Моя бабушка жила в селе со старой прабабкой, которая всех ненавидела. Особенно детей. Особенно меня.
Зима. В доме топится плита, бабушка на улице где-то, а прабабка поставила веник возле плиты, и он загорелся. Сама выбежала, а меня оставила в доме и закрыла дверь, а открыть её сама я не могла — мне 3 года.
Бабушка вбежала в дом, когда уже горел стул рядом. А прабака орала: "Это она устроила! Зачем ты её вынесла оттуда?! Она заслужила сгореть! " А теперь я выросла и боюсь одного — потерять рассудок.
А теперь я выросла и боюсь одного — потерять рассудок.
В 13 лет играл с двоюродный сестрой в карты на желание. Я проиграл и она решила нарядить меня девочкой. Одела в свою одежду, надев на меня свою куртку и шапочку, немного подкрасила губы.
Когда я себя увидел в зеркало, немного испугался — это был не я, а какая-то девчонка! По её желанию я ещё должен был сходить за жратвой в магазин. В магазине мне подмигнул парень на кассе. Когда шёл домой, то ко мне пристали какие-то мальчишки с целью познакомиться. Ближе к дому я уже бежал.
Ближе к дому я уже бежал.
В детстве я любила играть в народного героя, типа Иван Сусанин. У меня были носки и чешки, которые представлялись лаптями, на голове обязательно красный платок, повязанный банданой. Я прыгала по квартире, совершала подвиги всякие, спасала кого-то героически, и в конце меня обязательно убивали враги. Потом я снимала платок и складывала в стеклянный шкаф с книгами. Ходила вокруг шкафа уже в виде посетителя музея, смотрела и думала — вот платок трагически погибшего героя, который спас всех!
Как бы я хотела, чтобы у родителей была возможность надеть плащ-невидимку и прийти в школу, понаблюдать за своими чадами, такими как они есть, настоящими, без масок этих "чудо-детей". Нам, учителям не верят, что двенадцатилетняя малышка, которая в прошлом году еще с бантами ходила в школу, сегодня бухает и ведет себя так, будто срок уже отсидела.
Нам не верят когда мы кричим: "Откройте глаза, ваш ребенок погибает"... Вы думаете нам есть смысл врать? Благо ваши дети от нас уйдут, а вот от вас...
В садике в группе, куда ходит мой сын, есть мальчик. Опрятный, вежливый и умный для своего возраста ребёнок. Заметила его сразу же, и, т. к нахожусь в дружеских отношениях с воспитательницей, решила узнать о его родителях. Как оказалось, мама мальчика умерла, когда ребёнку было около двух лет, и воспитанием занялся отец. Старается изо всех сил для того, чтобы мальчик вырос хорошим человеком, заботится о ребёнке. Очень любит погибшую жену и до сих пор одинок: все силы отдаёт сыну. Восхищаюсь.
Долгое время ухаживала за соседом-стариком: пылесосила, покушать ему готовила, за продуктами бегала. Была маленькой, и он со мною часто нянчился, решила, таким образом, должок вернуть. Недавно он умер и, как, оказалось, переписал свою трёхкомнатную квартиру на меня и письмо оставил, в котором благодарил за помощь и сказал дать достойный отпор его детям. А детишки мигом прилетели, когда всё узнали – требовали, чтобы я отказалась от такого подарка, угрожали и даже дверь подожгли. Недолго думая, продала и свою квартиру, и подаренную, переехала в другую область, купила симпатичную однушку, а не двушку, как у меня была, Пежо, пусть подержанный, но в отличном состоянии, оплатила четыре года обучения в университете, а остаток средств на счет положила. Надеюсь, что сосед сказал бы, что я правильно распорядилась подарком.
Посчастливилось мне встретиться с одноклассниками в Москве. Кто-то был проездом (он и кашу заварил). Кто-то приехал специально. Кто-то живет здесь. В конечном итоге договорились встретиться в вестибюле метро Лубянка. 20 лет не виделись - нет уверенности, что узнаем друг друга. А учился я, что важно для истории, в славном городе Баку.
Итак, пятеро крепких загорелых бакинцев в вестибюле метро. Я припаздываю. Приняли какого-то мужика за меня. Тоже ждет кого-то. Не иначе их. Обступили. Прижали к стенке. Смотрят в глаза, ждут реакции, вдруг узнает. Еще раз – пятеро кавказцев. В глазах мужика испуг. Наверняка вспомнил все свои прегрешения. Одного из наших осеняет. Обращаясь к остальным: «Не он». Мужик, обалдев от радости: «Не я! ! »
Мне кажется, что я сошла с ума. Я влюбилась, и это не совсем обычная любовь. Это не снос крыши, романтика и вздохи при встрече. Эта любовь безответная и никогда взаимной не станет. Ему всего 18 лет, но у него невероятные глаза. Они такие глубокие, такие взрослые и серьезные, что кажется, будто на тебя смотрит настоящий мужчина, а вовсе не мальчик. И я никогда его не видела в жизни, лишь на фото. На одном единственном фото... на фотографии, вставленной в памятник, на его могиле. Он умер 47 лет назад, его памятник почти упал, а рядом две упавших железных таблички, видимо, родителей. Могила его заброшена, и я на ней убралась, поставила цветы. И такого тепла в сердце я никогда не чувствовала. Я шла с кладбища с ощущением, будто меня провожают. Провожают взглядом, тихо и с большой благодарностью. Я не могу забыть эти глаза. И кажется, что никогда не забуду их.
Решила я как-то, что надо дать коже немного отдохнуть от ежедневного макияжа. И бог мой, лучше б эта мысль меня никогда не посещала: коллеги спрашивали, что со мной. Теории были разные: кто-то думал, что перебухала, кто-то — что умер родственник, а самые умные поставили мне рак. В конце смены принесли конверт, скинулись все — мол, тяжело терять близкого. Больше моя кожа не отдыхала никогда.
Часто читаю посты, что людям стыдно, что когда они слышали крики, не пришли на помощь. Недавно меня избивали. Я очень громко кричала и звала на помощь. Никто не вышел. Мне тоже за вас стыдно.
Это случилось год назад. Наш двухмесячный сын заболел. Я так замоталась, что неделю толком не спала и не ела. Муж в этот момент сидел в играх круглыми сутками. На просьбы помочь говорил, что он - в отпуске, а я и так в декрете ничего не делаю. В какой-то момент у меня потемнело в глазах, дальше ничего не помню. Очнулась в больнице. Сын умер на месте. Я упала в обморок прямо на него, ведь он был у меня на руках. Проломлен череп. Чувствую ужасную вину перед малышом, а бывшего мужа ненавижу до скрежета.
Шесть лет сдавала кровь в качестве донора, занятие мне это очень нравилось, всегда на станцию переливания шла с хорошим настроением и желанием помочь людям. Однажды, восемь месяцев назад, я в очередной раз пошла сдавать кровь. До этого я сдала кровь четыре раза за год, и с моим здоровьем все было хорошо, но в этот раз, зайдя на станцию переливания крови, я услышала от медицинской сестры: "Извините, у Вас пожизненный отвод от донорства крови и ее компонентов". Затем врач спокойным голосом, поедая печеньку и допивая чай, говорит мне: "У Вас гепатит С"...
Мир в тот момент для меня рухнул, вся в слезах и истерики я бежала в лабораторию сдавать дополнительные анализы. Пять дней ожидания указанных анализов казались мне адом, я не ела, не спала, на работе ничего не могла делать. И вот долгожданный момент, пришли анализы, которые показали, что у меня НЕТ никакого гепатита. Как потом оказалось, врачи на станции переливания перепутали мою чистую кровь с кровью больного человека.
Встречалась с придурком. Спать не давал: просыпалась от того, что эта скотобаза меня разглядывает, гладит волосы и что-нибудь шепчет. Я не могла нормально принять ванну, он сидел рядом, я не могла посрать! Он сидел за дверью туалета: "Любимая, поговори со мной". Конец настал, когда он уволился, чтобы возить меня на работу и обеды. А бензин оплачивала я!
Потом долго преследовал, молча ходил за мной, боялась польёт кислотой. Пришлось обращаться к охране с работы. Спасибо ребятам, я теперь свободна!
Когда мне было 15, отца из семьи увела ушлая разведёнка, приехавшая за лучшей жизнью из соседней страны. Нет, папашка, конечно, тоже хорош, но её поведение не лезло ни в какие рамки. Она писала письма моей матери, слала фотографии процесса. Последней каплей стало, когда эта бабища подловила меня у школы и рассказала, как отец с нами несчастен, а её любит. Мама подала на развод, и папина бабёнка тут же угнездилась в нашем доме, вышвырнув всю нашу одежду. В общем, забрали мы только её, остальные вещи, технику, какие-то мои игрушки и сувениры, милые сердцу вещи — все осталось ей и её детишкам, которых она моментально привезла новому папе.
Мы переехали жить к бабушке, хотя наш дом был оформлен на двоих, что очень бесило мадам, потому что ни выписать нас, ни прописаться там самой у неё не получалось. Эта тварь ещё долго звонила маме с гадостями и угрозами, истерила, когда я пыталась пообщаться с папой, следила за каждой копейкой.
На мои 18 лет она позвонила мне и радостно сказала, что это самый лучший праздник, потому что больше не надо платить алименты.
Недавно умер отец. Я подала на наследство, и оказалось, что эта дура недоразводилась у себя там, и её брак с отцом недействителен. Я единственная наследница. Какое же это счастье — вышвыривать её и её детишек из своего дома под слезы и сопли, что мы же семья.
Моя прабабушка родила ребёнка от немца в 1942 году: немец изнасиловал её. К тому времени от голода у неё умерла дочь 15 лет, погиб на фронте старший сын. От мужа вестей не поступало — тишина. Жила прабабушка в Ленинграде. И когда родила сына, моего деда, решила утопить его в Неве. Завернула в тряпку и понесла по трескучему морозу к проруби, где блокадники набирали воду, шатаясь от слабости. А когда уже подошла к проруби и хотела кинуть в неё ребёнка, вдруг заплакала, решила: ну и пусть его отец — подонок, насильник и оккупант, сын-то и мой тоже. Оставила, спасла в блокаду, вырастила. В 1947 вернулся с войны муж и бросил её, сказал, что изменяла в войну. Так и осталась она одна с сыном, наполовину немцем. Вырастила достойного умного человека, учёного-физика, доктора наук, доброго и весёлого. Да и сама прожила долго, я хорошо её помню. Я обожал дедушку всей своей детской душой. А правду о своём рождении он узнал только в день смерти прабабушки. Тогда я первый и единственный раз видел любимого дедушку пьяным.
