4 мая 1891 года, согласно британскому писателю Артуру Конан Дойлу, у вершины Рейхенбахского водопада произошла смертельная схватка между гениальным детективом Шерлоком Холмсом и "Наполеоном преступного мира", профессором Мориарти.
Писатель за 4 года уже изрядно устал от прославившего его литературного героя. «Он отвлекает мои мысли от более важных дел», - жаловался Дойл знакомым на опостылевшего сыщика. Тогда один из приятелей посоветовал: «А столкните его в Рейхенбахский водопад». Не долго думая, Дойл поехал в Швейцарию, чтобы лично убедиться, что указанное живописное место действительно станет достойным фоном для гибели Шерлока Холмса.
Впрочем, попытка "убить" Холмса его автору, как мы знаем, так и не удалась. Знаменитого детектива воскресила не столько любовь читателей, сколько высокие гонорары, обещанные сэру Артуру за продолжение приключений частного сыщика.
Весной 1844 года увидела свет книга с забавным названием "Проделки на Кавказе". Под псевдонимом Е. Хамар-Дабанов скрывалась жена генерала Николая Емельяновича Лачинова - Екатерина Петровна. Не претендуя на лавры Пушкина или Лермонтова, достойная женщина, оказавшаяся на Кавказе в самый разгар долгой войны, добросовестно описала и бездарность генералов, посылавших солдат на смерть, чтобы отрапортовать в Петербург об "усмирённых аулах", и продажность местного начальства, и невежество офицерской среды.
Когда книгу прочёл военный министр Александр Иванович Чернышёв, он пришёл в бешенство. Цензора, пропустившего книгу к печати, лишили должности, по приказу начальника III отделения Леонтия Васильевича Дубельта почти весь тираж в Петербурге был изъят из продажи, а над автором установили полицейский надзор.
Когда с крамольной книгой было покончено, военный министр признался Дубельту: "Книга эта тем вреднее, что в ней что ни строчка, то - правда".
Александр Панкратов-Черный рассказывает...
У меня есть однофамилец Александр Панкратов, тоже режиссёр. (Я не только играю, но и поставил несколько кинокартин, например, "Похождения графа Невзорова". ) Чтобы нас различали, я и взял псевдоним Панкратов-Черный: тот Панкратов - светленький. А то нас однажды так перепутали! . .
Когда Саша женился, у него родилась дочь. Но все почему-то подумали, что дочь родилась у меня. Я был в командировке - поздравления принимала тёща.
- Здравствуйте, - звонят ей. - Можно Сашу?
- Он в командировке.
- Очень жаль, хотели его поздравить.
- А с чем?
- Как с чем? У него же дочь родилась!
- А-а, ну хорошо, я сама поздравлю, - отвечала тёща.
Приезжаю из командировки, смотрю: со мной в семье никто не разговаривает. Тёща глядит мрачным взглядом.
- Любовь Васильевна, - спрашиваю её, - что случилось?
Она говорит:
- Ну что, кобеляка, добегался?! Кто эта несчастная, от которой у тебя дочь? Платишь ли ты ей, помогаешь ли?
Я с ума сходил, две недели вспоминал, от кого бы у меня могла быть дочь. Наконец до меня дошло. Позвонил Саше Панкратову - действительно у него родилась дочка. С чем я его и поздравил.
Нильс Бор был не только великим физиком, но и отличным спортсменом.
Однажды, возвращаясь со своими коллегами поздно вечером из кино, он проходил мимо банка. Фасад этого здания был выложен из крупных бетонных блоков, зазоры между которыми могли служить отличной опорой для опытного альпиниста.
Один из молодых людей, спутников пятидесятилетнего профессора, желая показать свое мастерство, вскарабкался по этим выступам до второго этажа.
Бор принял вызов и медленно начал лезть вверх. Два копенгагенских полицейских потянулись к револьверам и поспешили к зданию банка. Им уже мерещилось ограбление: иначе, зачем бы человек ночью стал карабкаться к окнам банка по отвесной стене.
Мнимый грабитель был уже где-то около второго этажа, когда один из полицейских замедлил шаг и облегченно произнес: «Да это всего-навсего профессор Бор».
Oleg Pshenichny вспоминает про дядю-моряка:
«Кстати, про «Битлз». Когда прошли годы и я уже такой взрослый прилетал в Архангельск из Москвы и мы собирались на кухне у бабушки, мне дядя Владик, который уже тогда давно сошел на берег, подвыпив дедушкиной перцовки, рассказывал: «Мы в шестьдесят пятом стояли в Канаде на погрузке, и у нас был свободный день, нас выпустили в город, я был старшим группы матросов, и мы думали куда пойти, а весь город был увешан афишами, с огромными буквами THE BEATLES, ну что ты тут будешь делать, мы купили тикеты за канадские доллары, и пошли туда в ихний концертный зал, и заходим туда — а это какой-то огромный ангар и там наверное пять тысяч человек толпа, и где-то вдалеке маленькая сцена — и там стоят худенькие пацаны в серых пиджачках и что-то такое пищат: «Е-е-е! » — господи, мы разочаровались и ушли бухать в самый ближний бар, но денег конечно было жалко!
И знаешь, Олег, что я тебе скажу — то ли дело оркестр Бенни Гудмена — двадцать саксофонов в одну сторону, двадцать тромбонов в другую сторону — всё сверкает, ребята в понтовых костюмах, и с коками, а потом выходит ПЕВИЦА — ну и всё, мы кончаем всем экипажем одновременно! »
Когда меня спрашивают, как справятся нынешние дети, израильские и еврейские по всему миру, с той волной ненависти, которая их окружает, я всегда вспоминаю Пресслера, Макса Менахема Пресслера, блестящего пианиста, основателя трио Beaux Arts, которое многие считают лучшим трио ХХ века.
В 15 лет в Магдебурге Пресллер с
Пресслер вспоминал позднее: «Нам повезло найти убежище в Израиле, но когда я приехал, я был психологически раздавлен. Я не мог есть. Мой отец обвинял меня в плохом поведении, но я просто не мог, и я просто худел и слабел». Его отправили в детский санаторий, где он продолжал заниматься музыкой. «Во время урока игры на фортепиано я упал в обморок, играя предпоследнюю сонату Бетховена (соч. 110). Я уверен, что это была моя эмоциональная реакция на это великолепное произведение, которое подытожило то, что я чувствовал, все, что произошло. В нем есть идеализм, в нем есть гедонизм, в нем есть сожаление, в нем есть что-то, что выстраивается как фуга. И в самом конце есть то, что очень редко встречается в последних сонатах Бетховена — оно торжествует, оно говорит: «Да, моя жизнь стоит того, чтобы жить», и это то, что я чувствую».
Музыка вылечила его. Музыка и вера в то, что в Германии остались и всегда будут хорошие люди. В 17 лет он сменил имя на Менахем, и продолжил занятия музыкой в Тель-Авивской консерватории у Лео Кестенберга. В 1946 году Пресслер отправился в США, чтобы принять участие в конкурсе Дебюсси в Сан-Франциско. Для конкурса требовалось знать наизусть 27 сольных фортепианных произведений Дебюсси, но в Палестине он нашел партитуру только для 12. Прилетев в Нью-Йорк, он купил остальные ноты и в течение следующих нескольких дней выучил их, пока ехал в поезде, используя нарисованную клавиатуру. Участники играли анонимно, за пронумерованными экранами, и номер 2, Пресслер, был единогласным судейским выбором.
С тех пор и до 1955 года его карьера – это постоянный подъем, даже взлет. В 1955 году он основал трио Beaux Arts. Их лондонский дебют был удручающим: 150 слушателей в Королевском фестивальном зале вместимостью 2700 человек. Но Пресслер не испугался, и два года спустя они собирали полные залы, а один критик написал об их исполнении фортепианных трио Бетховена: «были настолько близки к совершенству, насколько можно разумно ожидать в несовершенном мире». Трио просуществовало рекордных 53 года - дольше, чем Rolling Stones, как пошутил в одном из интервью Пресслер. В 2008 году 85-летний Пресслер распустил его, но вместо того, чтобы уйти на пенсию, возродил сольную карьеру, заявив: «Мне это доставляет больше удовольствия, чем загонять маленький мячик в маленькую лунку на траве».
В 2015 году, в 92 года, он выпустил диск с фортепианными сонатами Моцарта, демонстрируя, по словам журнала Gramophone, «интеллектуальное и эмоциональное понимание музыки, не имеющее себе равных». Его жена Сара, с которой они прожили вместе 65 лет, умерла в 2014 году. Спустя два года его спутницей стала леди Вайденфельд, бывшая возлюбленная Артура Рубинштейна. В 2018 году 94-летний Пресслер посвятил 73-летней подруге новый альбом музыки Дебюсси. Умер он, чуть-чуть недожив до 100 лет. Документальный фильм о нем называется «Жизнь, которую я люблю». Пресслера всю жизнь спасала и вытягивала музыка. У кого-то это может быть живопись. У кого-то – филателия. Или приют для кошек. Или виндсерфинг. Или та же музыка, но с другой стороны, из зала. Самое главное, может быть, единственно главное, что мы можем попытаться сделать для наших детей – помочь им найти то, что будет поддерживать в них интерес к жизни, умение радоваться ей, всегда, везде. Даже во время войны.
Не всем так повезет как Пресслеру. Но если цель – приближение к счастью, а не победа в забеге, то это и неважно. Один мой приятель заметил, что весь последний год в Израиле были фантастической красоты закаты. Может быть, как напоминание свыше, что жизнь, как бы тяжело ни разрушила ее война, все-таки войной не исчерпывается.
Итак, это год 1851-й от рождества Христова. Толстый мудот принц Альберт решил устроить выставку, которая бы затмила собой Парижскую. Он решил устроить Всемирную.
Осенью 1850 года работу по устройству павильона Всемирной выставки поручили четверым инженерам, а именно вот таким: Мэтью Уайэт, Оуэн Джонс, Чарльз Уайльд и Изамбард Брюнель.
Название же у этого великого комитета было соответствующее, и я сейчас цитирую дословно: The Building Committee of the Royal Commission for the the Great Exhibition of the Works of Industry.
Бюджет у них был совершенно некоммунистический. Нищий был бюджет-то. Дали им всего 150 тысяч фунтов, тьфу по сравнению с текущими временами. Это, ну, примерно два миллиона долларов по нашим временам.
Но задача была поставлена, и четверо великих инженеров — ну как великих, они все были в начале своей карьеры, кроме старика Брюнеля, — взялись за ее исполнение.
Надо сказать, им это не удалось. Изо всех четверых ее членов лишь Уайэт, в ту пору юноша, был архитектором, но в ту пору он зарабатывал на жизнь как писатель, а не строитель; Уайльд был инженером, специализирущимся на мостах, Джонс работал по интерьерам, и только Брюнель чего-то достиг как архитектор, но и он всегда любил крайне эпические, затратные по времени и деньгам проекты.
Короче, эта компашка сообразила-таки здание на четверых. Длинное, двухэтажное чудовище. Тридцать миллионов кирпичей понадобилось бы для его постройки, причем нужно понимать, что это здание должно было бы существовать примерно 3 месяца, а затем оно должно было быть разобрано. Тридцать миллионов кирпичей заняли бы всю кирпичную просышленность Британии на полтора года.
Старик же Брюнель возглавил это здание своей контрибуцией, а именно жутким колоколом из самого модного в те времена материала, ЧУГУНА. Он планировал навесить на двухэтажное здание купол из чугуна весом больше здания. Оригинал был, да, но его посты всё-таки гениальны. Самое смешное, что Брюнель не мог бы его начать конструировать до тех пор, пока тридцать миллионов кирпичей не были бы уложены пониз.
И в этот абсолютный кризис строительства — а нужно сказать, что и п. Альберт, и весь британский пиар уже раструбили о строительстве по всему свету, — вступает изящный, стройный, спокойный человек по имени…
Джозеф Пакстон.
Это главный садовник Четсворт-хауса, резиденции великого княза Девонширского, в пересчете на русские регалии.
(Хотя Пакстон вообще-то заведовал садом в Дебиншире, а не в Девоншире, но кого волнуют такие мелочи, правда? )
И все понимали, что выставка не просто под угрозой, а под угрозой престиж всей Великобританской империи, и вы знаете что сделали английские чиновники? Вы никогда не догадаетесь.
Они доверили весь проект низкорожденному выходцу из чинов, старику Джо Пакстону.
Честное слово, я полюбил Британию всем сердцем, когда узнал про этот факт. Это нечто, абсолютно недоступное России — доверить стройку века САДОВНИКУ.
Надо сказать, он великоплепно справился с задачей. Он построил прекрасный, дешевый, практичный Хрустальный дворец, в рамках бюджета и вовремя. В нём прошла выставка века. Дворец разобрали. Это материал для будущих историй.
Но я никогда не уважал Британию больше, чем когда понял, что строительство века в Британской в то время Империи доверили низкорожденному садовнику. В этом всё величие Британии.
В этом всё величие Британии.
«В театре Саратова, где я работал, моя жена была героиней, а я был её мужем. Первые годы все меня так и называли – муж Зориной. Меня не знали, а она была звездой. Потом всё стало складываться иначе.
Мы с театром отправились во Львов. Однажды я пошел пообедать в ресторан и, войдя, столкнулся взглядом с Владимиром Басовым. Он был со своей женой Валентиной Титовой. Мы не были знакомы, и я, разумеется, не подошел, хотя весь обед ерзал на стуле, не зная, как же поступить. Потом Басов мне рассказал: «Увидев тебя, Валя немедленно решила, что мы нашли Генриха. Я был недоверчивее: «Такого лица у актеров не бывает. Он, наверное, физик или, на худой конец, филолог».
А потом я как-то снимался с Евгением Леоновым. У нас были чудесные взаимоотношения, и потом Леонов, работавший в Театре Маяковского вместе со своим другом, директором этого театра Экимяном, уходили в «Ленком». И они пробивают эдакого диссидентствующего и опального режиссёра Захарова главрежем. И когда Захаров стал набирать команду актёров, Евгений Павлович и рассказал ему про меня. Дескать, актёр с периферии, но очень хороший». Олег Янковский
Олег Янковский
После фильма «Место встречи изменить нельзя» актёр Александр Белявский получил прозвище Фокс. Позже его пригласили сыграть Леонида Ильича Брежнева в картине «Серые волки». Артист решил не делать из генерального секретаря карикатуру, которую после смерти вождя нередко изображали в пародиях и в анекдотах, а сыграть обычного человека, который ухаживал за женщинами и любил выпить с друзьями. Актёрское сообщество по достоинству оценило работу Белявского в фильме. С тех пор его стали называть Леонид Ильич Фокс.
Чезаре Беккариа - человек, который заставил задуматься о совести.
В этот день, 15 марта 1738, родился человек, бросивший вызов жестокости законов.
Представьте себе XVIII век.
Европа, где следственные пытки, хоть и постепенно выходят из обихода, всё ещё применяются в некоторых странах, а площади городов то и дело становятся
Здесь каждый приговор - это не только судьба отдельного человека, но и зрелище для толпы: плети, колёса, эшафоты.
И вот в этом мире, где жестокость остаётся частью правовой системы, появляется Чезаре Беккариа - миланский маркиз с лицом философа и смелостью революционера.
Он не брал баррикады, не свергал королей. Он просто взял перо и написал книгу, которая перевернула представление о справедливости.
В 1764 году, когда Екатерина II правила Россией, а бостонцы ещё не бросили чай в гавань, Беккариа опубликовал труд, ставший библией гуманизма.
Его идеи звучали ересью: "Цель наказания - не месть, а предотвращение преступлений".
"Следственные пытки - это варварство, а не доказательство". "Смертная казнь - ошибка, а не правосудие".
Книгу быстро перевели на десятки языков. Вольтер назвал её "криком разума в мире суеверий", а инквизиция внесла в индекс запрещённых книг - лучшая реклама для эпохи Просвещения.
Беккариа, выходец из аристократической семьи, мог бы провести жизнь в салонах Милана, обсуждая моду и оперу. Но вместо этого он вступил в "Общество кулака" - группу интеллектуалов, которые верили, что идеи сильнее меча. Его аргументы были просты и сильны.
Если наказание должно быть примером, зачем делать его публичным? Разве зрители не запомнят ужас, а не урок? - Законы пишутся для людей, а не люди для законов.
Притом, что Беккариа никогда не занимал государственных постов, его идеи изменили законы от России до США. Екатерина II пригласила его в Россию реформировать право - он вежливо отказался, сославшись на климат. Императрица, впрочем, использовала его идеи в своем "Наказе".
Джефферсон и Франклин цитировали Беккариа, создавая основу американской правовой системы. - Даже Наполеон, сторонник жёстких мер, включил некоторые принципы Беккариа в свой Уголовный кодекс.
Почему Беккариа актуален сегодня?
Потому что его вопросы остаются нашими вопросами.
Где грань между справедливостью и жестокостью?
Может ли страх остановить преступление лучше, чем разум?
И главное: способен ли закон исправить человека, или он лишь метит его клеймом? Беккариа не дал ответов на всё.
Но он научил нас сомневаться, даже в законах, которые кажутся незыблемыми.
Дочь попросила у отца записку в школу по поводу отсутствия на уроках.
Папа взялся, посреди второй страницы понял: "Не то! " - смял черновик и решил начать по-другому.
Следующая попытка тоже не удалась. Кучка смятых черновиков росла.
На пятом варианте пришла жена, удивилась мукам творчества и тут же изложила всё нужное в трёх строках.
Папа глубокомысленно резюмировал:
"Я старался создать идеальную объяснительную. Писать чрезвычайно трудно, малые формы - особенно. "
Его звали Э. Л. Доктороу (Edgar Lawrence Doctorow). Известен как писатель, сценарист и редактор.
Известен как писатель, сценарист и редактор.
Битвой московской спеси с петербургской простотой называли современники трагедию, случившуюся 10 сентября 1825 года в парке Лесного института. Стрелялись флигель-адъютант Владимир Новосильцев и поручик Семёновского полка Константин Чернов. Первый - московский аристократ, второй - сын отставного генерал-майора Пахома
Злой судьбе было угодно, чтобы один из приятелей Новосильцева пригласил его погостить в поместье Черновых под Петербургом, где он и познакомился с дочерью хозяина, Китти. Белые ночи, соловьи и прелестная девушка - флигель-адъютант влюбился и немедля попросил у Черновых руки их дочери. Разумеется, родители дали согласие: партия блестящая, да и Китти полюбила Владимира всем сердцем. Счастливый жених поехал в Москву за материнских благословением. Его мать, урождённая графиня Орлова (из тех самых Орловых! ), известию о помолвке сына не обрадовалась - в самом деле, незнатные Черновы им отнюдь не ровня. "У тебя будет жена - Пахомовна! " - ужасалась Новосильцева, но действовать решила "тонко", то есть подло, если называть вещи своими именами. Черновым написала, что даёт согласие на брак, а сама под благовидными предлогами удерживала сына в Москве, уговаривая его оставить эту блажь с женитьбой. Ведь должны же Черновы понять, что Китти Владимиру не пара - и сами расторгнуть помолвку...
Но простодушные Черновы не понимают. Не понимают, как можно говорить, что предложение в силе, но у невесты не показываться и свадьбу всё время откладывать. А по столице ползут слухи, один другого скандальней... Китти жалеют, понимающе осведомляются о её здоровье. Черновы оскорблены, и, защищая честь сестры, Константин вызывает Новосильцева на дуэль. Жестокие условия дуэли не предполагают мирного исхода: оба противника умирают от ран.
Убитая горем графиня велит построить на месте дуэли церковь, а Кюхельбекер пишет знаменитые стихи:
Клянёмся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам, Царя трепещущим рабам, Тиранам, нас угнесть готовым!
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым!
Всем почитателям Михаила Задорнова и его "филологических открытий" посвящается.
Однажды в какой-то приличной культурной кампании подвыпивший М. Н. Задорнов стал толкать свои псевдофилологические изыскания, в том числе и знаменитую теорию о том, что фамилия Гагарин означает Вверх-Вверх-Солнце (Га-Га-Ра) на древнеарийском(? ), потому, мол, он и стал первым космонавтом. Судьба, мол. Т. е. получалось, что древние арии общались на каком-то чудовищном языке, в котором слова состоят из одних корней, которые можно бесконечно соединять как угодно, типа советского бюрократического новояза:
- Алло, Тяжпроммаш?
- Дрынхренпром слушает!
На что, присутствующий в тот вечер доктор филологических наук, профессор В. А. Пронин, улыбнувшись своей скромной вольтеровской улыбкой, поинтересовался: "Вот вы, Михаил Николаевич, утверждаете, что река Кама означает Душа Матери (Ка-Ма), что поэтично, но очень спорно. А как же тогда нам трактовать слово кака? Душевная Душа или может Дух Души? Не поясните? " Непривыкший к тому, что в его "научности" столь жестоко сомневаются, Задорнов что-то буркнул, обиделся и ушел. Бывает.
P. S. Насчет происхождения гидронима Кама научные споры ведутся до сих пор, а слово кака происходит от греческого ? ? , что банально означает плохой.
Эдисон так рассказывал о своем первом изобретении: «Однажды, когда я был еще мальчишкой, я прочитал в газетах, что один ограбленный богач банкир решил во что бы то ни стало найти средство защиты своих богатств от дальнейших посягательств. Через несколько минут я уже стоял перед банкиром. „Сударь, – сказал я, – я только что изобрел аппарат, который в самый короткий срок предаст в ваши руки всякого, кто попытается подойти к вашим сейфам“. – „И сколько вы желаете получить за ваше изобретение? “ – спросил банкир. „Руку вашей единственной дочери! “ – воскликнул я смело и решительно. „Ну, это невозможно, но я предлагаю вам 10 тысяч долларов, когда вы докажете мне действительную пользу от этого изобретения“. Я согласился. Два дня спустя я навестил банкира и застал его лежащим в постели. „Сударь, – сказал я, – вчера вечером вы захотели открыть ваш сейф. Но как только вы дотронулись до замка, вас поразил электрический удар, сравнительно слабый, но тем не менее повергший вас на пол. Это и есть мое изобретение. Кто дотронется после закрытия кассы до сейфа, будет поражен током и будет лежать без чувств столько, сколько вы пожелаете“»
В Иране разгорается скандал вокруг личности Кэтрин Перес-Шакдам. Французскую журналистку еврейского происхождения некоторые уже называют «Матой Хари XXI века». Её путь к верхушке иранского истеблишмента начался с тщательно продуманной легенды. Родившись во Франции в светской еврейской семье — дед по материнской линии был
В Лондоне она вышла замуж за йеменского мусульманина-суннита и ради брака приняла ислам. Союз закончился разводом в 2014 году. Уже к 2017 году Перес-Шакдам вновь появилась в Иране, публично заявила о своей принадлежности к шиизму и стала активно интересоваться идеологией Исламской Республики.
Выдавая себя за западного журналиста, она публиковалась в ведущих иранских СМИ — Tehran Times, Mashregh News, Tasnim News, Mehr News и даже на официальном сайте Верховного лидера Khamenei. ir. Её антизападные материалы снискали доверие среди представителей иранской элиты. Известно, что она встречалась с высокопоставленными лицами, включая кандидата в президенты Ибрахима Раиси, у которого брала интервью для Russia Today, и генерала Касема Сулеймани, главу спецподразделения «Кудс» КСИР. Ей был предоставлен доступ в наиболее охраняемые зоны, включая частные дома чиновников и генералов, где, как утверждается, она собирала критически важную разведывательную информацию.
Полученные ею данные, по некоторым источникам, сыграли ключевую роль в обеспечении высокоточных ударов Израиля по иранским военным и ядерным объектам во время 12-дневной войны. На основе её информации агенты «Моссада» тайно доставляли в страну высокоточное вооружение и развернули базу беспилотников недалеко от Тегерана, с которой наносились удары по объектам ПВО и пусковым установкам баллистических ракет. Эти операции фактически парализовали возможности Ирана для ответных действий.
Теперь в Иране пытаются понять, как Исламская Республика оказалась буквально взломана агентом «Моссада». Троих уже казнили за связи с Кэтрин, а судьба ещё десятков человек висит на волоске.
Иранское телевидение утверждает, что Перес-Шакдам получала ценные сведения не только в роли журналистки, но и используя личное обаяние. По словам бывшего депутата парламента Мустафы Кавакебиана, она вступала в ceксуальные связи якобы с более чем 120 высокопоставленными представителями власти. Кавакебиан заявил, что представил в прокуратуру документы и доказательства, включая признания самой Перес-Шакдам, в которых она якобы прямо говорит о том, что использовала интимные отношения для достижения своих целей.
Откровенно говоря, слухи о каком-то гиперобаянии Перес-Шакдам кажутся мне преувеличенными. К тому же «Моссад» регулярно обвиняют в использовании ceкс-шпионажа. Так что подождём — наверняка всплывёт ещё много любопытных подробностей этой невероятной истории.
