в два этажа, и там в течение месяца шел розыгрыш лотереи: на каждые 200 рублей покупки выдавался один лотерейный билет. Половинку ты отрывал и кидал в специальный ящик, вторую оставлял у себя. Призы были не ахти какие, но суперпризы были смарт-телевизор, ноутбук и мобильный телефон. В тот день вышли результаты лотереи, и были вывешены выигравшие номера.

На сам живой розыгрыш мы не пошли – не интересно. Мы с ним смотрели наши результаты на сайте организаторов, по списку. Я, конечно же, ничего не выиграл, даже сраный веник не достался мне, но впрочем, как обычно,) я не удивлен. А у Сереги один билетик "выстрелил" и, конечно, в "десятку", выиграл он телевизор. Смеялись, что вот везунчик, телевизор-то, собственно, ему на фиг не нужен. Зачем ему 32 дюйма, когда дома — кинотеатр целый. Но фортуна посчитала, что все-таки Сереге телевизор нужен, а с ней не поспоришь.

Решили сходить в этот магазин, взять коньячка, обмыть удачу. На входе они тоже выставили стенд со списком победивших номеров. Вышли из магазина, встали, прикуриваем, а рядом со стендом стоит женщина средних лет с двумя детьми. Одеты не то, чтобы очень бедно, но видно, что достаток у них — на порядок ниже среднего. Поставила сумку рядом, в руках у неё — штук десять билетиков, она вдумчиво, чуть шевеля губами, проверяет номера. Дети тихо-тихо стоят и, не дыша, следят за ней. Слышим, мальчик очень тихо, как-будто боится спугнуть удачу, одними губами:

— Мам, телевизор? Посмотри.

Женщина посмотрела на ребенка, но ничего не сказала. С другой стороны за рукава ее дернула дочка:

— Мам, не выиграли? Может, купим как-нибудь сами? Посмотри еще раз.

Женщина посмотрела на номерки, на стенд и отрицательно покачала головой. Вижу, Серега подошел так к ним вплотную и через плечо, как будто заглядывает на стенд. Думаю, делать ему нечего, что ли? Проверили же уже все. А он так посмотрел, потом обращается к женщине с улыбкой:

— Не повезло? Телефон хотели детишки, наверное – и подмигивает им.

Женщина чуть улыбается:

— Да нет, вот телевизор все просят. Наш старый уж сломался. Никак не соберемся купить, – улыбка у ней получилась грустная.

— Мультики смотреть! Мама на работе до ночи, дома одним скучно, – заговорили дети, живо, но не весело.

— Да, ладно чего унывать! – лыбится Серега, – Всякое в жизни бывает.

И вдруг показывает на сумку:

— А вон у вас на сумочке еще билетик валяется, выпал, наверное. Проверяли его? Может, он и есть ваш счастливый? – и подмигнув детям – Удачи! – взял меня под локоть и прошептал: "Пошли".

Мы отошли на несколько шагов, как услышали сзади, на всю улицу, пронзительный визг радости ребятишек. Я посмотрел на Сергея:

— Им нужнее, – улыбнулся он, и мы, не сговариваясь, прибавили шагу.

пожилой, слишком принципиальный, правда они называли это "вредный", слишком непонятный их молодым энергичным натурам. Профессор никогда никуда не спешил. Каждого отвечающего выслушивал с неизменным вниманием и потом обязательно задавал дополнительные вопросы.

Этого ребята боялись больше всего. Потому что, если билет можно было вызубрить, а, если удастся, то и списать, вопросы въедливого старика предугадать не представлялось возможным. Нужно было знать предмет. И когда у Владимира Николаевича возникали сомнения в знаниях ученика, он беспощадно отправлял его на переэкзаменовку. Просить его о снисхождении было бессмысленно, потому что он неизменно повторял: "Даже на "двойку" надо что-то знать, друзья мои, даже на "двойку"... "

Настроения никакого. Ира пялилась в конспект, но мысли её были далеко. Хлопнула дверь, и в комнату влетела её соседка по комнате Женька.

— Ирка! Чего сидишь? Давай в институт быстрее! Я сейчас у Дундука спросила, можно ли экзамен сдать с другой группой на два дня раньше. И, представляешь, он разрешил! Может, и тебе повезёт!

Ира бежала со всех ног, но всё равно опоздала.

— Только что ушёл. — Молодой преподаватель с сочувствием глянул на расстроенную девушку. — Но только-только. Можешь попробовать догнать.

Ирка выскочила на улицу. Огляделась по сторонам. Точно, вдоль институтского забора, ссутулившись, медленно двигался Владимир Николаевич.

— Здравствуйте! Извините, пожалуйста! — Запыхавшаяся девушка догнала его уже около автобусной остановки.

— Здравствуйте! — Преподаватель неторопливо обернулся и внимательно оглядел Ирку с головы до ног. — На сегодня мой рабочий день окончен. Завтра я на кафедре с девяти.

— Знаю. — Испугавшись собственной наглости, кивнула Ирка. — Но это очень важно.

Профессор поднял брови.

— Вот как? Так чем я могу быть вам полезен?

— Владимир Николаевич, вы разрешили Женьке, Евгении Кашириной, сдать экзамен с другой группой. Пораньше. Я хотела просить вас о том же.

Преподаватель ещё раз смерил взглядом студентку, словно размышляя, стоит ли вообще продолжать этот бесполезный разговор.

— У Кашириной международный студенческий лагерь на кону. Если вы не забыли, ваша подруга — лучшая студентка, и путёвку эту получила заслуженно. А у вас что?

Ира опустила голову. Конечно, она ведь даже не отличница, а до Жекиных успехов, ей как до Луны пешком. Надо было сразу об этом подумать.

— Ну, так что у вас?

— У меня мама. Просто мама. Простите, Владимир Николаевич, я поняла.

Она развернулась, чтобы уйти. Но Владимир Николаевич неожиданно рассердился:

— Я вас не отпускал! Вы подошли ко мне с вопросом, из-за которого я, между прочим, пропустил свой автобус, а теперь собираетесь уйти, даже не выслушав ответ.

Ира виновато топталась рядом, не зная, что теперь говорить.

— Так что у вас с мамой? Болеет?

— Нет. — Она покачала головой. — Просто она одна. Понимаете, с тех пор, как я уехала, совсем одна. Мы всегда встречали с ней Новый год вместе. Я успевала. А в этом году я не успеваю приехать. Простите, я сама уже поняла, что это не уважительная причина.

— Не уважительная... — Задумчиво повторил за ней Дундук. — А, знаете, Ирина, приходите с Кашириной. Я приму у вас экзамен. Но, если у меня возникнут сомнения в ваших знаниях, не обижайтесь...

— Жека, похоже, я попала! — Ирка взялась за голову. — Теперь у меня на два дня меньше, а учить ещё... мамочка дорогая.

— Помочь тебе? — Женька с готовностью достала свои конспекты.

— Ага. Пересадку мозга сделать. Твоего мне. Только это и поможет. Нет, Жек, буду зубрить! Я уже билет домой купила.

Экзамен у Дундука, как всегда, затянулся до вечера. Женя и Ира сдавали после всех. Как-никак, с чужой группой, и надо было дождаться, пока закончится список. Наконец, настала и их очередь. Женька быстренько отстрелялась и, махнув на прощание рукой Ирине, скрылась за дверью. Ира ещё сидела над своим билетом.

Села отвечать. Запинаясь от волнения, рассказала первую тему, потом вторую.

— Неплохо. — Преподаватель побарабанил пальцами по столу. — Давайте теперь несколько дополнительных вопросов, и можете быть свободны.

В это время за окном раздались громкие хлопки и восторженные детские вопли. Видимо, кто-то не дождался наступления праздника и запустил один из фейерверков. Небо на мгновение расцвело яркими огнями, и Ира вдруг заметила, как изменилось лицо Владимира Николаевича: морщины разгладились, а в глазах появился детский восторг. Разноцветные искры за окном погасли, а он всё сидел и смотрел на падающие в свете фонарей снежинки. И вдруг заговорил:

— После войны всем было очень трудно. Но взрослые, жалея нас, детей, старались превратить каждый Новый год в настоящий праздник. Непременно ставили ёлку. На заводе, где работала тогда моя мама, снаряжали машину в леспромхоз, и после раздавали деревца тем, у кого были дети.

Мы с сестрой ждали этого момента. Приносили ёлку, пахнущую морозом, ставили в углу. Постепенно по дому начинал расползаться запах хвои, и наши детские сердца наполнялись радостью и ожиданием праздника. Мы доставали заранее приготовленные самодельные украшения и начинали наряжать ёлку. Сохранившиеся с довоенных времён, и трофейные, привезенные из Германии, игрушки берегли и вешали на самое видное место. Но и наши неуклюжие звёзды и снежинки казались нам тогда очень красивыми.

Как-то, ещё летом, мама подарила мне книгу Носова "Весёлые рассказы" и рассказ про бенгальские огни полностью овладел моими мыслями. Я всё думал, как бы и мне, как мальчику Мишке, сделать такие же. Мечтал удивить маму и сестру.

Он замолчал. Ира сидела не дыша, боясь перебить профессора.

— Но я решил пойти дальше, сделать настоящую искрящуюся ракету. Больших трудов мне стоило достать натриевую селитру и фольгу. — Продолжал Владимир Николаевич. — Я отдал за них свои главные сокровища: ножик и коллекцию значков.

Я вымачивал газеты в растворе селитры, сушил их на батарее, набивал пустые гильзы спичечными головками. Вертел тугие валики из всего этого. Словом, к Новому году я приготовился основательно...

И вот в канун праздника долго уговаривал маму пойти со мной во двор. Мы оделись, вышли и я начал колдовать над своими изобретениями. Первые две заготовки красиво заискрились на излёте. Сестрёнка прыгала и хлопала в ладоши. А вот с третьей, самой большой, я, видимо, перемудрил. Она полетела по непонятной траектории и шлепнулась за деревянную сараюшку. Были ещё тогда такие во дворах. И почти сразу оттуда повалил дым. Сарай потушили быстро, потому что свидетелей моего пиротехнического эксперимента собралось достаточно.

Особо не ругали, лишь взяли слово, что больше я такими вещами заниматься не буду. А вот мама рассердилась.

Весь вечер до Нового года она со мной не разговаривала, а я боялся сказать, что просто хотел её порадовать. После того, как погиб на войне отец, она редко улыбалась, а нам очень хотелось видеть её весёлой. Конечно, мы помирились. А утром под ёлкой я нашёл свои первые "снегурки", коньки, о которых так мечтал.

Мама давно умерла, а я до сих пор люблю новогодние фейерверки. Хотя сам их, конечно, больше никогда не делал...

Он придвинул к себе Ирину зачётку, поставил "хор. "

— Если ещё подучите, в следующий раз будет "отлично". И обойдёмся без дополнительных вопросов. Езжайте, Ирина, к вашей маме и празднуйте!

Ира, не веря своим глазам, смотрела на зачётку. Всё! Она сдала! Сдала сессию! И даже без "троек".

— Спасибо вам!

Открыв сумочку, что-то вспомнила и, засмущавшись, положила на стол горсть шоколадных конфет.

— Что это? — Нахмурился профессор. И тут же улыбнулся. — "Мишка косолапый". Неужели, ещё делают?

— Мама их очень любит. Говорит, конфеты из детства. Я ей и купила.

— Ну, бегите, Ира, поздно уже.

— Счастливого Нового Года, Владимир Николаевич!

На первом этаже ждала Женька.

— Ты чего так долго? Принял? Измучил, наверное. Дундук!

— Он не Дундук.

Владимир Николаевич положил в рот конфету. Бережно разгладил фантик и подошёл к окну. Там, по-прежнему, падал снег. Через институтский двор спешили к воротам две девичьи фигурки.

— Счастливого нового года! — тихо прошептал он...

количества рентген, количества звёздочек на погонах и периодов полураспада изотопов, интерес стал затихать.

Отдувались за всех как всегда отличники, тянули руку, отвечали наперебой, а в тир ходили все вместе.

Переполох создала предстоящая проверка именно по этому предмету.

Но тут природная смекалка учителя подсказала решение, что бы не замарать честь школы.

— Буду задавать вопросы по пройденным темам, руку поднимают все, я спрашиваю отличников.

В назначенный день и час прибыл проверяющий, урок начался по отрепетированному сценарию, вопрос, лес рук, чёткий ответ.

Где-то в душе проверяющего начали терзать сомнения и он решил вычислить подвох.

— Дайте, пожалуйста, мне журнал, сам буду назначать отвечающего.

Лёгкое замешательство.

— Как скажете, назначайте.

Звучит вопрос, проверяющих смотрит в журнал, называет фамилию, получает правильный ответ.

Проверяющий в восторге, учитель в шоке, честь школы соблюдена.

Как?!

Все просто, отвечать вставал только тот кто знал ответ, забыв про свою фамилию, только бы не подвести учителя. ..

А то, что проверяющий не сделал перекличку скорее из области везения.

с ними не соскучишься. Один случай особенно запомнился.

Пришел я к одной из наших сотрудниц с подарком для ее дочки Юли. Очень приличная семья, — интеллигентная мама, непьющий папа, благообразная бабушка. И в центре всего этого – Юленька. Чувствуется, что все в ней души не чают и вкладываются в Юлю изо всех сил. И Юленька развита не по возрасту. Речь правильная, слова выговаривает старательно, а песенок и стишков знает – любого школьника за пояс заткнет. Понравилась мне эта девочка. И Дед Мороз ей понравился. Знаете, так бывает, что есть у людей контакт. Она уже и песенку спела и стишок рассказала, и станцевала, ну, вся программа выполнена, пора бы мне дальше идти, а ей не хочется, чтобы Дед Мороз уходил, да и мне общаться с ней приятно. И вот Юленька вспомнила что-то:

— Дедушка Мороз, а хочешь, я тебе частушку спою?

— А что, давай!

Юленька одну ручку уперла в бочок, другой повела по кругу и запела, очень мелодично, с окающими интонациями:

— Как пО нашей речке, речке-гавнОтечке…

У взрослых округлились глаза, когда услышали такое неинтеллигентное слово. Ну, и я подозреваю, многие знали концовку этой частушки…

И Юленька не подвела. Она подбоченилась, топнула ножкой и с чувством, я бы сказал – как-то смачно, выдала:

— Эх, #б твою мать, плыли две дощечки!

Все так и ахнули. Повисла неловкая тишина. Мама побледнела, папа покраснел, бабушка позеленела. А ребенок-то стоит, ждет, когда его похвалят…

Положение спас Дед Мороз. Я заржал. Не засмеялся эдаким театральным смешком, а именно заржал совершенно неинтеллигентным смехом. А за мной уже засмеялись все остальные, да и Юленька заулыбалась, довольная эффектом.

— Где же ты эту частушку выучила? – спросил я с трудом сквозь слезы.

— Я летом к бабушке в деревню ездила, там научилась – призналась Юленька.

В общем, как ни оберегай детей от ненормативной лексики, они ее все равно выучат.