Медицинские истории #хирург

Всё в нём было необычно- его первый день в Калифорнии ознаменовался 6ти бальным землетрясением.

Вегетарианец. Ну, это, положим я быстро исправил- мои свиные латгальские котлеты прикончили вегетарианство на корню.

Плюс- я познакомил его с эволюцией питания и возрастанием мозговой активности, сравнил быстрых умных волков и тупых баранов.

Короче- убедил.

В чём я его не убедил- купить медицинскую страховку, хотя бы на госпитализацию.

Здоровья он был и в самом деле отменного. Здоровый деревенский мужик, йог, бегун-вышел с ним пробежаться, чуть не задохнулся.

И подругу он себе нашёл - быстро, американку. Всё это- с очень минимальным английским.

Живёт у неё, видимся реже.

Приходит он как-то утром- выходные. Миша, живот беспокоит- болит.

До врачебной лицензии- ещё долгих два года. Навыки, однако, бумаги не требуют- ложись, посмотрю.

[м]ля, да у тебя аппендицит, похоже. И симптомы и история - всё указывает в направление операционной.

Поехали в больницу, подруга отвезёт- машины у меня тогда ещё не было.

Нет, поеду лечиться диетой и клизмами. Клизмами?! ? Никаких клизм, не хочу тебя хоронить- денег нет на похороны, дорогое удовольствие.

Ну, диетой и медитацией... Уехал.

Подруге его я успел наказать- к утру не улучшится - в больницу, немедленно.

Вот это его и спасло- она почуяла беду. Не поняла- почуяла. Сердцем- как все женщины мира умеют.

Какое утром- уже ночью ему здорово поплохело, она запихнула его в машину и помчалась в приёмный покой больницы.

Отчекрыжили ему аппендикс, лежит довольный, выздоравливает.

Правда, когда счёт принесли- аж побледнел, без страховки-писец, насчитали ему тысяч 20...

Мы потом долго разрешали его проблемы- наш работодатель оказался благодетелем, договорился с госпиталем.

Хирургу он платил понемногу, каждый месяц. А, да- страховку он себе купил, ещё в госпитале.

Меня он с тех пор считал магом и предсказателем- посильнее себя.

Моя же вера в волшебство померкла, печаль- простой аппендицит оказался сильнее.

Всем здоровья.

принимает, каждые выходные и пятницу. Он чего только не принимает. Я один учусь!

Шло время, вот мне доверили одному пузо зашить. Доктор посмотрел на мои труды и констатирует:

— Сычев, с такими навыками тебе не раны, а носки зашивать! Тоже мне, рукодельница.

Первый блин комом, с кем не бывает? Я, значит, времени не теряю и все прошусь на операцию. Доверили, ура! Прооперировал. Ну как сказать. Больной, обрадую, жив остался. Вот только у меня кличка появилась — Бефстроганов.

— Сычев, ты человека лечишь или люля-кебаб готовишь? Хирургия — не твое.

— Ну ладно. Давайте пойду туда, где ответственность за жизнь пациента минимальная.

Так я стал патологоанатомом. Стремно, конечно, сначала было, а потом привык. Даже лучше. Мертвый справку не попросит, в кабинете не натопчет, главврачу не пойдет жаловаться.

Но только и здесь неудача постигла. Мое самое первое вскрытие показало, что больной был парализован. Ну не уследил, с кем не бывает?

— Первый блин комом, а первый мертвец живым, да, Сычев?

— Ну Файзулай Файзулаевич...

— Из тебя патологоанатом никудышный! Твою девушку тоже от мертвой не отличить, когда ты её приходуешь? К Хрящеву пойдешь в ученики, один тебе путь!

Хрящев Сергей Викторович. Говорят, после смерти он сам себя вскроет и констатирует отравление. Короче, он такой патологоанатом, что рядом с ним другие патологоанатомы — педиаторы. Или бабки в регистратуре.

Самый крутой трупорез, но и самый суровый. Прихожу к нему в первый день, а он глазами так делает: морг-морг. Мол, чтоб сразу понятно, с кем дело имеешь. Он и одежду зашивает только хирургической нитью, вместо зубочистки скальпелем в зубах ковыряет, пьет исключительно медицинский спирт. Словом, медик до мозга костей.

Да и как учитель он хороший. Но с приветом чутка. Первый раз заходим с ним в морг, и он так рявкнул:

— Рота, подъем! Чего лежим, живо встать!

Я потом узнал, что он бывший военный, и привычка осталась. А тогда показалось странным.

Еще он со своими "пациентами" любит разговаривать.

— О, Марья Петровна, умерла полчаса назад. Как говорится, с пылу с жару. Так, что тут в животе? Ага, супчик, еще теплый. Не то что мой. Славка, отнеси-ка борщ в микроволновку.

Или:

— Артур Борисович, а что у нас причина смерти? Вот вскрою черепную коробку, вместе пораскинем мозгами!

Тем не менее, мои навыки росли, учил он стабильно и любил говорить:

— Выучишься, Славка, пойдешь хирургом работать, будешь мне в морг клиентскую базу набирать!

Короче, веселый мужик.

Как-то раз к нам [мав]ра заносят.

— Сергей Викторович, он черный, как ваш юмор!

— Тссс, Славка. Слышишь эту тишину? Не потому что они мертвые, а потому что шутишь ты так же, как оперируешь! Да не обижайся, пошли загорелого резать...

И тут [мав]р как отрыгнет! Я чуть не поседел. А Хрящеву хоть бы что.

— Сычев, о посмертной отрыжке не слышал? Воняет жутко. Ладненько, что тут у нас.

Ладно, хрен с отрыжкой. Опасливо подхожу к афроамериканцу, а руки дрожат! Не у меня, у покойника. Второй раз я чуть не поседел.

— Спокойствие, Сычев. Посмертные судороги.

И тут [мав]р медленно открывает глаза. Смотрит на меня, потом на Хрящева. И мы с негром хором:

— Аааааааааааааа!

— Сергей Викторович, что это?!

Хрящев стоит озадаченный:

— О господи. Я помню, живых привозили, а они мертвыми оказались. Но чтоб наоборот... Тише, сникерс, не ори.

— Вы говорьите на руски?

— Охо, Славка, а он нас понимает.

— Я... я есть ничего не помнить... расель...

— А, тебя Рассел зовут? Я Сергей Викторович, а это Славка. Хеллоу, май блэк френд!

Бедный [мав]р что-то бормочет, руками за голову схватился.

— Аай, ни хюя не помнить! А, есть... Одна фраза я есть запомнить, главное!

— Ну-ка, что у тебя?

— Утро... Утро по мель...

— Ага, утром по мели.

— Утро по мели... Випь, випь!

— Ну, выпь. Птица вроде цапли.

— Утро по мель, выпь расель!

— Так. Утром по мели выпь, Рассел? Хм. Славка, иди сюда.

Пока [мав]р очухивается, Хрящев меня в сторонку отводит.

— Сергей Викторович, и что же это?

— Утром по мели выпь, Рассел? Вроде бред, но с другой стороны... У нас в армии и не так шифровали! Это кодовая фраза, видимо, а [мав]ра кто-то хотел ликвидировать. Надо в этом разобраться. Где черного нашли?

— Возле мусорки подобрали, он был, кхм. В русском народном костюме.

— Ага, реквизит. Ну точно агент. Еще и с амнезией.

Решил, значит, Хрящев к тому месту съездить и глянуть, может, что интересного. [мав]ра за неимением другого в форму врача одели — чистый интерн. Выходим из больницы, все оглядываются.

— Сергей Викторович, а это по обмену у вас?

— Нэээээ, ты пыздыыыышь!

— Тише, Рассел! Не привлекай внимание!

Сели в волгу Хрящева и поехали. До места недалеко, вот и мусорки. Бомжи сидят, ничего вроде интересного.

— О, уголек, здарова! Ну ты и зажег вчера!

— Нээээ, ты пыздыыышь!

— Рассел, отстань от бомжей. Сычев, ищи улики.

И тут вижу — идут серьезные господа. В костюмах. Обеспокоенные, шарят везде глазами. Вдруг нашего [мав]ра увидели и заторопились.

— Сергей Викторович, это не по нашу честь идут?

Руками машут, кричат что-то.

— Славка, Рассел, живо в машину!

Как в боевике. Запрыгнули, Хрящев педаль упер и вперед. Я оглянулся — они все машут, потом тоже в машину садятся. А машина серьезная, мне на такую полгорода прооперировать надо. Догоняют.

Рассел сидит, мычит, за голову держится. И тут такой:

— Вспомнить! Вспомнить! Утром по мель...

Обгоняют и прижимают нас. Сигналят. Хрящев побледнел:

— Ну все, Славка. Доигрались.

— Утром по мель...

Эти в костюмах дверь волги распахнули:

— Идиоты, вы нахрена нашего [мав]ра забрали?!

— Вспомниль! Утром будет похмель, випей рассоль!

Короче, рассказали все. Посол Зимбабве, первый день в городе, решили в кабак сводить. Он с непривычки водки напился и убежал по городу шастать. Потом с бомжами боярышником догнался и вырубился. Там его и приняли за мертвого.

Нас, конечно, отблагодарили за спасения посла и денежный подарок дали. Хрящев по такому поводу отпуск взял, а я решил из медицины уйти. Ну его, не мое.

Устроился в ресторанчик поваром. И знаете что? Никто лучше меня бефстроганов не готовит! У меня, кстати, здесь кличка Хирург. Фаршированную курицу зашиваю только хирургической нитью. И мясо нарезаю скальпелем. По старой привычке.

до родни - тетя Клава говорит: "Самое главное - красную шерстяную ниточку повязать". Повязал на голень ниточку, утром просыпаюсь - болит так же, еще хуже даже. Уехал с ниточкой домой.

Оказался потом перелом большеберцовой, слава Богу, вколоченный и без смещения. Причем настолько хорошо вколоченный, что только на третьем по счету рентгеновском снимке еле-еле нашли тот перелом, а до этого два хирурга считали меня симулянтом и рекомендовали, по сути, те же "красные ниточки", только их медицинский аналог (анальгетики).

Защищался я через полтора месяца практически в гипсе (на самом деле, друзья-травматологи мне дали терпопластик для фиксации голеностопа, поэтому сломанная нога у меня хотя бы влезла в спешно купленные на рынке ботинки "Прощай, молодость" 48 размера - все лучше быть на защите в разных ботинках, чем скакать на костылях с гипсом наперевес).

Знакомые с моей ситуацией члены совета все время меня пытались усадить во ремя защиты, но мне намного легче было стоять. Они считали мое постоянное стояние юношеским героизмом, поэтому защиту закончили в сжатые сроки : -).

Через 2 месяца на рентгене костная мозоль была в палец толщиной вокруг места перелома. Потом ходил с этим снимком по всем тем врачам, кто мне выписывал парацетамол и троллил их. Заодно показал картинку тете Клаве. Больше она мне красных шерстинок не предлагала ни в каком случае...

этом все правда, все произошло со мной, и нет никаких преувеличений.

Жил я тогда в Махачкале. Заранее скажу, что моя мама - врач, и, в силу ее профессионального уровня как врача, в знакомых и друзьях семьи у нас были и профессоры, и преподаватели мединститута, и просто врачи - хорошие врачи и приличные люди. А заодно и провизоры и т. д. Ну... . такое цеховое братство. Мама работала в республиканском онкологическом центре. Терапевтом-кардиологом.

Я тогда только что окончил университет, и работал на заводе.

Неподалеку от завода была диетическая столовая, где я, время ото времени, столовался.

Вот и в тот день я пошел в этот храм диетического питания, поскольку родители мои уехали в отпуск, и приготовить обед, чтобы мне взять с собою что-то поесть, было просто некому.

Заказавши блинчики с творогом, я приступил к трапезе и наслаждался блинчиками, пока на тарелке не осталась половинка последнего из них, поддев вилкой которую, я увидел под ней таракана, не подающего признаков жизни. То есть ножками вверх.

Надо сказать, я человек совсем небрезгливый. Поэтому никакой перистальтики в желудке я не почувствовал, но желание уведомить ресторан о моем неудовольствии было сильным.

Подозвавши официантку, я указал ей на хладный труп безвременно придавленного блинчиком членистоногого, и спросил, является ли это неотъемлемой частью блюда или, может, я должен доплатить? Официантка оказалась с чувством юмора и ответила "Не беспокойтесь, у нас это бесплатно".

Обычно все бы этим и окончилось, но в тот день, проработав еще час после обеда, я почувствовал довольно неприятные ощущения в области печени. Отнеся это на счет мнительности и попытавшись ингнорировать всё нараставшую боль, еще через час я понял, что без медицинской помощи я не обойдусь. Так и началась эпопея хождения в поисках этой самой помощи, которую я живо и в деталях помню до сего дня. Хоть мне и 60, а тогда было 22.

Первым делом я, конечно же, пошел в заводской медпункт. Завод Гаджиева был одним из самых больших в городе, и медпункт наш напоминал средней величины поликлинику. Согнувшись пополам, я зашел туда в поисках врача. Врачихи нашей на месте не оказалось, и приход ее не ожидался, о чем мне и поведала регистраторша с жалостью в глазах.

Я решил идти в местную поликлинику. Последняя находилась в 5 минутах ходьбы от проходной завода, и я справедливо полагал, что там мне смогут помочь. Это непростительное заблуждение было рассеяно сразу же в регистратуре, где мне было указано на то, что в поликлиниках помогают только тем, кто живет в районах, которые к ним приписаны. Поскольку жил я совсем в другом районе, мне посоветовали пойти в соответствующую поликлинику.

Боль усиливалась; я шел, согнувшись под 90 градусов и держа руку на правом боку. Чтоб дырочкой не посвистывать, говорил я себе, пытаясь юмором заглушить боль. Мне нужно было пройти через весь завод до остановки автобуса, который шел в направлении моего дома. То есть, где-то полтора километра - завод у нас был довольно большой. Доковыляв до остановки, я стал ждать автобус. Автобус не шел. В середине дня они почему-то редко ходили. Потом пришел один, но люди свисали из дверей, и я, в моем состоянии, просто не мог состязаться с гурьбой сплошных Нурмагомедовых и Али Алиевых. Оставив позади себя запах дизеля, пота и бараньего сала, автобус уехал. Я постарался не дышать несколько секунд, отому что, в совокупности с болью, глубокий вдох этой газовой смеси меня бы просто свалил с ног. Еще минут через десять я понял, что мне нужно идти пешком, иначе вполне возможно, меня похоронят там же на остановке.

Согнувшись буквой "Зю", я потек в путь. Путь предстоял неблизкий, порядка 4км. Несмотря ни на что, я дошел до своей поликлиники минут за 45.

"Спасён! " - была мысль.

"Вам к кому? " - был вопрос в регистратуре?

"К кому угодно" - простонал я. "Отравился, наверное" - добавил я виновато.

"Хирург сегодня не принимает" - категорично отрезала суровая дагестанская красавица в окошке.

"А терапевт? " - с угасающей с каждой секундой надеждой спросил я, с мольбою в голосе и мукою во взгляде.

"Ваша сегодня на участке".

"Погиб" - было первой мыслью.

Второй же мыслью было прозрение, что нахожусь я в паре километров от онкоцентра, где работала моя мама. Мама, как я уже сказал, была в отпуске, но меня в нем знали все, включая уличных собак.

Я доковылял до здания, и только успел зайти в приемный покой... . . кто-то меня узнал, и ко мне буквально бросились. "Господи, Миша, что с тобой? "

Через 2 минуты я лежал на кушетке, меня осматривал семейный друг хирург-уролог, который оказался рядом, мой пульс проверяла мамина подруга-химиотерапевт, и еще через 3 минуты медсестра Умочка колола мне Но-Шпу.

Еще через несколько минут боль стала отступать, и через полчаса хирург-уролог на своей машине отвез меня домой.

К чему я это?

1. Не у всех были мамы-врачи и куча друзей врачей.

2. Как-то уже здесь, в США, год назад, прямо перед пандемией, случилось у меня... . то же что-то в брюхе. Кажется я съел борщ, водку, а затем мороженое. Сложное сие меню устроило мне, как потом оказалось, заворот кишок. Потерпевши довольно долго (я даже на работу вышел), в конце концов я понял, что надо сдаваться. Поехал в госпиталь, припарковался, зашел в приемный покой, и... все: меня спокойно взяли, обработали, за право меня взрезать или лечить консервативно посоревновались хирурги (с очень красивой резиденткой из Грузии) и терапевты, и, в конечном счете, когда я решил, что резать меня не за что, я отдался терапевтам, и, проведя день в окружении исключительно приятных медсестер, выздоровел сам собой. Ну или, может, 3 литра контраста, который я выпил перед томографией, помогли. Просто мне не потребовалось знакомых врачей. Хотя, надо сказать, жена моя работает в этом же госпитале.

Но это просто совпадение.

ГОЛОВЫ!». Ну, делать нефиг, пошли к хирургу, благо, он был на месте. Тот, не отрываясь от распития чая, отправил маму с брательником в челюстно-лицевую хирургию, мол, не его это дело. На другой конец Москвы, между прочим. Ладно, послали — пошли. В челюстно-лицевом сделали глаза какающей белочки: дескать, мы тут из квазимод делаем не квазимод, а какого хера вы тут со своим прыщом приперлись-то вообще? Пусть местный хирург это все вырезает и чистит. Топают обратно, к лечащему. Так и так, хирург не хочет (да и нет его, конец рабочего дня), а там нас послали, и чо делать? В ответ та единственно, что смогла предложить, так это рецепт на антибиотики взамен на отказ от госпитализации.

Изрядно набегавшись по Москве и так толком ничего не добившись, мама решает нанести контрудар и катает официальную заяву, да не кому-нибудь, а напрямую мадам Арбидол (она тогда еще была министром здравоохранения). Описывающее в красках все это дерьмо. И тут все заверте…

С дальней авиабазы минздрава в адрес всех чекпоинтов полетела огромная стая черенков от лопат, которыми начали яростно иметь всех причастных к хождениям мамы по кабинетам. Драли и пи[тух]или оба этих медучреждения и в хвост, и в гриву, без вазелина, до свежего мяса. С интервалом в несколько часов маме начали названивать все подряд: сначала - заведующая, потом - главврач, потом - злосчастный хирург, потом главврач челюстно-лицевой. Все каялись, извинялись и божились, что такого не повторится.

По мере того, как письмо шло по инстанциям от зама к заму, в адрес несчастных лечебниц вылетали все новые и новые эскадрильи черенков от лопат. Всего было три или четыре налета с интервалом в несколько дней. В итоге выжили лишь немногие.

Маме же от канцелярии министра пришла отписка, дескать, ребенок поступил в удовлетворительном состоянии, от предложенной госпитализации отказался.

Но это не конец истории, а только начало. Спустя какое то время, мама с братом опять подорвались в больницу, и им потребовалась карточка. Тетка, сидевшая в регистратуре, отправила к терапевту, мол, карточка там. Терапевт отправил в регистратуру, а на заяву, что там карты нет, выдала хамским тоном, что, дескать, сами следите за своими картами. И нефиг тут шляться и отвлекать.

Мама же, не сильно стремаясь, вломилась в подсобку терапевта, где хранятся карточки, и нашла там искомое. Это было не трудно, т. к. медкарта брательника имеет размеры нехилого чемодана и без ручек не переносится. Она не лежала в ячейках по фамилии, а валялась на полу в горе несортированных карт.

Только она успела возрадоваться находке, как на нее с криками кинулся терапевт, мол, какого хрена вы тут делаете, вам сюда нельзя, и вообще, кто вы такая и [фиг]ли тут вообще делаете.

Отобрала карточку, открыла, что-то там увидела… и тут у неё подкосились ноги, губы задрожали, а сама она, изменившись в лице, стала извиняться и причитать, чуть ли не рыдая, что она не виновата, у неё просто очень тяжелый день, и кто-то там из родных умер.

Видать, тайный знак в карточке неиллюзорно намекнул на эскадрилью летающих лопат.

операции наркоз начинает отпускать, и я просыпаюсь. Приоткрыл без палева глаза - передо мной тканевый экран, из-за которого ничего не видно. Ну, я расстроился и решил притворяться спящим дальше, дабы не нервировать хирурга (мне делали анестезию в позвоночник, от которой я не чувствовал ног и все, что ниже пояса, так что было практически не больно). Короче, доходит очередь до крайних надрезов, как раз возле моего хозяйства.

Оно, ясен пень, мешается, и хирург его в сторону постоянно отодвигает. Очевидно, от всех этих манипуляций у меня случился нормальный такой стояк!

Понял я это не только по смешкам всех находящихся в операционной, но и по тому, как сидящие возле изголовья две молоденькие медсестрички резко подскочили на все это поглазеть.

Короче, лежу я весь такой со стояком на операционном столе и притворяюсь самым спящим человеком на земле - стыдобища - капец! И тут хирург, обращаясь к анестезиологу, выдает мегаэпичную фразу (напомню, скоро 8 марта): "Петрович, я к тебе 8 марта приду, ты мне такую же анестезию сделай - я хоть жену порадую! "...

Такой силы воли не заржать я еще не проявлял никогда!