися пальцами стала названивать в ЖЭК. Тишина. Скатилась с лестницы и махнула в контору сама. Минут десять била и колотила во все окна и двери, пока, наконец, с той стороны кто-то не проскрипел:

— Ну?

Я заголосила, как баба на похоронах.

— С говном не сюда, — тяжко прокашляли из-за двери.

— Лови аварийку, дамочка!

И больше ни звука оттуда не раздалось. Как будто дух жэковского домового вылетел в форточку и испарился в небесных сферах. Еще сколько-то времени ушло на то, чтобы осознать: мне кранты. Аварийка — это фантом, мираж. Ждать её можно вечность, а лучше не ждать вообще. Вся бригада на объекте государственной важности, ни одна живая душа не знает тот день и час, когда увидит ее вновь. И я потащилась обратно в свой ад. Мозг окончательно отказался соображать. Я просто села на корточки рядом с квартирой, как наверное сидят ссыльно-каторжные на пересылке, и застыла. В эту самую минуту распахнулась соседская дверь, и показалась веселая Люсьена с хозяйственной сумкой, в которой гремела пустая тара.

— А ты чего здесь? – удивилась соседка, споткнувшись об меня, ты же там.

— Она постучала пяткой в грязный кафельный пол, имея в виду другой край света. Я молчала. Не из гордости. Просто голоса не было, пропал.

— Эй, -заволновалась Люси, -чо приключилось-то?

Я кивнула в сторону своей квартиры. Люсьена распахнула дверь и жизнерадостно прокричала:

— По реке плывёт топор из села Чугуева! Ну и пусть себе плывет железяка х... ева!

Обернулась, приглашая к хоровому пению. Но выдавать хоть какие-то эмоции я была не в состоянии. Люська мгновенно оценила ситуацию, приказала: погодь! Метнулась обратно в свою квартиру, выкатилась оттуда с граненым стаканом первача и влила его в меня. Определив на глазок, что правильная кондиция еще не достигнута, проделала тот же маневр вторично. Следующая доза вернула меня в сознание. Трупная окоченелость стала медленно уходить. Прорезался голос и я смогла, наконец, взвыть. Выть было о чем: о загубленной жизни, о чертовой канализации, о сволочи из ЖЭКа и конечно об аварийке, которая вся целиком брошена на секретный полигон, а соседи уже катают жалобы в инстанциии, и каземат приветливо распахнул для меня свои врата.

Посреди стенаний, Люси прервала меня, гаркнув вглубь своей хаты:

— Колян, Степаныч, давай сюда!

Вышли двое. В спецовках. Один в руке держал полкруга колбасы, другой пустой шкалик.

— Вот, — представила Люсьена, — дружбаны. Аварийка!

Мой мозг никак не включался. И Люська стала командовать парадом сама.

— Мужики, машину подгоняй сюда, я отопру.

Дальше все было как в сказке. Колян и Степаныч, кирявшие на “гособъекте” у моей соседки, довольно шустро подогнали свою технику, которую до того заховали в подворотне, пристроили какие-то шланги, трубы, насосы и через полчаса квартира была осушена, как узбекский арык в середине лета. Но на этом история не закончилась. Ночевать дома было невозможно. И Люська гостеприимно предложила мне горбатую плюшевую кушетку в своей кухне. Наутро мы позавтракали бубликами с портвейном, и моя соседка объявила, что сейчас прибудут ее подружки на субботник. Минут через двадцать заявились слегка бухие, но развеселые тетки с ведрами и тряпками. И совсем скоро в квартире царил прежний, до-дерьмовый порядок. О страшном происшествии напоминал только запах. Но и тут мудрая Люсьена проявила смекалку и научила, как с ним бороться. Я смоталась на Палашевский рынок, там стояла палатка со всякой дешевой хозяйственно-парфюмерной утварью. В том числе, одеколоном "Магнолия", непонятно как сохранившимся с советских времен. Люська рекомендовала со знанием дела: хоть вовнутрь заливай, хоть снаружи – одна сплошная польза! Я хапнула пять флаконов у подозрительно зыркающей на меня продавщицы в потертой душегрейке. Залила всю квартиру едким советским дефицитом. Средство оказалось верное. Отшибло убойный дерьмовый дух, перемешав все запахи, как сухофрукты в компоте.

А еще через пару месяцев квартиру на Патриках купила одна московская артистка. Она служила в Ленкоме, от моего дома до работы ей было рукой подать. К тому же дама буквально влюбилась в квартиру.

— И что особенно ценно в дореволюционных домах, — объяснила мне в один из визитов заслуженная инженю, — так это неповторимый, манящий запах времени, старины, который стойко удерживают только старые стены. Разве найдешь в цементных новостройках этот чудный, тонкий аромат уютного гнезда? Никогда!

на небольшом контейнеровозе. Ура.

Это сейчас никаких проблем с передвижением по миру – а в восьмидесятые советскому человеку побывать в Европе – считай повезло.

Ну Юра и побывал. Многого за рейс конечно не увидишь, в команде все были озабочены "что- то купить импортное", а не "посмотреть достопримечательности". А поодиночке на берег не отпускали.

В Марселе погрузили десяток контейнеров с пунктом назначения Венеция, а дальше – основная доставка через Суэц и Красное море в Момбасу и Дар-эс–Салам.

Вот в Венеции это и произошло. Контейнеры оказались с явным перегрузом – у разгружающего крана сработал тревожный сигнал, и портовый суперкарго упёрся с требованием проверки груза. Ну, если в документах написано 21 тонна, а вес явно за тридцать – это вызывает сомнения.

Юрке-то по барабану – чай не своё. Но при вскрытии обязан присутствовать представитель компании перевозчика – вот его и послали. В контейнере какие- то запчасти к дизелям, забито под завязку – конечно перегруз. Пока оформляли бумаги, отошли в сторонку. И тут ветром (слегка штормило) развернуло открытую дверцу контейнера и Юрик со всего маху получил этой дверью по лодыжке.

Ахнуло по ноге, но искры посыпались из глаз. Сказать, что это было больно – ничего не сказать. Бумаги подписали, контейнер закрыли, чиновник навесил свою пломбу – теперь у отправителя будут проблемы, а получатель сможет забрать груз только после их решения.

Юрик, забрал свой экземпляр акта, стиснувши зубы на одной ноге допрыгал до трапа – кричат вслед что- то. А хрен его знает, что кричат? С Английским у него было не очень. Понял только "доктор". Это на всех языках понятно.

Подняться по трапу не получилось, акт забрал второй помощник, с ним же вместе они поехали в местный медпункт.

Врач (или фельдшер) пожевал губами, глядя на наливающийся огромный синяк, дал выпить таблеточку, намотал какой- то компресс. Вроде маленько отпустило. Пошли на судно.

Капитан посмотрел скептически –

— Внимательнее надо быть, товарищ третий помощник. Что мне теперь с тобой делать? Ходить- то сможешь?

— Да вроде ничего, завтра посмотрим.

К утру ногу раздуло как футбольный мяч. Судовой врач сказал:

— Это в больницу, и желательно скорей. На перелом похоже, и сложный. Что я здесь без рентгена могу?

Травмы, полученные за рубежом, лечатся там же – медицинская страховка на всех оформлена. Но проблемы, которые при этом возникают, вызывали у руководителей пароходства такую изжогу, что по негласному правилу всех, кого можно везти домой, везли лечить в Союз. Ногу кое- как зафиксировали, и пошли звонить по рации, обеспечивать доставку раненого.

Повезло (или не повезло, глядя на следующие события). В Хорватском порту Сплит, в местном аэропорту дожидался груза транспортник Аэрофлота. И уже через двое суток Юрик был в Киеве.

В больнице сделали рентген – неутешительно, голеностоп разбит, трещина со смещением. Нога болела всё сильнее, пациенту скармливали обезболивающее, дожидаясь прибытия медицинского светила районного масштаба – чтоб высказался.

Светило появился только на четвёртый день, долго смотрел плёнки, осторожно (Юрка старался не орать) мял и шевелил ногу-

— А здесь больно? А тут что чувствуешь?

— Чувствую, что ещё немного, и проще будет меня пристрелить, [м]ля…

— Так. Не хочется вас расстраивать, молодой человек, но боюсь, здесь мы вам толком не допоможемо. Это вам надо в Москву, в институт какой-то-логии. Операция дюже сложная, есть опасность, что двигательные функции сустава могут не восстановиться.

То есть, медицина- то у нас пока ещё бесплатная, но доставка инвалида маршрутом Киев- Москва стала проблемой. Пока разрулили в пароходстве, прошло ещё несколько дней. Денег с собой у Юрки почти не было- остатки аванса. Спасибо, хоть голодом не морили. Да ещё подарили с собой костыли.

А в Москве профессор, что мог бы сделать такую операцию, вынужден был срочно уехать на какой- то симпозиум, и ждали его не раньше, чем через три недели. Позвонили в Ленинград, в первый медицинский, там вроде тоже был специалист — мастер лечить расколотые копыта. Уговорили. Но в пароходстве Юрика уже просто крыли матом – кому охота оплачивать эти переезды?

Стопа уже начала темнеть, без таблеток заснуть было невозможно, Юрка замучился терпеть эту пытку.

А вот в Ленинграде он получил, что называется, "пыльным мешком по голове"- да ещё со всего размаха-

— Вы ещё дольше подождать не могли с лечением? Тут же всё запущено совершенно! Кости уже начали срастаться, причём неправильно. Вероятнее всего, слева вена разорвана и затромбовалась, а справа пережата- кровоснабжение стопы- процентов на десять от потребного. Гангрену не гарантирую, но ходить вы на этом вряд ли сможете. Могу предложить разве что ампутацию – в этом случае наилучший выход. Принимайте решение и не тяните – будет только хуже.

Пи…дец.

Юрик дохромал до палаты, завалился на койку, отвернулся лицом к стене и начал себя жалеть.

— Бл... дь! БЛ... ДЬ! Двадцать четыре года! Ну, с@ка, повезло, так повезло… Сходил, [м]ля в рейс. Посмотрел, с@ка, на Европу. Хотелось просто выть от безысходности.

— Сосед, ты что зубами скрипишь? Глисты?

— Какие на хер глисты, эти твари, Айболиты ёба…ые ногу мне оттяпать хотят. И Юрка рассказал соседу по палате, во что ему довелось вляпаться.

— Так. Ты, главное не ссы. Ты случайно не запомнил номер акта, который в Венеции оформляли?

— Запомнил. Как раз-один в один цифры моего дня рождения – 031262.

— Если акт был, было нарушение, значит замылить им инцидент не удастся. Пиши письмо в Международный Красный Крест, по закону тебя лечить должны там, а оплатит всё страховая компания. Глядишь, если повезёт, и вылечат – там врачи всё же не такие коновалы, как у нас, тем более- за деньги. Скандал будет громогласный – это ты готовься. Пароходство из тебя через жопу кишки вытянет и на кол намотает, а работу ты вероятнее всего потеряешь. Ну тут уж сам решай, что тебе дороже – нервотрёпку пережить, или ногу сохранить.

— Так я языков- то толком не знаю, что я напишу? Куда?

— В Москве есть представительство, пиши на Русском.

Письмо было написано и отправлено. Юрик ждал событий.

Первым в палате появился представитель пароходства. Начал мягко и издалека – что как Советский человек и кандидат в члены КПСС, Юрий Михайлович совершает большую ошибку, может быть главную ошибку в своей жизни- что можно ещё всё исправить, отозвав письмо обратно, что в пароходстве разочарованы…

Но уже через полчаса съехал на злобное шипение пополам с криками –

— Страна тебя учила! Бесплатно! Профессию такую дала! А ты — ты просто предатель! Как ты товарищам в глаза смотреть будешь?

В общем это надо было вытерпеть. Потом приходили ещё двое, один из КГБ, обработка продолжалась. Соседа по палате на это время выставляли в коридор. Давили на мозги довольно основательно – это они умеют. Юрик стиснувши зубы молчал, или отвечал односложное "нет".

Дней через пять в палате появился представитель Красного креста.

— Это вы Х…нов Юрий Михайлович?

— Я.

— По закону вы имеете право получить квалифицированную медицинскую помощь в специализированной клинике в Венеции. В вашем случае стоимость лечения с последующей реабилитацией будет очень высока, мы говорили со страховой компанией- они готовы вам помочь, но при одном условии.

— Вам придётся дать показания, и возможно выступить в суде – ведь это ваша подпись стоит в акте о перегрузе?

— Моя. Я согласен.

Одиннадцать месяцев. Одиннадцать месяцев и шесть операций. Большую часть этого срока пришлось лежать с ногой на растяжке. Скучища невообразимая – в палате было окно, выходящее на растрескавшуюся стену противоположного дома и телевизор – четыре программы на Итальянском, и две на Английском – да хоть на Китайском, всё равно ни хрена не понятно.

Выпросил Русско- Английский словарь, и от безделья учил его наизусть, практикуясь в разговоре с хорошенькими медсёстрами- надо же чем- то заниматься?

Ногу удалось спасти. Через полгода Юрик уже довольно бодро стоял на костылях.

Большую часть оплаты страховая компания сумела по суду повесить на Марсельского грузоотправителя, так что лечение осуществлялось по высшему разряду.

Домой он ехал уже с тростью, осторожно ступая на ногу.

Последнее, что ему оставалось — получить в пароходстве расчёт, трудовую книжку с волчьим билетом, и навсегда забыть о возможности выезда за рубеж с паспортом моряка. Знакомые сторонились, как от зачумлённого. Но был и приятный момент – по КЗоТу РСФСР, при производственной травме, за всё время лечения, больному сохранялись сто процентов оклада- и кассирша чуть в обморок не упала, выплачивая эту сумму.

Прошло много лет, социализм давно кончился, миновали девяностые, Юрик стал владельцем солидного совместного торгового предприятия – всё- таки он неплохо разбирался в логистике морских перевозок. Вместе с успехом пришла обеспеченность, передвигаться по всему свету теперь можно было легко и непринуждённо.

В один из отпусков жена уговорила его съездить в Италию-

— Ну ты же целый год жил в Венеции, а я там ни разу не была!

— Да что я там видел? Стену напротив? Я один этот запах терпеть не могу! Там в заливе так тиной воняет – вот я эту срань целый год и нюхал!

В небольшом ресторанчике, делая заказ на Английском, он вызвал неподдельный интерес у хозяина - тот с улыбкой принёс бутылку вина, сказавши, что это за счёт заведения и спросил-

— Мi scusi, posso fare una domanda? Signore di Napoli?

— Что?

— Извините, я хотел спросить, вы не из Неаполя? Приятно пообщаться с земляком – это уже на Английском.

— Нет, мы Русские, из Санкт- Петербурга.

— О! Вы говорите по Английски, но произносите, как настоящий Неаполитанец!

А Венеция Юрику не понравилась в отличие от его супруги. В Питере гораздо краше, и мостов в три раза больше. Он смотрел, и ворчал, что это не Петербург- северная Венеция, а Венеция – жалкая попытка походить на Петербург…

института. Поэтому сотрудники отделений с пониманием относятся к тем студентам, кто и после окончания своей практики приходит и в свое свободное время продолжает совершенно безвоздмезно что-то делать. Конечно же большинство студентов рвется в операционные и реанимационные залы, но встречаются и исключения...

Студенту Х были неинтересны операции, перевязки и прочие манипуляции, но ему очень нравилось одно дело, до которого никогда не было охотников среди штатных сотрудников приемного покоя. И достиг он в этом немалых успехов! Он шикарно брил лобки! Это нужно делать практически всем, кто поступает в хирургические отделения, чтобы потом если вдруг срочно потребуется больного положить на операционный стол не тратить драгоценное время на эту процедуру.

Но! Все сбритые во время дежурств волосы он уносил с собой. Что он дальше делал со своими трофеями, а равно как и остальные его психоceксуальные проблемы остаются загадкой по сегодняшний день, но никому не было дела до этих "тараканов" в его голове.

В один прекрасный день, который совпал с каким-то праздником он присоединился к компании сотрудников, севших этот праздник отмечать. И под воздействием выпитого спирта с ним случился приступ необычайной щедрости...

В тот вечер из больницы домой поздно вечером и основательно подвыпившим явился лифтер этой больницы. Но жена его домой не пустила. Не придумав ничего лучшего он побрел обратно в больницу и примостился спать на каталке, на которой обычно возили трупы в морг. В этот момент подвыпивший студен решил над ним приколоться и весь свой дневной "улов" лобковых волос при помощи клеола "водрузил" на лысину лифтеру. Наутро лифтер не заметив подвоха натянул на голову кепку пошел похмеляться в ближайший пивбар. Когда он снял там кепку утренные посетители сего заведения, видимо, решили, что их настигла коллективная белая горяка...

Прийдя домой лифтер вместе с женой долго "освобождали" лысину и как только сделали это сразу же вдвоем направились жаловаться к главврачу. Тот, конечно, посмеялся, но приказал на всякий случай этого студента больше к больнице на пушечный выстрел не подпускать.

Вот так еще одного профессионала лишили любимого занятия.

говорил заправщик. На предыдущей точке к нему подъхал мужик и попросил

— Заправь пожалуйста как положено, потому что если что-то не так, меня инфарт хватит...

На вопрос опрератора мужик поведал такую историю.

Утром жена поручила ему съездить за газом. Погрузив в багажник старенькой "копейки" пустой баллон мужик не смог завезти свою машину. Водила был опытный и понял, что надо продувать засорившиеся жиклеры. Выкрутил из карбюратора жиклеры, положил их на газету рядом с машиной, но... Пока доставал насос, подошедший петух склевал эти аппетитно блестевшие жиклеры. Пришлось резать петуха, потрошить желудок, ведь ближайший автомагазин был далеко. Выслушав крики жены расстроенный мужик завел машину и поехал за газом. На окраине поселка его тормознули гаишники, придрались, что газовые баллоны перевозить нельзя. Пока сержант осматривал багажник, лейтенант получил что хотел и дал "добро" ехать. Получив разрешение, мужик газанул, не посмотрев в заднее зеркало. Через пару километров опечаленный тем, что половина полученных денег ушла на штраф, наш герой услышал вой сирены и треск выстрелов — за ним гналась машина ГАИ. Оказывается, сержант осматривая багажник снял автомат и не успел его забрать, когда мужик отъезжал.