История к прошедшему Дню космонавтики.
Приехал как-то в Австрию наш легендарный космонавт Леонов. Довелось мне его водить по городу в качестве экскурсовода. Человек он был старенький, хоть и бодро держался, но годы берут своё, и пешую экскурсию по старому городу, чувствую, явно не потянет. Пришлось взять напрокат фиакр-конный экипаж, катающий туристов. В конце конной прогулки, разговорились с кучером, он оказался то ли сербом, то ли хорватом, уловил, что мы друг с другом по-русски говорим, начал спрашивать, откуда мы, то да сё. . И уже прощаясь, я и говорю ему: А в курсе, кого вы сейчас катали? Это русский космонавт, первый человек, вышедший в открытый космос! И тут этот кучер, в годах уже дядька, крестится и встает перед Леоновым на колени. И заявляет,что этот человек был в космосе, значит, он видел Бога! А значит, и я вижу Бога! Было трогательно до слёз
Было трогательно до слёз
Актриса Лидия Смирнова была известной сердцеедкой. Когда она была в эвакуации в Алма-Ате, за ней принялись ухаживать сразу двое знатных мужчин - режиссер Фридрих Эрмлер и оператор Владимир Рапопорт. Она встречалась то с одним, то с другим и никак не могла выбрать. Оба были достойными, оба талантливы, и оба были влюблены в нее.
В общежитии в эвакуации Смирнова жила с актрисой Верой Марецкой. Та не скупилась в выражениях и оценках, обладая острым умом и язвительным языком. Жили женщины впроголодь, понятное дело, война. Оба же ухажера Лидии получали специальные лауреатские пайки, в которые входили по полсотни яиц. Однажды после выдачи такого пайка радостный разрумяненный Эрмлер явился к девушкам в гости, держа в руках два яйца всмятку — побаловать возлюбленную и ее подругу. Спустя несколько минут следом за ним в комнату робко вошел Рапопорт, смущенно волоча в руках все 50 яиц.
"Ты еще думаешь? — иронично спросила прямо при кавалерах Марецкая. — Этот так и будет тебе по два яйца выделять, а другой — все отдаст! ".
Стоит ли говорить о том, что когда актриса заболела тифом, именно Рапопорт выхаживал ее? Смирнова уже распрощалась с жизнью, очень тяжело переживала и болезнь, и ее последствия. Однако Володя всегда был рядом - готовил для нее, учил ходить, возил в горы. Вместе они преодолели страшный недуг, а после выздоровления поженились.
Как Борода размагнитил понедельник.
Понедельник. Раннее утро.
Курчатов входит в лабораторию, борода бодро впереди, папка под мышкой. В дверях сталкивается с инженером:
— Товарищ академик, у нас проблема: корабль размагничиваем — результат отличный… пока он стоит у причала. Отойдёт метров на сто — и снова
Курчатов хмыкнул:
— Значит, причал полезный, держите его ближе к кораблю! Шутка. Давайте смотреть схему.
Вокруг тут же собрались физики, электротехники и один электрик дядя Ваня, который умеет чинить любые приборы лёгким постукиванием по корпусу.
— Нам бы осциллограф получше, — вздыхает молодой сотрудник.
— Нам бы корабль поближе, — мечтательно говорит дядя Ваня.
— Нам бы чай погорячее, — итожит Курчатов. — А ещё — план работ и мел.
Он берёт мел, рисует на доске петлю гистерезиса, поверх — корабль, поверх корабля — ещё одну петлю.
— Видите? Нам нужно не просто снять намагниченность, а не дать её набрать снова. Размагничивание — это не событие, это образ жизни, товарищи!
Инженеры переглянулись: звучит как лозунг на завод, но в теории сходится.
— А если мы добавим динамическую компенсацию, — включается молодой, — привяжем ток не к «средней температуре по больнице», а к текущему полю?
— То-то же, — кивает Курчатов. — Жить надо не по средним, а по реальным данным. И чай — тоже по реальным данным!
Дяде Ване дают чай, осциллографу — лёгкий воспитательный постук, схема оживает. Корабль пробуют снова: отошёл — поле держится в норме. Все вздыхают.
— Товарищ академик, а бороду вашу размагничивать не надо? — шепчет лаборант.
— Нельзя, — серьёзно отвечает Борода. — В ней хранится запас устойчивости к понедельнику.
Лаборатория смеётся, Курчатов уже листает план на обороте вчерашней сводки:
— Так, по атомному направлению: кто у нас сегодня «в поля»? Я с вами. На месте заряжается не только железо — там заряжается здравый смысл.
И пошёл. Борода вперёд, понедельник — по стойке «смирно».
Потому что если что-то можно проверить руками, у Курчатова это обязательно заработает.
Немного про сохранение культурных ценностей.
Есть в Санкт-Петербурге здание, где, по определенным записям, временно проживал Федор Михайлович Достоевский.
Он арендовал какое-то помещение, явно не на первом этаже. Хозяин этого доходного дома сам лично стащил злостного неплательщика, Достоевского, по кирпичной лестнице и вышвырнул на улицу. Вот и всё что известно!
В 90-х годах в этом здании разместился бизнес-центр с хорошими арендаторами. И тут возник КГИОП (Комитет по госконтролю и охране памятников).
При отделке возник вопрос: А в каком же помещении проживал ФМ и как увековечить память о нем? Приехал чиновник и простым обходом выбрал самое лучшее помещение, с видом на Исаакиевскую площадь.
"Будем считать, что проживал здесь! "
И до кучи заставили собственника использовать кирпичи из этого здания, для капитального ремонта внутренней лестницы.
Какое это отношение имеет к памяти Федора Михайловича, никто до сих пор не понимает. Видимо то, что некоторые из этих кирпичей помнят лицо Достоевского!
Видимо то, что некоторые из этих кирпичей помнят лицо Достоевского!
Роды напоказ
Принцы королевской крови, фрейлины, несколько министров и слуг – общим числом около трёх десятков человек – толпились в покоях королевы Марии-Терезии. Супруга Людовика Четырнадцатого должна была вот-вот подарить Франции наследника. В это время под окнами играли испанскую музыку, чтобы сделать королеве
«Ребенка подменили», - такое обвинение не хотелось слышать ни одному королю. Подобные слухи подрывали авторитет монархии, ставили под сомнение легитимность власти. Поэтому с незапамятных времен было принято решение: государевым детям появляться на свет в присутствии посторонних.
Дальше всех в этом вопросе пошла императрица Священной Римской империи, Констанция Сицилийская. Схватки застигли её в дороге, добраться до замка, где можно было бы собрать представителей высшей знати, не получалось по времени. А Констанции обязательно требовалось доказать, что ребёнок будет! Его не принесли в корзинке, не поменяли со служанкиным сыном. Находчивая женщина отдала приказ: она будет рожать посреди городской площади. Всего-то и нужен просторный шатёр, жаровни, чтобы поддерживать тепло, да побольше воды. За пару часов все необходимое организовали. 26 декабря 1194 года в присутствии всех лиц, которые желали это увидеть, на свет появился будущий император Фридрих II.
Не просто дворянство – весь городок Йези стал свидетелем его рождения! Опровергнуть что-то уже не вышло бы. А ведь Констанцию подозревали в подлоге! Ей было около сорока, она была старше мужа на одиннадцать лет, и некоторые сомневались в ее возможности подарить императору сына.
«Мне душно», - прошептала Мария-Антуанетта перед тем, как потерять сознание. Окна были закрыты и занавешены, как делали сто и больше лет до этого. Роды напоказ так измотали королеву Франции, что после этого она провела в постели восемнадцать дней. Всё продолжалось двенадцать часов, и вокруг королевы было столько придворных, что мадам де Кампань, прислуживавшая Марии-Антуанетте, записала в дневнике:
«Поток любопытствующих был таким бурным и многочисленным, что становилось страшно, что королева просто погибнет в толпе».
Безжалостно, но, увы, необходимо. Ведь речь о подменных младенцах постоянно возникала в истории! Королю Якову II Стюарту не поверили, что у него родился сын (хотя процедура публичности была соблюдена). Про Петра I тоже говорили, будто бы его взяли со стороны, а царица дала жизнь девочке. Дворовая помещика Кикина в 1718 году была арестована как раз за такие рассказы, и на допросе утверждала:
«Государь не русской породы… взят во младенчестве из немецкой слободы, у иноземца по обмену… Царица родила царевну, и вместо царевны взяли государя. А царевну отдали вместо него немецким людям».
Когда настал час королеве Изабелле Французской дать новую жизнь, её окружили не только собственные придворные дамы и лекари, но также посланники и врачи её отца, короля Филиппа Красивого. Анри де Мондевиль, главный в этом «иностранном представительстве» впоследствии составил детальный отчёт обо всем, что происходило. И радостно доложил своему государю: 13 ноября 1312 года её величество изволила подарить Англии сына!
Особый регламент существовал при императорском Дворе Австрии: кто должен присутствовать при появлении наследников, в каком порядке им надлежит входить в покои, кто может подавать полотенца и так далее… Ситуация изменилась в восемнадцатом столетии, когда личный врач императрицы Марии-Терезии, Герард ван Свитен, приказал выгнать лишних людей из покоев. «Глазеющие и бесполезные», - хлёстко охарактеризовал придворных этот смелый человек. Мария-Терезия была ему благодарна. Впоследствии «на процесс» приглашали только тех, кто имел к нему самое непосредственное отношение. Иногда – мужей. Известно, что императоры Иосиф Второй и Франц I видели, как рождались их наследники. Как говорится, «это другое».
Роды напоказ должны были убедить всех: с наследником все в порядке. Он точно появился на свет, он того пола, о котором было объявлено, он явился миру из чрева королевы/императрицы/царицы, нужное подчеркнуть, и нет ни малейших сомнений подозревать, что его заменили кем-то другим.
И всё равно находились сомневающиеся. И всё равно плодились слухи и сплетни. Наверное, такова человеческая натура.
Я однажды самого Брежнева видел. Когда я учился в школе, Брежнев приезжал к нам в Кишинев. И нас всей школой повели его встречать. Мы стояли с флажками вдоль улицы Ленина, а Брежнев проехал мимо нас в открытом лимузине. Брежнев махал нам рукой, а мы в ответ махали ему нашими флажками.
- И это все? – разочарованно произнесла Майя Зациорская,
- А чего ты ожидала? – удивился я.
- Ну, я думала, он хотя бы тебя на руки возьмет, - сказала Майя.
Я подумал, что она нравится мне не в последнюю очередь своей наивностью. Я был уже мудр и понимал, что рассчитывать на то, что Брежнев возьмет меня на руки не приходится.
У нас в Кишиневе специально для этого визита Брежнева построили двухэтажный особняк, в одном квартале возле нашей школы. И Брежнев в нем жил. По утрам Брежнев, видимо, пил кофе, проверял фейсбук, и шел погулять в парк Пушкина через дорогу. А мы, когда казенили уроки, мы ходили в этот парк покурить. Но в дни визита Брежнева парк был оцеплен милицией, и нас туда не пускали. Не покуришь! Но вы сами понимаете, эти советские милицейские оцепления – это было несерьезно. Мы с мальчиками перелезли через забор, сели на скамейку, закурили. Курили то ли сигареты Дойна, то ли Флуераш, я уже не помню. Сидят такие восьмиклассники в школьной форме, с пионерскими галстуками, делают глубокую затяжку и картинно выпускают дым в небо. А до конца урока еще вечность, 20 минут.
И тут на нашу аллею вышел Брежнев. Он шел вдвоем с Бодюлом, первым секретарем нашего молдавского ЦК. Они шли неспешно и неспешно беседовали. А за ними, соблюдая дистанцию, шли два так называемых сотрудника в штатском.
Из разговоров дома я знал, что Бодюл стал первым секретарем, потому что Брежнев однажды давно переспал с его женой. Бодюл специально подложил ему ее. А так как Брежнев был человеком достойным, порядочным, то он, конечно, отплатил Бодюлу за его партийную солидарность полной чашей.
Итак, они все вышли на нашу аллею парка Пушкина. Моя память до сих пор хранит их взгляды. Штатские смотрели на нас профессионально. Бодюл с неодобрением. Мол, у нас школьники не курят! Что о нас подумает Леонид Ильич? А Брежнев посмотрел на нас даже с симпатией. Нормальный был мужик!
Брежнев и Бодюл не пошли к нам, они свернули на другую аллею. А мы с мальчиками бросили окурки и мгновенно побежали назад к забору. Чтобы штатские не сообщили в школу о факте нашего курения.
Жаль, что они свернули на другую аллею. Ведь Брежнев вполне мог бы подойти к нам. Поговорить, так сказать, с народом. И даже, исполняя мечту Майи Зациорской, Брежнев вполне мог бы взять курящего меня на руки. А я бы, уже у него на руках, мог бы затянулся и выпустить дым в небо.
Евгений Стеблов рассказывает...
Работал в Театре Моссовета пожилой артист дядя Володя Сабуров. Он всю жизнь играл дворников и лакеев. У него была гармошка фотографий, которую он часто разворачивал и с гордостью показывал: вот он с лопатой, вот сапоги подаёт.
Однажды в театре шёл спектакль "Отелло" с Николаем Мордвиновым в главной роли. Перед выходом на сцену дядя Володя затягивался в широкий испанский пояс - почти как в корсет. Дело это нелёгкое: в ход идут даже ноги. Ему помогала костюмерша тётя Шура.
- Дядя Володя, не туго? - спрашивала она.
- Ничего, - отвечал Сабуров, - пропердимся!
И вот Отелло произносит знаменитые слова: "Ты перед сном молилась, Дездемона? " - и душит Дездемону. Входит лакей дядя Володя и... исполняет в точности, о чём говорил. Поскольку артистом он был средним, то не нашёл ничего лучше, как произнести свой текст: "Тут слова бессильны... ".
После спектакля Сабуров постучался в гримёрную к Мордвинову и виновато проговорил:
- Николай Дмитрич, я тут давеча. .. Так ведь я не нарочно. С этой фразой он обошёл всех актёров театра.
С этой фразой он обошёл всех актёров театра.
Граф Александр Сергеевич Строганов, богатейший человек своего времени и меценат, оказывал покровительство Николаю Ивановичу Гнедичу. Именно Строганов побудил поэта перевести "Илиаду". Когда перевод поэмы Гомера был окончен, Александр Сергеевич пожелал его услышать и пригласил Гнедича к себе на дачу. После обильного обеда хозяин с гостями расположились в зале, и Николай Иванович начал читать: "Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына... ".
Ритмичный гекзаметр убаюкал Александра Сергеевича, он сомкнул вежды и задремал. Гнедич, весь во власти стихов, ничего не замечал и продолжал в упоении декламировать. За первой песнью последовала вторая. Гнедич драматически возвысил голос: "Образ его восприяв, божественный Сон провещает: Спишь, Агамемнон, спишь, сын Атрея, смирителя коней! . . ".
Строганов от громкого восклицания проснулся и, боясь конфуза, с жаром произнёс: "Нет-нет, я не сплю! ".
Новостная лента: Королева Елизавета II отказалась от тро... (Ну, думаю, неужели решила уйти на покой, от трона отказывается, Чарльзу поправить даёт немножко)... сти и совершила прогулку верхом на лошади. (Короче, х[рен] вам, а не трон, не дождётесь, я ещё на коне в свои 96).
Реальный граф Монте-Кристо врагов резал и травил.
Дюма, как известно, писал книги на основе реальных фактов, хотя в процессе творчества уходил от них довольно далеко.
В 1807 году уроженец Нима сапожник Франсуа Пико собирался жениться на богатой и красивой Маргарите. Его счастью позавидовал трактирщик Луппиан. Вместе с приятелями
Через несколько лет заточения Пико познакомился с товарищем по несчастью — итальянским священником отцом Тори. Тот проникся симпатией к молодому сокамернику, обучил его всему, что знал, рассказал о спрятанном в Милане сокровище и написал завещание в пользу Пико, после чего спокойно умер. Освободило Франсуа свержение Бонапарта, то есть просидел он не 14 лет, как Эдмон Дантес, а вдвое меньше.
Освободившись, Пико поспешил в Амстердам, где официально вступил в права наследства, затем в Италию, где отыскал клад отца Тори. В Риме он отыскал Анутана Аллю, который присутствовал при написании доноса, хотя лично и не участвовал в этом злодеянии. За перстень, ценой в 50 тысяч франков, Аллю выболтал всё, что знал.
Пико отправился в Париж, где занялся местью. Этот процесс был не столь романтичным, как в книге Дюма. Солари нашли с ножом в груди, а Шобар был отравлен. Затем Пико устроился официантом в ресторан, принадлежавший Луппиану и соблазнил его дочь от первого брака. Мститель организовал сватовство некоего дворянина к своей любовнице, а когда о свадьбе было уже объявлено, оказалось, что жених не граф, а уголовник. Разразился жуткий скандал, невеста не пережила позора.
Пико убедил юного сына Луппиана стянуть ювелирное украшение и тот угодил за решетку. После этого Пико поджог ресторан своего врага, а самого хозяина зарезал. Торжествовал он, правда, недолго. В одной из аллей Тюильри его подстерег Аллю, которому одного перстня показалось мало. Он оглушил Пико, долго пытал его в каком-то подвале, стараясь узнать, где тот прячет деньги, а потом убил его. Вся эпопея реального «Монте-Кристо» продолжалась меньше года.
Аллю сбежал в Англию, где в 1828 году признался во всем на предсмертной исповеди, причем письменно заверил свой рассказ. Через 15 лет этот документ попал в руки Александра Дюма, перо которого превратило уголовную разборку в остросюжетный романтический триллер.
Итальянский художник Пьеро Мандзони расфасовал своё дерьмо в консервные баночки и продавал под брендом "Merda d"artista" (дерьмо художника). Одна из баночек, содержащая 30 граммов говна, ушла с аукциона Сотбис за 220 000 евро, то есть по весу дороже, чем золото.
И вот захожу сегодня в магазин инструментов, гляжу ассортимент, цены и понимаю, что у Мандзони появилась масса последователей в Китае...
«С хреном или с аппетитом: как Суворов мужика угощал»
При дворе Екатерины Великой царили блеск, интриги и изысканные манеры. Но великие умы Империи порой черпали мудрость не в салонных беседах, а в случайных встречах с народом — прямым, искренним и не ведающим, что такое «консерватория». Именно такая история приключилась с бригадиром Александром
Однажды Суворов, уже снискавший славу умного и чудаковатого военачальника, оказался на постоялом дворе. Там он заметил крестьянина — богатырского сложения, с руками, знающими цену труду, — который увлечённо уплетал скромную трапезу. Ел он с таким усердием, будто не просто насыщался, а одерживал победу над миской щей.
Суворов, всегда ценивший рвение в любом деле, не удержался от похвалы:
— Сразу видно, что ты работал сегодня хорошо, детинушка, раз ешь с таким аппетитом!
Крестьянин, услышав незнакомое слово, поднял глаза. В его мире не было «аппетита» — был голод, да хлеб, да хрен к щам. Ответил он с достоинством, слегка подковырнув барина:
— Воля ваша, барин, только мы народ простой, консерваториев не кончали… Вы, может, и с аппетитом едите, а мы вот по-простому — с хреном!
Суворов не стал поправлять мужика. Вместо этого он рассмеялся — не над невежеством, а над меткостью народной логики. Каламбур вышел столь же сочным, как тот самый хрен: простота против учёности, прямота против условностей. И кто кого? Мужик с его «хреном» оказался остроумнее иных придворных стихотворцев.
Полководец велел подать крестьянину вина. Не из снисхождения, а из уважения — к труду, честности и тому самому «простому» складу ума, который бывал мудрее многих трактатов.
Эта история — как малая роса на сапоге солдата: вроде бы мелочь, а отражает целое небо. Иной раз и с хреном — вкуснее, чем с аппетитом.
Левон Оганезов вспоминает...
Несколько раз я ездил на гастроли с неразлучной тогда парой - Игорем и Яшей. Они были рабочими сцены. Но вели вполне артистическую жизнь. Основанием для этого были их фамилии. Игорь был Ильинским, а Яша - Довженко.
Один маленький эпизод. Они придирчиво выбирали из стоящих за кулисами девушек одну и, глядя ей в глаза, спрашивали: “Хотите сниматься в кино? ”. Девушка бдительно спрашивала: “А вы кто? ”. Услышав в ответ могучие фамилии Ильинский и Довженко, в её воспаленном мозгу проносились кадры из будущего фильма с нею же в главной роли. И несчастную, зомбированную, уводили в гостиницу. Раздевали и придирчиво осматривали. Сопровождали осмотр замечаниями типа: “Посмотри вправо, руки перед собой, глаза наверх” и так далее. Если девушка категорически не хотела раздеваться, один из них строго произносил ключевую фразу: “Что с тобой? Возьми себя в руки! ”. И, видимо, девушка брала себя в руки, потому что осечек у них не бывало.
Во время учёбы в ГИТИСе Анатолию Папанову ("Бриллиантовая рука", "Ну, погоди! ") очень доставалось за его самобытную, «фирменную», манеру речи. Звучание его голоса называли «неправильным». Педагог по сценической речи строго требовала у студента избавиться, наконец, «от этого вашего шипящего».
«А он не мог — из-за неправильного прикуса. Хотя старался, изо всех сил работал над исправлением, — говорила Надежда Каратаева. — Хорошо, что так и не сумел исправить, ведь потом Толиным голосом восхищались все»
Император Александр I принимал как-то делегацию провинциальных помещиков. Дворяне поднимались по Иорданской лестнице, разинув рты - усадьбы посетителей не могли блеснуть такими роскошными интерьерами, и торжественное убранство Зимнего Дворца их поразило. Пришли к императору помещики со всё такими же изумлёнными лицами, которые, говоря начистоту, выглядели немного глуповато. Один только дворянин смотрел спокойно, даже умно. По крайней мере, Александр отметил выражение ума на лице этого молодого человека, стоявшего впереди остальных и имевшего гордую осанку. Император подошёл к заинтересовавшему его посетителю и немного задумчиво спросил:
- А ваша фамилия? . .
Помещик вдруг стал еще прямее и выпалил: - В деревне осталась, Ваше Императорское Величество!
- В деревне осталась, Ваше Императорское Величество!
