Смешные истории

путешественники.

Решающий перелом случился буквально за три года, и произошел он так стремительно, что весь мир до сих пор обсуждает этот феномен.

Никакого мяса, рыбы и птицы

Для большинства из нас нормальный рацион немыслим без рыбы, мяса или хотя бы птицы. Но представьте, что вы лишены всего этого пожизненно. День за днем на вашей тарелке только рис, макароны и кукурузная лепешка, напоминающая лаваш.

Ни кусочка белка, ни витаминов. Просто однообразная еда, от которой организм медленно слабеет. Именно так сейчас питаются десятки тысяч преступников в Сальвадоре, и это не случайность, а часть новой тюремной политики. Н

CECOT это настоящий город-тюрьма, построенный из огромных металлических ангаров. Внутри камеры, куда набивают сотни заключенных. Кровати из железа, по четыре яруса, всего два туалета в виде дырок без стен на сотню человек, постоянный свет, который не гаснет даже ночью.

Раз в неделю есть короткая прогулка по коридору длиной всего десять метров. И всё. Для многих это навсегда: отсюда не выходят.

Короткая прогулка по коридору и обратно в камеры

Когда журналистов впервые впустили внутрь, они увидели то, что теперь регулярно показывают по телевидению во всем мире: полуголые молодые мужчины, сплошь покрытые татуировками, сидят в тесных рядах, с пустыми глазами, у которых впереди нет ни малейшей надежды на свободу.

Еще недавно Сальвадор был страной, куда лучше не приезжать даже транзитом. Грабежи, убийства, бесчинства банд и всё это было нормой. Но после 2019 года началась эпоха президента Найиба Букеле. Он принял решение, которое одни называют гениальным, а другие – жестоким.

Он взял под контроль все тюрьмы страны и построил новую, самую большую во всей Америке. Туда отправили 40 тысяч человек – самых опасных и беспощадных. И, как он сам подчеркнул, они никогда не выйдут наружу.

Самое жуткое в том, что искать этих людей даже не приходилось. Члены двух главных банд сами рекламировали свои преступления. Они наносили татуировки, где отмечали количество убитых.

Чтобы попасть в группировку, иногда нужно было убить собственного родственника – такое было правило посвящения. Это звучит как дикий вымысел, но это подтверждают сами бывшие бандиты в интервью, которое записали журналисты.

Так что полицейским оставалось только ловить тех, кто добровольно расписал свое тело татушками, как визитную карточку.

Побег невозможен

Никакой надежды на побег. За каждой группой охранников следят другие охранники, за ними еще одна служба, а сверху над ними военные. Все понимают: любое нарушение или попытка взятки немедленно станет достоянием мировой прессы.

Даже охраннику, решившему закрыть глаза за деньги, грозит то же самое место в этих камерах. Система выстроена так, что сбежать невозможно.

Результат этой политики ошеломил мир. С 2019 по 2023 годы уровень убийств и других тяжких преступлений сократился в пятьдесят раз. Для Сальвадора это настоящая революция. Люди впервые за десятилетия начали спокойно выходить на улицу, а туристы стали приезжать в страну. Президент Букеле превратился в национального героя, хотя методы его работы и вызвали жаркие дискуссии.

Ни единого зерна риса

Разумеется, у банд остались связи на воле. Оттуда регулярно звучат угрозы в адрес властей. Но однажды президент выступил по телевидению и сказал: "Если хотя бы один честный гражданин пострадает, заключенные не получат даже зерна риса!". Это прозвучало как приговор, и с тех пор угрозы заметно поутихли.

Правозащитники критикуют подход: мол, не все люди с татуировками действительно виновны. Но в условиях, когда страна десятилетиями задыхалась от террора, правительство выбрало радикальное решение.

Сальвадор сегодня это пример того, как можно переломить судьбу государства всего за три года. Да, метод жесткий, бесчеловечный, без мяса, без рыбы, без надежды. Но именно он вернул жителям безопасность, а стране шанс на развитие. А как думаете вы? Это оправдано или слишком жестоко?

Клауса с микрофоном.

Его задача незамысловата — приставать к мокрым прохожим и выспрашивать советы как правильно выбирать новогодние подарки. За самый веселый и толковый совет, Клаус должен вручить победителю подарочную карту сети магазинов на целых $500.

Но я решил сразу не говорить людям, что их может ждать большой куш. Знаю по опыту – это только все портит. Либо граждане будут пытаться выдавать на гора что-то приторно веселое высосанное из пальца, либо после неудачи будут толпиться у камеры и злорадно комментировать своих конкурентов и уж во всяком случае, они не смогут сыграть искреннее удивление при вручении приза.

А так все просто – "Нечего сказать по делу? Спасибо, следующий"

Самый частый ответ естественно был – "Детям мороженное, бабе цветы…"

Я почти дрогнул и чуть было не отдал приз одному дядьке, вылезшему из дорогого "мерса", дядька дал очень простой и толковый совет:

— Не зависимо от того, сколько у вас денег на подарок, нужно дарить все самое лучшее или то чего не может себе позволить ваш друг. Решили подарить картину? Тогда уж будьте любезны дарите Рафаэля, не меньше, если машину, то как минимум автомобиль Джеймса Бонда…

Не пугайтесь, это не так уж и фантастично, а деньги тут не главное. Например, у вас на подарок для друга всего тысяча рублей. За эти деньги можно купить самый простой и убогий компьютерный стул, или самый дешевый китайский пылесос, который завтра крякнет, да мало ли какого говна можно купить на "штуку"…

Но ваш друг, подобный подарок, скорее всего, разобьет об вашу голову, или хуже того кисло улыбнется и скажет – "Благодарю…", а потом смертельно обидится. И будет абсолютно прав.

Поэтому вам нужно найти хоть простенькое, но что-то самое-самое. Скажем, открывалку для бутылок. Согласитесь, что титановую открывашку за 1000 рублей хочется взять в руки и похвастать ей не стыдно, а сам себе такую вроде не купишь – жаба задушит. Да хоть сигару, но на все деньги — человеку будет приятно, наверняка, он такие не каждый день курит. Пусть даже если — это крестовая отвертка, но она должна быть самая лучшая, чтобы вашему другу хватило ее до конца жизни. Дальше фантазию включайте сами.

Хоть совет был и вправду хорош, но все же я не отдал ему приз и нисколько об этом не пожалел.

Когда мы совсем замерзли и начали уже роптать, что зря упустили того толкового и позитивного дяденьку на Мерседесе, мимо шла женщина лет пятидесяти. Она внимательно выслушала вопрос мокрого Санты, задумчиво улыбнулась и ответила:

— Ой, это для меня всю жизнь была большая проблема, я никогда не умела выбирать подарки, но вот у сына Кирилла есть лучший друг Толик, они такие молодцы, представляете, даже в футбол и баскетбол играют, а уж в компьютере, так почти каждую ночь просиживают. Вообще стараются жить на полную катушку. Уже пять лет, как подружились, теперь все равно как братья. Они в Чечне воевали (женщина погрустнела), правда в разное время. Так вот у Кирюши и у Толика одинаковый размер ноги, поэтому у них вообще нет проблем при выборе подарков.

Они всегда дарят друг другу обувь.

Кирилл Толику правый ботинок, а Толик Кирюше левый…

Я молча, без прибауток Санта Клауса, вручил удивленной женщине нашу карточку с призом и все мы пожелали ей счастливого нового года.

Конечно, в эфир это никак не пойдет, и заказчик будет рвать и метать, но ничего, прикинусь дурачком, выкручусь, не в первой…

будут "мочить" какого-то "Маркуса".

Дошла до площадки между этажами, присмотрелась, а у одного внушительный такой кастет, у второго железная палка, у третьего обрезок трубы… Стоят, гыгыкают, курят, весь пол захаркали, да еще и мне походя нахамили, мол, чего вылупилась, дура, по башке захотела?

Ну, думаю, сейчас поднимусь, скажу мужу, и посмотрим еще, кто кому по башке настучит. А навстречу мне сосед с четвертого спускается.

Невысокий, но очень широкоплечий мужчина под сороковник, трое детей. И воевал и ментом служил, а сейчас священником стал, отпустил длинные волосы, бороду, ходит весь в черном, поседел почти совсем.

Услышал он, что эти школьнички мне сказали, спустился к ним. Они притихли, увидели, наверное, его пудовые кулаки и седую гриву – подумали, небось, что старый металлист.

— Ну и чего за собрание здесь, девочки? – спросил сосед. Как священник спросил, зычным своим басом, от которого у свечек огонек колеблется, и стекла в окнах дрожат.

Они молчат, только глазенки таращат.

— А ну-ка брысь по домам! К мамке! Кушать, мультики и спать!

Ой как сдрыстнули-то мальчишки! Покидали свои железки и бежать. А сосед вздохнул тяжко, перекрестился и сказал так тихонько:

— Наставь их, Господи, на путь истинный… А не то ремня им всыплю – на всю жизнь запомнят! – И пошел себе в церковь.

любой сколько хочешь". И каждые выходные они там, с 6 утра и до 10 вечера. Разок и я с ними на этот блуд подписался (молодой, гармонь кипит, а они только лошадей и видят), говорю, лихой был. Не суть. Дошло дело до покатушек. Они выводят мне кобылку, маленькая, морда седая, спина прогнулась, мол на тебе, катайся. Я говорю, вы за кого меня принимаете? Я в деревне вырос, я этих лошадей рулю с шести лет (и тут я не соврал, так и было). А ну, давай мне вон того чёрного и здоровенного! А они мне, да он хоть и объезженный, но [бах]нутый на всю голову... Давай седло одевай, сейчас посмотрим, кто из нас [бах]нутый, — ответил я, как настоящий гусар. Суть да дело, поехали. Всё вроде нормально, конь вроде тоже трусит спокойно, я как Джордж сраный ковбой с сигареткой в зубах и шляпе. А чё мы на первой едем? — подумал я, и пришпорил слегонца транспортное средство. Это было моей ошибкой. Эта бестия как ломанула с места с буксом, аж искры из под копыт. Шляпа улетела, окурок я проглотил, едем. Очень быстро едем, прям галопом бежим. И тут дорога лесная направо уходит, не 90 градусов, но точно больше 45. Я за узду тяну, мол поворачивай, [дол]банько, а он прямо жмёт. А прямо у нас овраг, заросший ивняком, а потом сосновый бор. Я уже со всей дури за уздечку, заворачивай, сучара. У коня аж башка повернулась в мою сторону. Я смотрю, он оскалился и подмаргивает мне одним глазом, мол ща трюк [дол]банём. И прыгает через овраг с ходу (там метра 3 точно в ширину было), в самый, с@ка, ивняк. Проскочили на сквозняка, всё еще вдвоём, я по дороге перекусил листьями, потерял уздечку, но крепко так за гриву вцепился и по инерции на себя так и тащу, тпр-у, [м]ля! И тут у этого пе[тух]а ушастого коня совсем кровля потекла, он как заржёт на своём, типа аллахбабах и в сосну со всего хода. Я, походу, на несколько секунд аж рубанулся от удара. Очухиваюсь, еба, вишу на сосне, на высоте метров двух над землёй, обхватил её руками-ногами-зубами, аж не отпустить. Вернулся один. Присел на пенёк около изгороди, сижу, подорожник приклеиваю. Минут через десять этот х[рен] возвращается. Пошёл вон, говорю, падла. А он подошёл ко мне, морду лица свою мне на плечо положил и фырчит на своём. Типа, да ладно, чё ты, всё ведь нормально было...

делать только то, что ты хочешь, а не то, что только и можешь".

Моя мама говорила мне в балетной школе:

"Тебе не нужно становиться балериной, но правильная осанка добавляет силу характера и 10 см к росту".

Моя мама говорила мне в юности:

"Любовь — это прекрасно, но прежде всего нужно научиться любить себя".

Моя мама говорила мне в институте:

"Возьми бутылку хорошего вина и просто поговори с теми, кто тебя не любит".

Моя мама говорила мне, когда я плакала:

"Кого ты жалеешь? Себя? Делай выводы! От остального ранние морщины".

Моя мама говорила мне во время развода:

"Ошибаться — это нормально, главное работа над ошибками. А прямо сейчас тебе нужно выбросить это пальто и купить новое платье".

Моя мама говорила мне потом: "Пока я жива, мы со всем разберёмся, но когда-нибудь тебе придётся и без меня".

Я знаю, что не всегда была идеальной дочерью, но моя мама всегда говорила мне:

"Я горжусь тобой, детка! Ты у меня самая лучшая!".

что он спросил, могут ли прислать ему на дачу запись, уточнив, что "Играла Юдина".

Отрицательного ответа, естественно, не предполагалось. Иосифу Виссарионовичу ответили, что, конечно, все пришлют. Когда вождь повесил трубку, все, кто находился в комнате, должны были застыть в оцепенении: ведь никакой записи не было — концерт передавался вживую…

Было принято единственно возможное в такой ситуации решение: немедленно сделать пластинку. Вызвали Юдину, оркестр и дирижера. "Все дрожали от страха, — рассказывал Шостакович.

— За исключением Юдиной, естественно. Но она — особый случай, ей было море по колено". Дирижера пришлось отослать домой — он не смог справиться со своим страхом и спокойно настроиться на работу. Вызвали другого. С ним произошла точно такая же история. Только третий дирижер смог взять себя в руки и сосредоточиться на управлении музыкантами.

"Думаю, — заключал Шостакович, — это — уникальный случай в истории звукозаписи: я имею в виду то, что трижды за одну ночь пришлось менять дирижера. Так или иначе, запись к утру была готова. Сделали одну-единственную копию и послали ее Сталину. Да, это была рекордная запись". Утром пластинку поднесли Сталину.

Про Марию Вениаминовну Юдину тут надо сказать отдельно. Она была самой эксцентричной фигурой за всю историю русской музыки. Окончила Петроградскую консерваторию в 1921 году по классу фортепиано профессора Леонида Николаева (у которого учился и Шостакович). На сцену выходила всегда в черном длинном платье со свободными "поповскими" рукавами (почти что ряса) и с огромным крестом на груди. Говорят, никому не были ведомы такие тайны звукоизвлечения, как Юдиной. Она играла с силой десяти мужчин!

Музыкальные интерпретации Марии Вениаминовны воспринимались аудиторией, по свидетельству музыковеда Соломона Волкова, как иступленные проповеди. Но ей самой "только лишь" музыки было мало, и она часто, прервав свой концерт, обращалась к публике со стихами запрещенных тогда Пастернака и Заболоцкого.

Эта удивительная женщина родилась в 1899 году в небольшом городке Невеле. Это была традиционная еврейская семья: мама — рачительная домохозяйка, отец — земский врач и много детей. Страстный, неукротимый темперамент, под впечатлением от которого находились ее коллеги и ученики, проявился еще в детстве. Во многом именно благодаря ему Мария была активной и любознательной девочкой, никогда не довольствовавшейся готовыми ответами. Первые уроки игры на фортепиано будущая пианистка получила в шесть лет. К 1912 году она окончательно осознала свое призвание и поступила в Петербургскую консерваторию. Но через некоторое время по семейным обстоятельствам была вынуждена прервать обучение и вернуться в Невель.

В 1918 году произошло знаменательное знакомство еще юной Марии Юдиной с известным ученым Михаилом Бахтиным — он приехал в Невель преподавать в трудовой школе. Мария довольно легко, органично вошла в бахтинский кружок интеллектуалов.

Михаил отмечал любопытную деталь — одаренную студентку Петербургской консерватории он будто никогда не видел "молодой", хотя Марии, когда они познакомились было всего 19, но очень она была серьезна и рассудительна. Бахтин рассказывал, что уже тогда она мечтала о служении, более высоком, чем служение искусству, ей всегда хотелось стать чем-то существенным, большим, важным.

В 20 лет, в 1919 году, когда во всю бушует антирелигиозная пропаганда, она принимает православие. В дневнике она написала: "Нужно быть доброй, нужно согревать людей, не жалеть себя, творить добро — всюду, где можешь. Я хочу показать людям, что можно прожить жизнь без ненависти, будучи в то же время свободным и самобытным. Да, я постараюсь стать достойной внутреннего голоса своего".

Диплом Мария Вениаминовна получала в 1921 году уже не в Петербургской, а в Петроградской консерватории. По окончании она осталась в должности преподавателя, а с 1923 года — профессора. С какой-то невероятной безбоязненностью, открытостью читала с консерваторской кафедры лекции рабочей молодежи о том, что любая культура, любая вообще сфера деятельности человека пуста без религиозных смыслов. Увольнение за "моральное растление" студентов, по сути, оставалось делом времени…

В 1929 году состоялся ее первый сольный концерт в Москве, а в 1930-м Мария Юдина была уволена из Ленинградской консерватории. Поговаривали, что это крайне мягкое наказание за "излишнюю религиозность" и лишь счастливое стечение обстоятельств спасло пианистку от ареста.

"Я сподобилась скромного минимума, — писала Мария Вениаминовна, — меня не арестовали, но довольно шумно изгнали из профессуры Ленинградской консерватории, также из прочих видов работ, долго я была без куска хлеба и прочее".

Позже все временно наладилось: через пару лет Марии Вениаминовне удалось устроиться в Тбилисскую консерваторию — там она вела аспирантуру для пианистов, а позже ее приняли в штат Радиокомитета и в Московскую консерваторию, в которой она проработала до 1951 года. Долгое время Юдина преподавала и в Институте имени Гнесиных, но в 1960 году была оттуда уволена из-за нескрываемых православных убеждений.

Громкий, одиозный 1939 год запомнился Юдиной огромной личной трагедией: покоряя горные вершины, погиб ее жених — альпинист Кирилл Георгиевич Салтыков. Она приняла его мать как свою, ухаживала за ней долгие годы. Никаких личных отношений у нее больше не было.

Когда началась Великая Отечественная война, Юдина страстно хотела попасть на фронт и защищать Родину. Пошла на курсы медсестер, но поняла, что не справится: "когда пришла в госпиталь … обливала тяжелораненых слезами и помощи от меня было никакой. Значит, надо искать другое себе применение". Лиловыми от холода руками играла людям, сидевшим в неотапливаемом зале в валенках и шубах. Ездила в блокадный Ленинград с концертами. В подпоясанной веревкой солдатской шинели развешивала на московских столбах объявления: "Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 кг".

В Гнесинке на уроках музлитературы студентам говорили: пишите, Стравинский — это ужасная, реакционная музыка. А в классе Юдиной это именно и играли ее ученики… Власти ломают психику Шостаковича. Загоняют в страх. Угрозами вынуждают признаться: всё, что он до этого дня написал, — череда заблуждений. Включая даже Седьмую!.. Композитор замыкается, пишет в стол. А в классе профессора Юдиной разучивают Квартет Шостаковича. Она зовет его на репетицию. Он входит в консерваторию. Юдина, раскрыв двери класса, на полном серьезе кричит уборщицам: стелите красные дорожки! К нам идет гений! …

Юдина хорошо зарабатывала, но жила в крайней бедности, почти нищете. Получив гонорар, она раскладывала на столе стопочки. Вот это — на лечение сына консерваторской гардеробщицы, это — семье ссыльного священника, а это — рабочему сцены, которого она почти силком отправила в больницу, где выяснилось, что у него туберкулез. Для нее помощь другим — политзаключенным, друзьям и незнакомым людям — была не добродетелью, а нормой, всего лишь порядочностью. Она помогала всем, кто нуждался, отдавая все, что было и чего не было. За это ее многие осуждали — как это, занимать у одних, чтобы отдать другим?

Но вернёмся к истории с пластинкой. Получив запись, Сталин вознаградил Юдину фантастическим по тем временам гонораром — 20 тысяч рублей. А в ответ Мария Вениаминовна пишет ему такое письмо:

"Я благодарю вас, Иосиф Виссарионович, за вашу помощь. Я буду молиться за вас днем и ночью и просить Господа простить ваши великие грехи перед людьми и страной. Господь милостив, и Он простит вас. Я отдам деньги церкви, в которую хожу".

Это было хуже самоубийства. Но никаких репрессий против Юдиной не последовало.

Рассказывали, что когда Сталин умер, то эту самую пластинку Моцарта нашли на проигрывателе рядом с кроватью вождя.

Можно как угодно относиться к этой истории, но даже очень скептический Шостакович настаивал на ее правдивости.

корпус, кроме маленькой дырочки снизу, а в специальные пазы были вставлены стальные оси с пластмассовыми колёсами. Может, кто-то помнит такие. По внешнему виду и функционалу они напоминали угловатые УАЗы — "Козёл", "Батон" и "Головастик".

Поиграв ими немного, мы решили разнообразить развлечение — стали запускать их с горки (асфальтовая пешеходная дорожка под горку, длиной метров 20, с перепадом высот примерно в полтора метра). Они были слишком лёгкими, чтобы катиться по инерции, но мы налили внутрь воды (корпуса же герметичные), а дырочки заткнули пластилином. Это придало машинкам необходимый вес, и они бодро катились под горку, особенно, если придать им начальное ускорение. Одна беда — они постоянно переворачивались через несколько метров, подпрыгивая на неровностях асфальта, и катились дальше кубарем. "Наверное, это потому, что они без водителя" — решили мы, и приклеили на пластилин сверху, в районе кабины, проволочных человечков. То есть берётся медная проволока в цветной оболочке из телефонных кабелей, делается "скелет" из прямой проволоки, размером 3-4 сантиметра, а потом конечности и туловище плотно обматываются этой же проволокой по спирали. Голова обматывалась в два слоя. На концах рук делались небольшие петли, чтобы вставлять туда оружие или инструменты (тоже из проволоки), а на концах ног из петли и кончика проволоки делались ступня и каблук, и эти "челобуки" могли стоять на ровной поверхности в различных позах. Помнится, делали целые экспозиции из них, но сейчас речь не об этом.

В общем, приделали человечков на пластилин сверху машинок, по одному или по два (водитель и пассажир), и начали запускать с горки. И что бы вы думали? Машинки перестали переворачиваться! Просто взяли и перестали! Доезжали до конца дорожки, иногда скатывались с неё, но ехали ровно, не переворачиваясь.

Это было удивительно, и мы стали экспериментировать. Стали то приделывать человечков, то убирать, и собирать статистику. Из неё следовало, что без "водителя" машинка (любая из трёх) переворачивалась и кувыркалась примерно в 80% случаев (это я сейчас прикидываю, тогда мы постановили вердикт "почти всегда"). С "водителем" машинка (опять же любая) НЕ переворачивалась в тех же 80% случаев! Мы старались запускать их с одинаковым усилием, и по-очереди, и каждый по нескольку раз; и всё равно результаты были однозначными — без "водителя" машина переворачивалась почти всегда, а с "водителем" — почти никогда. Человечек из проволоки весил несколько граммов, машинка с водой — около килограмма, так что центр тяжести (мы уже знали о нём в то время) вряд ли менялся. Аэродинамика так же вряд ли менялась.

До сих пор не могу понять, что же это было...