Знаете, почему Швейцария считается одной из самых благополучных для населения стран мира?
Сегодня я это понял.
Разговаривал со знакомым швейцарцем (20 лет). Спросил у него, кто у них президент, а в ответ… тишина. Секунд через десять:
– Кажется, какая-то женщина.
Посмотрели в интернете — Йоханн Никлаус Шнайдер-Амман.
– А-а-а… да. Кажется, я что-то о нем слышал.
И, о ужас! Президент в Швейцарии назначается на 1 (один! )год.
Дикари, бл@! Что можно за один год украсть!

Зашла сегодня в банк, услышала чудесное.
Молодая пара консультируется по поводу потреб@тельского кредита. Берут на свадьбу. Заявку оставили, ждут решения, сидят на диванчике.
Она:
— Слушай, а 200 тысяч – не мало? Там же еще дядя Ильшат из Когалыма приедет.
Он:
— Ну мы же все посчитали. Без дяди Ильшата – сто пятьдесят, с ним – двести.
Я хочу увидеть дядю Ильшата.

— тысячи. Но это — лишь на первый взгляд. Потому что речь идет (приготовьтесь считать! ) об 11-кратном рекордсмене мира,
17-кратном чемпионе мира, 13-кратном чемпионе Европы, 7-кратном чемпионе
СССР. Спортсменов с таким «послужным списком» во всей истории спортивных состязаний можно перечесть по пальцам. И вот на пике своей формы, в зените славы и карьеры он вдруг уходит из большого спорта, чтобы через несколько лет открыть в Москве маленькую мастерскую по пошиву обуви.
Этот человек в полном смысле этого слова закопал свой талант в землю, вернее — утопил его в ледяной и грязной воде Ереванского озера. Но упрекнуть его за это вряд ли повернется язык даже у самых горячих болельщиков.
…В тот день, 16-го сентября 1976 года, в Ереване сорвался в воду троллейбус, проезжавший по дамбе. Девяносто два пассажира оказались заживо погребены на десятиметровой глубине. Все они были обречены на неминуемую гибель, если бы не одно обстоятельство: именно в это время вдоль озера совершал тренировочную пробежку многократный чемпион мира по подводному плаванию Шаварш Карапетян. Впоследствии эксперты признают: никто на свете просто физически не смог бы сделать того, что сделал тогда Шаварш. Нырнув в замутненную падением троллейбуса воду, он разбил ногами заднее стекло, и стал вытаскивать потерявших сознание пассажиров.
Более двадцати минут в ледяной воде. Двадцать спасенных жизней. На самом деле он вытащил из троллейбуса больше людей, но не всех удалось спасти.
Когда Шаварш очередной раз выныривал на поверхность, столпившиеся на дамбе прохожие видели, что все его тело истерзано осколками разбитого окна.
Потом, на вопрос — что же было тогда самым страшным? — Шаварш ответил:
«Я точно знал, что, несмотря на всю мою подготовку, меня хватит лишь на определенное количество погружений. Там на дне видимость была нулевая, поэтому я на ощупь хватал человека в охапку и плыл с ним наверх. Один раз я вынырнул и увидал, что в руках у меня… кожаная подушка от сиденья.
Я смотрел на нее и понимал, что цена моей ошибке — чья-то жизнь. Эта подушка потом не раз снилась мне по ночам».
Такой подвиг стоил ему тяжелейшей двусторонней пневмонии, осложненной общим заражением крови — в озеро сбрасывались городские канализационные стоки. Врачи с огромным трудом спасли ему жизнь, но о возвращении в спорт не могло быть и речи: Шаварш Карапетян стал инвалидом.
Он навсегда погубил свой выдающийся талант пловца. Но дар любви к людям, столь же щедро отпущенный ему Господом, он преумножил за эти страшные двадцать минут многократно.

драгоценных камнях: деньги не брал, золото
(после того, как выковыривал камни) выбрасывал. За все время ни разу не применил оружие и не ударил никого из своих, как он их называл,
«клиентов». Если они оказывались дома во время его визита, он учтиво просил их самих достать драгоценности — для экономии времени. Грабил он исключительно богатых и влиятельных людей. В конце концов, быть ограбленным «вором–джентльменом» стало признаком высокого статуса.
Находчивость он проявлял фантастическую. Штудировал каталоги драгоценностей и столбцы светской хроники, ходил на приемы, изучал планировки домов богачей и детали установки сигнализации. На одном светском рауте ему повстречался Принц Уэльский. Артур мило проболтал пару часов с будущим монархом о его родственниках, а через несколько дней у члена королевской семьи пропали драгоценности на 150 тысяч долларов. Особняк Рокфеллера охраняла пара специально обученных злобных псов. Бэрри спустил им на веревке с@ку, у которой началась течка, после чего спокойно обчистил дом. Собачку он потом забрал у довольных псов – чтобы не оставлять улик.
Во время Первой мировой войны Бэрри устроил себе каникулы, в которые повоевал и получил Серебряную звезду. Жил на широкую ногу, его возил шофер на красном Кадиллаке. Большую часть своих доходов тратил на женщин. Одна из них из ревности и сдала его полиции. Бэрри приговорили к
25 годам заключения, но в тюрьме ему было скучно. Он хитростью пробрался в оружейную комнату, нейтрализовал охрану, раздал оружие заключенным и устроил бунт. В возникшей суматохе он удалился. Через три года его снова поймали, и он таки отсидел свой срок. Выйдя из тюрьмы, он поселился в небольшом городке, где, несмотря на свое прошлое, пользовался уважением и был избран руководителем местной организации ветеранов войны.

чтобы выявить и отсеять фиктивные браки. Рассказывают, что заворачивали давно живущие вместе пары из-за ошибки в цвете постельного белья или зубной щетки.
У Димы с Яной любовь и брак самые настоящие, доказательство осенью идет во второй класс и еще одно на подходе. Но на момент собеседования они жили в разных городах, съехаться не могли (он работал, она доучивалась), встречались раз пять в разных экстремальных поездках и о быте и привычках друг друга знали чуть более чем ничего. Лихорадочно зубрили цвета зубных щеток и очень боялись ошибиться. И тут Дима видит в русской газете объявление: «Научу, как пройти собеседование на гринкарту. Гарантия 100%, оплата по факту».
Созвонился, приехал. Махонькая комнатка с вывеской «Нотариус». Сидит старый еврей, заодно продает русские книги и принимает посылки за океан. Выслушал Димины опасения и говорит:
– Вы знаете, молодой человек, все эти вопросы о зубных щетках – фигня для отвода глаз. Все дело в холле, в котором пары ждут собеседования. Там стоят камеры, и чиновники следят, как люди себя ведут, пока на них будто бы никто не смотрит. Когда человек заходит в кабинет, о нем уже давно все ясно – фиктивный у него брак или нет.
– Так что, нам держаться за руки и целоваться каждую минуту?
– Нет, это дешевый трюк, на него не купятся. Надо действовать более тонко...
И вот собеседование. В холле Яна берет Диму за руку и подводит к окну. Достает из сумочки новосой платок, слюнявит и этим наслюнявленным платочком вытирает какую-то соринку у него на щеке.
Им не задали вообще ни одного вопроса. Пожали руки и поздравили с получением гринкарты.

скрасить разговор любимыми им сигарами "Черчилль".
— Может, на улице покурим? – неожиданно спросил Леха, — Татьяне сейчас дым вреден.
— "Шо опять"?! — вырвалось у меня, поскольку, за те шесть лет, которые мы не виделись, Лешка и Танька успели родить четверых, — ты еще предложи в туалете по сигаре выкурить. Лучше окно приоткрой – через камин все вытянет.
— Угу, опять, — Лехина физиономия расплылась в довольной улыбке, — Второй месяц уже. Мы, кстати, хотели с Татьяной прощения у тебя попросить.
— За что? — спросил я, соображая, в чем это они передо мной провинились, собравшись родить пятого, — Ты меня с государством не перепутал? Это же оно тебе теперь денег должно, а не я.
— Да нет, помнишь, у тебя семь лет назад неприятности были, — Лешка не отреагировал на мою плоскую шутку, — групповой несчастный случай.
Еще бы я не помнил. Через несколько месяцев после того, как я стал главным инженером, это случилось. И действительно групповой. Во время ремонта фасада нашего офиса бригада штукатуров в полном своем "восьмичеловечном", мужском составе, проломив настил одной из секций лесов, грохнулась с высоты четырех с лишним метров. Падали они кучей, поэтому, несмотря на небольшую высоту, сломали себе две руки, одну ногу и сотрясли два мозга. Два месяца трудовая инспекция и прокуратура, куда я ходил чаще чем на работу, пили из меня кровь – "испытания" того самого настила оказались просроченными на несколько дней. Как и зачем они собрались все вместе в одном пролете лесов, еще и напротив окна моего кабинета в мое отсутствие, пострадавшие объяснить не смогли.
— Леш, а вы-то здесь причем? – спросил я, выдохнув дым и поперхнувшись,
— Если даже меня тогда, только оштрафовали, Татьяна же у нас в бухгалтерии работала, а ты, так вообще, только заходил иногда? Не леса же вы втихаря подпиливали.
— Не подпиливали, — согласился Леха, — ты же помнишь, что нам с Танькой тогда встречаться негде было, она еще за первым мужем замужем была, да и я женат. А тут забежал к ней с днем рождения поздравить, шампанского выпили, посмотрели друг на друга и словно молния проскочила. Понимаешь?
— Еще бы не понять. Судя по количеству детей, эта молния у вас частенько туда-сюда проскакивает, дальше-то что?
— Тебя же не было, охрана меня знает, я у нее ключ от твоего кабинета выпросил. Второй этаж, с улицы ничего не видно, а про то, что твои штукатуры по лесам ходят, как-то и не вспомнили, — Леха все-таки улыбнулся, — ну мы им "театр" и устроили. Я в окно глянул, только когда грохот раздался. Смотрю – двое перед окном на "монтажниках" висят, а внизу "куча-мала" копошится. Я и жалюзи сразу опустил.
— Не, Леш, не жалюзи, — сказал я, что бы не заржать в голос, — занавес.
В театре завсегда занавес опускают. Как закончат.
— Ты лучше скажи, простил или нет, остряк фигов. Татьяна беспокоится сильно, а ей нервничать нельзя.
Ну уж нет, — я с трудом скорчил серьезную физиономию, — прощу когда на крестины позовете. Если все нормально будет.
И, троекратно сплюнув, мы оба застучали по дереву.
У Лешки и Татьяны сейчас пятеро, Татьяна у нас давно не работает, какая работа – с такой семьей. Но жалюзи на окне кабинета я теперь не поднимаю. На всякий случай.