Свежие истории от 20 ноября 2025

Наши мамы берегли нас от "улицы", Каменнобродский район, в общем-то, не отличался благовоспитанностью, о нас в городе говорили: "Камбродские бандиты". Ты что, как уличная! – кричала бабушка, когда хотела заняться моим воспитанием.

Но мы были детьми, – какие бандиты! Мы играли допоздна летом в тенистых садах, пахнущих цветами: в июне – пионами, в июле – розами, в августе – астрами. Всё это цветочное изобилие наши бабушки продавали по вечерам в ведёрках у входа в Парк имени Первого Мая. А днём на базаре – абрикосы вёдрами, груши по килограмму, а яблоки…яблоки никто не продавал, они лежали ковром. А ещё мы тоннами лопали шелковицу – она росла прямо на улице, надо было только залезть на дерево и хорошенько потрясти…

Играли мы в прятки, в штандера, в выбивалы, в чью душу желаете, в "я знаю пять имён", …а постарше – в кис-мяу. Трудно представить, что у "бандитов", которыми нас считали в городе, самая экстремальная игра была "кис-мяу".

Когда мне купили велик, я каталась все каникулы, и добилась того, что могла ездить "без рук", положив ноги на раму, руки за спину…в общем, на равных с мальчишками. Гоняли мы по кругу: Заречная, переулок, ул. Артёма, опять переулок, Заречная.

Зимой сады замерзали. Снежные сугробы вырастали до самых окон, и в школьном сочинении в пятом классе я написала "На окнах узоры, как будто кто-то нарисовал их белыми кружевами. Это мороз! Ночью, когда все спят, он приходит и тихонько постукивает по окнам". На свет появлялись лыжи, санки, коньки – у кого были. Собаки – меня на санках мчал Дозор – восточноевропейская овчарка, все завидовали… А чего? Были во дворах лайки, были дворняги, а вот такого Дозора не было ни у кого.

Всё закончилось: для меня в 15 лет, потому что мы уехали, для моих друзей – в 25… Наш район уничтожили, снесли. Там проложили трассу. Снесли благоухающие сады, снесли дома, простоявшие 50 лет. Снесли память детства. Хотя это вряд ли: память осталась.

Я приезжала в 20 лет. Ещё всё было цело. Я пробежала по любимому саду, обняла старую грушу, на которой училась лазать с пяти лет: год – сучок/этаж, пока не добралась до верхушки: оттуда был виден парк и колесо обозрения.

В соседнем саду сидели Сашка и Димка, друзья детства. Между садами был невысокий заборчик. Сашка – в детстве тощий и сопливый плакса, а сейчас – высокий, сильный и красивый парень – как пушинку поднял меня на руки и перенёс через этот заборчик. Я не помню, о чём мы разговаривали, наверное, просто радовались, что видим друг друга. И ели яблоки из нашего детства.

Это был последний раз, когда я видела своих детских друзей. Сашка стал бандитом, погиб. Димка служил в милиции. Сейчас ничего не знаю ни о ком. Саша, Дима, два Вовы, ещё Саша и Серёжа, Лиля, Алла, Люда, Таня, ещё Таня, ещё Люда, …я помню вас всех. Этот рассказ посвящаю вам всем.

Господом беседует, а с прокурором спор ведёт".

Лизке четырнадцать. Взгляд — как у кошки, которую загнали на дерево: спрыгнуть страшно, а сидеть — унизительно. Злости в ней было — на небольшой металлургический завод. Но злость честная, без гнильцы. Просто девать её было некуда. Семья, школа, деревня — всё в трёх шагах. Куда ни плюнь — попадёшь в родственника. Бежать было буквально некуда, так что если уж рвать когти, то только внутрь — к тем местам, за которые они цеплялись. Вот и кипела эта ярость в ней, как суп в слишком маленькой кастрюльке.

Я нашёл её у реки. Она швыряла камни в воду с таким остервенением, будто каждый камень лично ей задолжал.

— Слышала, вы с дядей моё "мировоззрение" обсуждали, — буркнула она, не глядя.

— Неправильное, да?

— Да нет, — говорю.

— Просто невыгодное. Ты злишься, и по делу. Но злишься вхолостую. Энергия уходит, а результат — ноль. Они тебя дёргают, ты бесишься, им от этого ни холодно, ни жарко. Тебя же саму этот гнев изнутри жрёт. Нерационально.

Она замерла. Слово "нерационально" на подростков иногда действует как заклинание.

— И что делать?

— Мстить, — говорю.

— Только с умом. Не им в рожу, а им же — но через тебя. Самая крутая месть — вычистить в себе их пятую колонну: сделать так, чтобы их стрелы в тебе не застревали. Не броню наращивать, нет. А вычистить из себя всё то, за что они цепляются. Не латать дыры, а убрать саму поверхность, за которую можно ухватиться.

Она прищурилась.

— То есть… меня обидели, а я должна внутри себя ковыряться?

— Именно. Но не с покаянием, а с интересом инженера. "Ага, вот тут у меня слабое место. Болит. Значит, надо не замазывать, а выжигать". Ты злишься не ради справедливости — ты злишься ради того, чтобы эту справедливость им же и предъявить, когда зацепиться уже будет не за что. Твоя злость — это не грех, это индикаторная лампочка. Загорелась — значит, нашли уязвимость. Пора за работу. Они тебе, по сути, бесплатно делают диагностику.

Я видел, как у неё в голове что-то щёлкнуло. Я-то думал, что даю ей отмычку, чтобы она могла ночами сбегать из своей тюрьмы подышать. А она, как оказалось, восприняла это как схему перепланировки.

— Каждый раз, как зацепили, — продолжал я, — неси это не в слёзы, а в "мастерскую". Можешь в молитву, если тебе так проще. Но не с воплем "Господи, я плохая! ", а с деловым: "Так, Господи, вот тут у меня слабина, которая мешает по-настоящему. Помоги мне её увидеть и расчистить это место — чтобы было куда Любви войти".

Честно говоря, часть про молитву была с моей стороны циничным манёвром. Упаковать психологическую технику в религиозную обёртку, чтобы и девочке дать рабочий инструмент, и семье — иллюзию контроля. Идеальная сделка, как мне казалось. Я доложу дяде Мише, что научил её молиться "правильно", они будут довольны, а она получит алиби. Все друг друга как бы обхитрили.

Она усмехнулась. Криво, но уже по-другому.

— Культурная месть, значит. Ладно. Попробую.

Поначалу прорывало постоянно. С мелкими уколами она справлялась, но стоило копнуть глубже — и её захлёстывало. Срывалась, кричала, плакала. А потом, утирая слёзы, собирала разбитое и тащила в свою "мастерскую" — разбирать на части и переплавлять.

Как-то раз мать попросила её на кухне помочь. Лиза, уставшая, злая, взорвалась:

— Да что я вам, прислуга?!

И на этой фразе её просто прорвало: ещё кипя, она развернулась, подошла к стене и вслепую, со всего маху, врезала кулаком — резко, зло, так, что на костяшках сразу выступила кровь. Только когда по руке прострелило болью и злость чуть осела, она словно пришла в себя. Повернулась к матери:

— Прости, мам. Это не на тебя. Это мой крючок. Пойду вытаскивать.

Голос у неё дрогнул, и мать пару секунд просто молча смотрела на неё, не понимая, то ли это снова скандал, то ли она правда ушла работать.

И ушла. И в этот момент я понял: она не просто терпит. Она работает. Она превратила свою камеру-одиночку в место, где идёт непрерывная работа — не по латанию дыр, а по переплавке всего хлама в нечто новое.

Шли годы. Лиза не стала ни мягче, ни тише. Она стала… плотнее. Как будто из неё вымели весь внутренний сор, и теперь там было чисто, просторно и нечему было гореть. Рядом с ней люди сами собой переставали суетиться. И отчётливо чувствовалось, как исчезло то давление, которое когда-то её придавливало, — словно испарилось, став ненужным. Не потому что мир исправился, а потому что мстить старым способом стало просто скучно: крючков внутри не осталось, зацепить было нечего.

А потом случился тот самый день. Её свадьба. Толпа народу, гвалт, суета. И вот идёт она через двор, а за ней — непроизвольная волна тишины. Не мёртвой, а здоровой. Успокаивающей. Словно рядом с идеально настроенным инструментом все остальные тоже начинают звучать чище.

Вечером она подошла ко мне. Взяла за руку.

— Спасибо, — говорит.

— Ты мне тогда дал схему. Она сработала. Даже слишком хорошо.

И вот тут до меня дошло.

Я-то ей дал чертёж, как в тюремной стене проковырять дырку, чтобы дышать. А она по этому чертежу не дырку проковыряла. Ей ведь бежать было некуда — кругом свои, те же лица, те же стены. Вот она и пошла до конца: не только подкоп сделала, а всю клетку зубами прогрызла, разобрала на кирпичи и из них же построила собор. Сияющий. В котором нет ни одной двери на запоре, потому что незачем. В который теперь другие приходят, чтобы погреться.

Я дал ей рабочий механизм. Простую схему: "гнев - самоанализ - очищение". Но я сам пользовался ей как подорожником — быстро, по-деловому, лишь бы не мешало жить. Не шёл так далеко. А она увидела глубину, которую я сам прохлопал.

Я сам этой схемой пользовался, но для меня это всегда было… как занозу вытащить. Быстро залатать дыру в броне, чтобы дальше идти в бой. А она… она увидела в этих же чертежах не сарай, а собор. Схема одна. Путь формально открыт для всех, но он отменяет саму идею "препятствия". Любая проблема, любая обида — это просто сырьё. Топливо. Вопрос только в том, на что ты готов её потратить. На ремонт своей тюремной камеры или на то, чтобы разобрать её на кирпичи и посмотреть, что там, снаружи.

Я дал ей рецепт, как перестать быть жертвой. А она открыла способ, как вообще отменить понятие "обидчик-жертва". Ведь если в сердце, где теперь живёт свет, обиде просто негде поместиться, то и палача для тебя не существует.

Сижу я теперь, пью свой чай и думаю. Мы ведь, кажется, наткнулись на то, что может стать началом тихого апокалипсиса для всей мировой скорби. На универсальный растворитель вины, боли и обид. И самое жуткое и одновременно восхитительное — это то, что он работает.

И знаешь, что меня в итоге пробрало? Ключ этот, оказывается, всегда в самом видном месте валялся. Обычный, железный, даже не блестит — таким я раньше только почтовый ящик ковырял, когда счёт за свет застревал. А теперь смотрю на него и понимаю: да он вообще для всех лежит. Не спрятан, не запрятан, просто ждал, пока кто-нибудь сообразит, что им можно открывать не только ящики. Никакой святости, никаких подвигов — взял и чуть повернул. Он дверь любую отпирает, а уж идти за ней или нет, это другое кино. И вот что, по-честному, пробирает: всё просто, как веник в углу, а когда понимаешь, что можно было так всю дорогу… становится тихо и чуть жутковато.

сотрудничают и имеют за это процент.

Приходят в сауну два мужика. Их принадлежность к правоохранительным органам у администратора не вызвала никаких сомнений — у каждого во лбу звезда горит.

Снимают номер на 2 часа и просят девочек. Администратор, понимая, что это подстава, отвечает, что может помочь только предоставив доступ к Wi-Fi, чтобы менты сами вызвали проституток. Похоже, те не особо поверили...

Заплатили за 2 часа и ушли в номер. Проходит время. Менты выходят, идут к администратору. Похоже, даже и не раздевались. Интересуются — а где девочки? Администратор отвечает, что у них, так-то сауна, а на счет девочек пусть катятся в интернет и сами себе заказывают.

Тут подозрения и подтвердились. Менты достают ксивы и требуют вернуть деньги. Вот, у них и на ксероксе купюры откатаны, с номерами, сериями и всем прочим.

(А)дминистратор: а с какой это стати мне возвращать вам деньги?

(М)енты: так мы же не получили девочек!

А: и что? Вы заплатили за сауну. Сауну вы получили. А что вы там делали — никого не волнует.

М: но мы-то хотели девочек!

А: так вы же знаете, что это противозаконно! А мы тут ничего противозаконного не делаем!

М: так деньги-то подотчетные!

А: и хер ли? Где это написано, что я должна кому-то возвращать деньги за оказанную услугу только потому, что они подотчетные?

В общем, менты остались без денег, без девочек и без галочки.

Но не домашнего вида, и уж совсем не городского.

— Не подскажете, где у вас тут можно стоянку дальнобойщиков найти? В Московском направлении?

— Ну, это другой конец города, метро Звёздная.

— А как пройти туда?

— Что значит как пройти? Вот метро же-

— Братан, я сам из Петрозаводска, мне в Москву очень надо, а денег нет. Пешком передвигаюсь. Ты только направление укажи, а дальше я сам.

— Да тут если пешком, только по городу километров пятнадцать, не меньше. Ни хрена себе, прогулочка?

— Ничего, до Питера добрался, и до Москвы доберусь.

— Вот что. На тебе жетон на метро, на Звёздную через две пересадки, следующая будет площадь Александра Невского, выходишь и до Маяковской, там спросишь.

— Спасибо, братан, выручил. Поеду.

— Ей, а у тебя на жратву- то деньги есть?

— Нет. Ничего, перебьёмся. Дальнобойщики народ отзывчивый, подмогу чего, накормят.

— На, возьми. Тут немного, но на пару раз перекусить хватит.

— О как. Спасибо. Удачно я к тебе обратился. Спасибо, не забуду.

— Тебя как звать- то?

— Ефим. А тебя?

— Леонид. Давай, удачи тебе в пути.

— И тебе удачи. Бывай.

И такая уверенность у него во взгляде, такая основательность в движениях- не сомневаюсь, что добрался он тогда до Москвы. Не сомневаюсь.

А вот зачем ему туда, и почему так сильно надо, что аж пешком в такую даль идёт, я не спросил- неудобно было.

по-студенчески весело. В космос летали настоящие энтузиасты, первопроходцы и герои, которым прощали многое.

В частности, согласно строгому медицинскому протоколу, алкоголь проносить на борт корабля строго воспрещалось. Тем веселее и волнительнее было всё же брать с собой в космос контрабанду! По крайней мере, так об этом рассказывает знаменитый космонавт Георгий Гречко в своей книге "Космонавт № 34. От лучины до пришельцев".

Впервые Гречко и его напарник Юрий Романенко обнаружили алкоголь на станции "Союз-6" случайно. Большая фляга коньяка (полтора литра!) выплыла из тренировочного скафандра для физнагрузок. Гречко предположил, что её туда припрятали во время тренировок на Земле, и сюрприз улетел в космос.

Вот как об этом пишет сам космонавт.

На фляжке было написано "Элеутерококк-К". Элеутерококк — это энергетический напиток, который нам дают, чтобы выдержать нагрузки. Я сдуру спросил Центр управления полётами: "Что значит „К“? "Там какое-то замешательство возникло, потом ответили: концентрированный. Мы попробовали – ну, конечно, там коньяк.

Полтора литра коньяка – это много? На двоих, на двести человеко-суток получается по семь с половиной граммов в сутки. Говоря по существу, чтобы мужчина опьянел, надо 40 граммов чистого спирта. У нас было по 7, 5 грамма, на человека. И не чистого спирта, а сорокаградусного коньяка! Но, конечно, мы употребляли не перед важными научными экспериментами, а делали по глоточку перед сном. Это, примерно, как столовая ложка, то есть даже и не пили, а лизали коньяк.

Г. ГРЕЧКО

В общем, как уверяет Гречко, алкоголь использовали исключительно для подъёма духа, а также для здоровья. Например, если начинало першить горло от вентиляторов или замерзали ноги после выхода в открытый космос – принимали глоточек для профилактики.

Всё шло отлично, пока сосуд был полон. Однако где-то на половине фляги коньяк образовал с воздухом пенную смесь, которая уже ни в какую не желала выливаться наружу. Дело же происходило в невесомости!

Как ни старались космонавты, даже применяли сильфон для сбора мочи (конечно, не использованный) – однако допить коньяк у них не вышло. Фляга осталась в качестве сувенира на станции. Каково же было удивление Гречко, когда следующий экипаж, весело подмигивая, сообщил ему, что им удалось воспользоваться сувениром по назначению!

Правда, пришлось применить недюжинную смекалку.

Летит следующий экипаж, Коваленок и Иванченков. Вернулись.

"А мы, – говорят, – ваш коньяк допили". – "Как? Это невозможно". – "Мы вот как поступали. Один брал горлышко в рот и поднимался к потолку. Второй бил его по голове. И когда тот вместе с фляжкой летел вниз, коньяк по инерции устремлялся ему в рот".

Вот так, поколачивая друг друга, они и допили коньяк. Они вполне резонно "подкололи" нас: "Кроме высшего образования, надо иметь хотя бы среднее соображение! "

Г. ГРЕЧКО

Впоследствии коньяк ещё не раз попадал на борт – в тубе из-под кофе, который удалось наполнить контрабандой с незапаянного конца, в специальной плоской фляжке, прикрытой обложкой бортового журнала.

Положили эту обманку вместе с другими документами в целлофановый мешок, который потом проходил обработку ультрафиолетовыми лучами.

Космонавт благополучно миновал офицеров безопасности, и ребята уже праздновали победу. Но тут один военный, отвечавший за безопасность, подошёл к космонавту, который должен был лететь, и что-то ему тихо сказал. Ребята замерли. Что именно сказал тот офицер, мы узнали только после завершения полёта. Оказывается, он посоветовал в следующий раз наполнять "бортжурнал" по самую пробку, потому что иначе содержимое булькает…

А однажды на борт удалось пронести даже баночное пиво! Однако, с ним снова возникла проблема. После откупоривания газированный напиток тут же вылетел наружу в виде облака. К счастью, у космонавтов была вторая банка, в которой шилом прокололи маленькую дырочку и через неё осторожно вытряхивали пиво по капле.

Правда это или нет – не нам судить.

Вообще, все остальные космонавты уверяют, что Гречко насочинял всякого, и на самом деле никакого алкоголя в космосе не было. Мы понимаем, цеховая солидарность. Однако каждый раз, когда ты смотришь на звёзды, вспоминай, что, возможно, где-то там сейчас космонавт принимает свой боевой глоток коньяка и улыбается сверху!

описать покороче самые запоминающиеся моменты. Их было много, так что рассказ будет длинным. Я вас предупредила!

Понимание печатного текста. Было много отрывков на разные темы со сложной лексикой и кучей терминов. Были тексты с медицинской, юридической и технической терминологией. Были и художественные тексты. Их отличительной чертой было обилие архаизмов типа русских гумно, чапельник и туесок и время "пассато ремото". В русском языке такой формы нет, а гугл ее переводит как "давно прошедшее время", т. е эта глагольная форма отлично подходит для описания Куликовской битвы. В нормальной речи не употребляется. Хотя на юге Италии некоторые старики употребляют ее, когда рассказывают о своем детстве. Тут две причины, во первых, их детство было как раз во времена Куликовской битвы, а во вторых, раньше эту глагольную форму изучали в школе. Сейчас она всплывает только в вопросах викторин. Мол, как будет "я пишу письмо" в форме пассато ремото? Наверное, в школьной программе она есть до сих пор, и возможно даже на нее отводится пару часов в 5 классе. Но скажите честно, много вы помните с 5 класса?

В задании было написано внимательно прочитать текст и вставить недостающие слова. Тексты были длинными, поэтому я решила сразу по ходу чтения вписывать слова. Надо было выбрать между предлагаемыми синонимами или близкими по звучанию, но разными по смыслу словами (элитный, элитарный).

Отрывок номер один. Про архитектуру и строительство. Я предполагала, что проблем не будет, я еще свою стройку отлично помню. Но я не учла, что у меня на стройке 90% работников по итальянски не говорило, все технические приспособления назывались словом приблуда или его синонимом на букву Х, а все производственные процессы глаголами на буквы Ф и Х, часто с приставками за- или при-. Как оказалась, это были неточные термины.

В этом тексте рабочие кладут/ ложат плитку, загрунтовывают/ заземляют провода, бурят/ буравят стены, заливают опалубку/ палубу, строят портик/ патио и т. д и т. п. на 3 страницы. Некий Марио пишет, что купил небольшой участок земли в престижном районе за городом, заказал проект у архитектора и строит роскошный.... Слова "дом" среди ответов не было. А было: бунгало, шале, коттедж, вилла, виллетта, виллино. Последние 2 слова – это вилла с уменьшительно-ласкательным суффиксом, т. е виллочка. Ну с бунгало и шале все понятно, один на море, другой в горах, отпадают сразу. Коттедж на итальянском языке-это крестьянский дом, никак не роскошь. Для виллы нужен большой участок и парк, а по тексту участок маленький. Остаются виллетта и виллино 50/50, пришлось выбрать методом тыка.

Я потом у всех местных спрашивала, никто не знает тонкую разницу между словами виллетта и виллино, а уж про балясины и балюстрады я вообще молчу. Это был не тест на знание языка, а тест на профпригодность для архитекторов.

Еще один отрывок. Какие-то розовые сопли и любовные страдания немолодого героя в "давно прошедшем времени". Читаю и сразу же вставляю недостающие слова аромат, запах, благоухание или сладкий, сладостный, сладострастный, пока не дохожу до такого момента. Мужик пишет, что нашел на чердаке лодочку, которую они вместе склели в детстве, он ее хотел отправить почтой вместе с головкой сыра, но на почте ИХ не приняли, потому что....

Потому что гладиолус! Скажите мне, какая может быть общая характеристика у поделки из картона и куска сыра? В переводе варианты ответов были такими: скоропортящиеся, быстроизнашивающиеся, биоразлагаемые. Скоропортящийся картон? Ну допустим. Выбираю его и продолжаю чтение. В предпоследнем абзаце меня ждал сюрприз: "Ты мне был другом и братом". Чего?? У меня 5 страниц текста в женском роде, я думала, что он пишет о женщине. Значит сопли все-таки не розовые, а голубые... На переписывания времени нет, сдала, как есть. Наверное, стоило все-таки внимательно прочитать весь текст сначала.

Понимание на слух. Надо было подобрать кандидатов на работу. В принципе, не самое сложное задание, если отсеять шелуху. Все кандидаты вместо того, чтобы говорить про образование, опыт, режим работы и командировки, говорили об экологической концепции и поддержке ЛГБТ. А про саму работу пару слов вскользь. Специалиста, который изучал эмбрионы рыб, отправила в лабораторию по изучению ДНК. Еще было место в лаборатории полимеров. Надеюсь, что выбрала правильно. С коллективом по любому уживется, они там все эко-френдли и джендер-флюид.

Потом было два сочинения. Надо было написать текст о пользе электромашин и текст о вреде наркотиков. Последний предназначался ученикам старших классов. Для меня более сложным оказалось первое сочинение. Что я могу сказать о пользе электромашин, если я думаю, что они подрывают европейскую автомобильную промышленность? И инфраструктуры для их зарядки нет. И меди для ее посторойки маловато. И с батареями беда. А так-то да, очень полезно.

Устная речь. Сначала разговор на социальные темы. Мне предложили выссказать идеи о возрождении малых поселков в Италии. Ну тут я развернулась. Сама живу в таком, знаю, о чем говорить. Потом нас разбили на пары и предложили обсудить газетные статьи на актуальные тему. Один должен был выступать за и аргументировать, а второй против. Мне с напарником достался текст об отмене пособий. Я доказывала, что без них никак, а мой оппонент говорил, что нельзя кормить лодырей. Спорили долго и самозабвенно, экзаменаторы были очень довольны.

Ну что мне вам сказать, экзамен я сдала. Не буду врать и говорить, что получила максимум. Нет, результат был средненький, но я была в числе 8 сдавших, четверо не справились. Так что сертификат я получила. Жалко, что кроме чувства глубокого удовлетворения, ничего он мне не дал и не даст.