Из жизни знаменитостей VIP

Льюис Кэролл, проезжая по России, записал чудное русское слово "защищающихся"

(thоsе whо рrоtесt thеmsеlvеs, как он пометил в дневнике). Английскими буквами. Вид этого слова вызывает ужас... zаshtshееshtshауоуshtshееkhsуа.

Ни один англичанин или американец это слово произнести не в состоянии...

Рассказывают, в юности принцесса Елизавета (будущая Елизавета II) отправилась на концерт, которым дирижировал знаменитый Томас Бичем.

После завершения концерта, принцесса направилась к дирижеру, чтобы выразить свое восхищение. Похвалив работу мэтра, Елизавета спросила у Бичема, помнит ли он ее. На что дирижер, имевший огромное количество поклонниц и не узнавший ее, решил выйти из положения и сказал:

"Конечно, помню! Кстати, как поживает ваш отец? Чем он сейчас занимается? "

На что будущая королева ответила: "Спасибо, у папы все хорошо. Он по-прежнему король Англии".

Однажды Хью Лори, будущий Дживс и доктор Хаус, а тогда застенчивый закомплексованный подросток, был на экскурсии с родителями. Семья взяла на прокат лодку, чтобы покататься по озеру. Хью запереживал, что они опозорятся, и тихо спросил маму: «Наш отец хотя бы умеет грести? » «Да, он умеет грести», — просто ответила мама.

Уильям Джордж Рэнальд Манделл «Рэн» Лори, отец Хью, не любил хвастаться своими успехами, и его родной сын понятия не имел, что его отец, — олимпийский чемпион по гребле на двойках распашных без рулевого.

Да, он умел грести!

Когда её спрашивали, как ей удалось воспитать такого сына, Анна Тимофеевна Гагарина всегда удивлялась и не знала, что ответить. История матери Юрия Гагарина

Анна Тимофеевна узнала о том, что её сын побывал в космосе, по радио. Она стояла рядом с печкой. Готовила еду. Услышав новости, всё бросила и кинулась на железнодорожный вокзал,

Я захожу в лифт крутого отеля в Вегасе, а там уже стоит коренастый такой парень. Я здороваюсь, но особо на него не смотрю. Едем вниз. Спускаемся на несколько этажей, двери открываются. У лифта стоит парочка. Они смотрят на того парня, смотрят на меня, и затем очень медленно начинают заходить. Странно, но ладно. Мы спускаемся еще на несколько этажей, двери открываются. Там стоит другая парочка, смотрит на нас и вообще не заходит. Через несколько этажей коренастый парень выходит. И тут мужик, который с девушкой входил, такой: «Чувак, это был, блин, Майк Тайсон! » Я смотрю, как закрываются двери, и вижу очень приметную татуировку спортсмена. Ну, надо же!

Гроссмейстер Арман Пашикян тренировал женскую сборную Узбекистана по шахматам. Однажды на занятии он решил показать ученицам несколько моих партий и композиций. В критические моменты предлагал им самостоятельно найти верное решение. Как правило, это были неочевидные тактические удары или какие-то оригинальные манёвры. В одной из позиций необходимо было осуществить жертву ладьи и сразу за ней — ферзя. Подопечные не справлялись. Тогда Арман сказал:

— Партию играет Наданян. У него неординарный стиль игры, а значит, надо искать что-то необычное. Не бойтесь ставить фигуры под удар. Рассматривайте ходы, которые выглядят хуже всех.

После этих слов решение сразу было найдено.

Арман расставил другую позицию. Ещё более сложную. Там кроме жертв надо было найти малоприметный тихий ход.

— Не забывайте, что это Наданян, — предупредил тренер.

Одна из учениц, смышлённая одиннадцатилетняя девочка, спросила:

— Значит, надо смотреть тупые ходы?

Николай I любил одинокие прогулки и всякий день ходил пешком, никого не опасаясь. Однажды зимой император шёл по Дворцовой набережной и заметил впереди странную фигуру. Был сильный мороз, а перед ним в одном сюртуке, втянув голову в плечи и прикрыв шею воротником, семенил худенький человечек. Царь окликнул странного прохожего и строго спросил: "Кто таков? Почему без шинели? Пропил? ". И Николай Павлович наклонился к нему, чтобы удостовериться, не пьян ли прохожий? Человечек от грозного окрика задрожал даже больше, чем от холода. Он служил учителем в Первом кадетском корпусе. Запинаясь, учитель начал объяснять, что единственная его шинель прохудилась, и он отдал её в починку.

"На гауптвахту, в Зимний дворец, быстро! " - приказал царь. Перепуганный учитель бросился бежать к дворцовым дверям, недоумевая, за что же такое наказание. Обогревшись на гауптвахте, где весело потрескивали дрова в печке, бедный учитель начал мучительно припоминать, не нарушил ли он какого-нибудь приказа, запрещавшего ходить зимой без шинели, и гадать, что его ожидает. А через некоторое время дежурный офицер принёс тёплую шинель и вручил ему от имени государя. Вот такой, почти святочный, рассказ...

Нильс Бор был не только великим физиком, но и отличным спортсменом.

Однажды, возвращаясь со своими коллегами поздно вечером из кино, он проходил мимо банка. Фасад этого здания был выложен из крупных бетонных блоков, зазоры между которыми могли служить отличной опорой для опытного альпиниста.

Один из молодых людей, спутников пятидесятилетнего профессора, желая показать свое мастерство, вскарабкался по этим выступам до второго этажа.

Бор принял вызов и медленно начал лезть вверх. Два копенгагенских полицейских потянулись к револьверам и поспешили к зданию банка. Им уже мерещилось ограбление: иначе, зачем бы человек ночью стал карабкаться к окнам банка по отвесной стене.

Мнимый грабитель был уже где-то около второго этажа, когда один из полицейских замедлил шаг и облегченно произнес: «Да это всего-навсего профессор Бор».

Отрывок из книги Е. Рождественской «Жили-были, ели-пили... Семейные истории».

«Через минут сорок Гурченко вышла к нам в гриме любительницы абсента. Оделась. И тут поразила меня на всю жизнь:

— Мне надо порепетировать!

— Что? — не поняла я.

Репетировать фотографию, маленький сюжет? Казалось: принял позу, сделал взгляд — и всё.

— Где у вас зеркало? Мне надо пару минут побыть одной.

Она ушла и через несколько минут «репетиции» вернулась, чуть сгорбившись, немного шаркающей походкой. Села. Мне стало её жалко. У неё тряслись руки. Видно было, что ей необходимо принять дозу. Посмотрела на меня, явно не узнавая. Глаза в кучу, щель вместо рта, крючковатый нос, колтун черных, давно нечёсаных волос. Она тяжело облокотилась на стол. Подпёрла худыми руками осунувшееся лицо. И уставилась в пустоту, в себя, внутрь, в свои зелёные, абсентные, разъедающие мозг галлюцинации. Будто внутри включили какие-то видимые только ей картинки.

— Снимайте, — хрипло сказала она.

Казалось, ей сейчас понадобится медицинская помощь. Размытый взгляд в никуда, неслышное дыхание... Стало не по себе.

Сняла буквально с одного дубля, настолько всё было страшно и «в десятку».

Иван Иванович Сосницкий, гордость русской сцены, роль Городничего в "Ревизоре" сыграл так, что сам Гоголь пришёл в восхищение. И даже написал актёру записочку, в которой попросил Сосницкого выступить на сцене Театрального училища. Чтобы будущие актёры увидели эталонного и при этом живого Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского.

Однако, для чиновника талант - ничто, так, лишние хлопоты. И когда Сосницкий, актёр уже немолодой и заслуженный, попросил прибавки жалования, директор Императорских театров Гедеонов ответил ему отказом. Потому что актёры, они же как дети, и баловать их вредно. Сосницкий, хранивший записочку Гоголя поближе к сердцу, возмутился от такой несправедливости и в порыве праведного гнева подал прошение об отставке, которое Степан Александрович, также человек вспыльчивый, под горячую руку и подмахнул.

На следующее представление "Ревизора" в театр пожаловал сам император Николай Павлович, большой поклонник Гоголя. И вдруг вместо густого баритона Сосницкого услышал скрипучий фальцет: "Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие... "

Известие в самом деле получилось пренеприятным. Император был очень недоволен и потребовал у Гедеонова объяснений. Как ни оправдывался директор, как ни ругал скверный характер Сосницкого, Николай был неумолим. Актёра пришлось вернуть и жалованье ему увеличить.

О МОДЕ

Михаил Державин и Александр Ширвиндт были на гастролях в Израиле. Живя в Тель-Авиве, они ходили в парусиновых брюках и шлёпанцах, т. к. было жарко и дул хамсин - ветер с песком. Приехав в Хайфу, Ширвиндт обнаружил, что у него в кофре с концертной одеждой нет ботинок. За кулисами нашли одного рабочего, старого еврея, у которого взяли его ботинки 41-го размера с рантиком и бантиком. Ширвиндт, со своим 43-м, с трудом влез в них и все два часа ходил как в колодках, а после концерта еврей шёл, хлюпая ими. На следующий день они поехали в Назарет, где уже Державин обнаружил, что нет его брюк. Ничего не поделаешь, брюки не ботинки - ни с кого не снимешь. Решили сделать вид, что так модно, и ему пришлось одеть со смокингом глаженые жёлтые парусиновые брюки. Утром они пошли на пляж, и Ширвиндт, глядя на пляжные брюки Державина, с ехидцей поинтересовался:

- О, ты в концертном!

Никас Сафронов чуть ли не первый привез в Москву принтер, печатающий на холсте. В свое время такая штука стоила несколько десятков тысяч долларов. Но окупилась она у него быстро: сподручные Никаса в "Фотошопе" на картины старых мастеров лепили рожи заказчиков, распечатывали, примазывали для видимости красками — и готово. "Портрэты" разлетались, как горячие пирожки.

А пиарил себя Сафронов, штампуя по собственной инициативе портреты известных людей, потом всучивал этo несчастным, или отправлял почтой. В ответ, ему даже иногда присылали отписки с благодарностью — такие же благодарности шлют пенсионерам, которые одаривают Путина или там королеву Елизавету своими стихами или кружевными салфетками. Но Сафронов таким образом получал возможность добавить строчку в биографию: "Портрет хранится в личной коллекции королевы".

Принтеры, кстати, сильно подешевели и их стали использовать все, кому не лень. Примерно 90% картин, продававшихся на всяких вернисажах в Москве, были именно напечатаны, а не написаны.

«В театральный институт меня не приняли: сказали, что у меня широко расставлены зубы. Я узнал, что в Москве проходят гастроли Аркадия Райкина. Он для меня был кем-то заоблачным. Я нашел гостиницу, в которой он жил и стал звонить ему в номер. На седьмой день поймал его на лестнице. Он спросил: «Что вы хотите? », а я ответил: «К вам в театр». Райкин согласился меня послушать. Я опоздал на час и попал на репетицию. Стал смотреть и подумал: «Как можно так плохо играть? Это же райкиновские! ».

Когда я вышел на сцену, попросил закрыть занавес – хотел выходить, как эстрадные артисты. Я читал рассказ Чехова «Оратор». Очень хотел понравиться и поэтому дико наигрывал. Меня попросили подождать. В коридоре ко мне подошел замлит: «Вы знаете, вы понравились Аркадию Исааковичу». Я говорю: «Естественно». В это время подошел какой-то человек и спрашивает меня: «Молодой человек, вы что-нибудь когда-нибудь играли? ». «Простите, но я разговариваю с замлитом! » - ответил я и поинтересовался у заместителя литературной части, что это за рабочий. А она мне: «Это Зиновий Ефимович Гердт! ».

©️Михаил Светин

ТОМИН

Всесоюзную славу актёру Леониду Каневскому принесла роль майора Томина в знаменитом телесериале "Следствие ведут ЗнаТоКи". С этой ролью актёра связаны и многие курьёзные случаи. Режиссёр сериала Вячеслав Бровкин рассказывает:

- Мы часто бывали в дачном посёлке под Сергиевом Посадом. Неподалеку находился небольшой пруд, на который мы ходили купаться. А на берегу пруда постоянно собиралась и задиралась к дачникам местная шпана. И вот однажды, когда у пруда появился Каневский, среди них пошёл шухер: "Томин, Томин! Пацаны, сваливаем отсюда поскорее! ". И они разбежались. Вообще, надо сказать, Каневский иногда пользовался своей узнаваемостью. Он довольно лихо водил машину и частенько нарушал правила. Но его никогда не штрафовали, а только слегка журили: "Томин, надо бы ездить поаккуратнее".

Потомственный почётный петербуржец Вильгельм Шитт занимался винной торговлей - делом в наших краях прибыльным. Основанный его дедом Корнелиусом торговый дом "К. О. Шитт" быстро богател и разрастался и к началу XX столетия владел и виноградниками в Крыму, и множеством питейных заведений в столице. Сметливый немец обычно открывал свои винные погребки и рюмочные на пересечении улиц, так что его вывеска в виде позолоченной грозди винограда была отовсюду хорошо видна. "Шитт на углу пришит" - говорили тогда об этих забегаловках, где можно было за 10 копеек выпить рюмочку водки и закусить бутербродом с икрой или бужениной, а после этого почувствовать, как жизнь приобретает новые краски. Тогда казалось, что Шитт и его рюмочные в Питере навсегда, но наступил 1917-й год, и Вильгельму Эдуардовичу пришлось бежать в Крым, где его расстреляли большевики. Расхожие поговорки вроде "в Питере все углы сШиты" давно забыты, и только рюмочным удалось выжить, несмотря на все беды, войны и антиалкогольную кампанию.

"Когда осенний лист шуршит,

Иль снег колючий порошит,

Суровая судьба страшит,

То каждый в кабачок спешит

С названием "Корнелий Шитт".

Здесь шутка друга рассмешит,

Боль и тревогу заглушит

И все сомненья разрешит".