— Когда он освободится, я уже, может быть, сяду. Вас беспокоят из редакции газеты "Недостатки". Мне поручено написать статью о нашей калечащей медицине вообще и о вашей злополучной поликлинике в частности. Буду часа через полтора. Предупредите главного, чтобы он подготовил для интервью пару врачей и нескольких пациентов. Ну и что-нибудь такое, знаете, немного скандальное. Без этого никак. Читателю нужно промыть мозги. Пресса, знаете.

— Через полтора часа главный врач должен быть в министерстве.

— Очень хорошо. Это сгодится для заголовка: "Костоправ сбежал в Минздрав". Неплохо, а?

В обусловленное время корреспондент явился в поликлинику.

— Здрасте. Это я вам звонил. Ну, чем будем удивлять?

— Главный врач просил извиниться — ему не удалось выкроить для Вас время. Но Вы можете взять интервью у любого нашего сотрудника. Могу порекомендовать психиатра. Человек он необычный, приобретете массу впечатлений.

— Годится. И заголовок в тему: "Промывка мозгов". Неплохо, а?

Секретарь сопроводила корреспондента к кабинету с табличкой "Психиатр" и заглянула внутрь:

— Николай Петрович, к вам посетитель, — обратилась она к доктору, предложила репортёру войти и удалилась.

— Добрый день. Садитесь, — поздоровался эскулап, повернул в замке ключ и положил его к себе в карман.

— Не беспокойтесь, это для Вашей безопасности. Знаете, иногда врываются невменяемые больные, скандалят, телесные повреждения наносят. Ну-с, на что жалуетесь?

— Собственно, ни на что. Я...

— Да-да, понимаю. Все наши больные абсолютно здоровы. "Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума..." — так, кажется, у Пушкина? Уже состоите на диспансерном учёте?

— Доктор, Вас что, не предупредили?

— Так и запишем: "Пациент уходит от конкретных ответов, считает себя вменяемым, но полагает, будто о его действиях некто заранее предупреждает окружающих, что указывает на наличие у него мании преследования. Держится настороженно, несколько развязно".

— Да вы что, с ума сошли! Я член Союза журналистов!

"... заявляет, что врач сошёл с ума — (продолжал озвучивать свои записи доктор), — что является симптомом проекции собственной болезни на собеседника. Утверждает, будто состоит членом некой организации, которую именует "союзом".

— И давно это у Вас?

— Я занимаюсь журналистикой три года. Послушайте — меня к Вам прислали...

"Болеет три года, полагает, что его прислали, но недоговаривает откуда. Не исключено, что считает себя пришельцем из иных миров" — бубнил психиатр, водя ручкой по "истории болезни".

— С НЛО давно виделись? Голоса слышите постоянно или периодически?

— Это чёрт знает что! Приходишь в поликлинику здоровым, а уходишь больным! Я это так не оставлю!

— А, батенька! Зачем же здоровому в поликлинику? Сытый в столовую не пойдёт:

"Присутствуют также симптомы резонёрства и расщепления сознания с выраженной агрессивной окраской" — закончил врач.

— Выпустите меня из кабинета! — не на шутку испугался репортёр.

— Нет, голубчик. Один Вы отсюда не выйдете, — ответил его собеседник, набирая номер.

— Алло, скорая? Говорит доктор Зубов. Запишите вызов для психбригады. Да, для госпитализации пациента в больницу Павлова. Диагноз? Параноидный синдром эндогенно-процессуального генеза, выраженная мания величия и бред преследования. Да, опасен. Спасибо, жду.

— Доктор, я Вас очень прошу, отпустите. Я специализируюсь по медицинской тематике, хотите — устрою Вам бесплатную рекламу в газете? — взмолился корреспондент.

— Отпустить я Вас, милый, не могу. Клятву дал Гиппократу. Так что долг есть долг. А там, куда Вас сейчас заберут, я советую свою медицинскую специализацию не упоминать. Ну, подержат месячишку, подлечат и выпустят с Богом. А "специалистов в медицине" по инструкции не менее полугода обрабатывать полагается. Так сказать, до полной промывки мозгов. Так что Вы тут немного посидите, а я приму кофейка, — закончил доктор, и вышел в другую дверь.

Журналист тут же рванул к телефону.

К его удивлению, шнур к розетке присоединён не был.

Затем его взгляд упал на лежащую возле телефона записку:

Николай Петрович!

Тут прибудет какой-то нахальный репортёр — специалист по промывке мозгов. Промой-ка ему кое-что и постарайся объяснить, что такое учтивость.

Главный. врач: (подпись).

— Ну что ж, а теперь можете задавать свои вопросы, — произнёс входящий в кабинет врач.

профкома госпредприятие, как правило, имело на балансе детские сады, профилактории,... И турбазы, на которые пролетарии и ИТР организованно выезжали по выходным дням. Побухать в природных интерьерах с сослуживцами, потанцевать или закрутить служебный роман.

Не были исключением и мои родители, которые три-четыре раза за лето покупали путёвки, и мы всей семьёй выезжали потусить и подышать ветром. Чему я, как правило, был совсем не рад. Поскольку делать мне там было совершенно нечего, и я изнывал от скуки и вынужденного безделья.

Вот и в этот раз я бесцельно болтался по территории в тщетных попытках занять себя хоть чем-нибудь. Когда услышал знакомый голос Серёги, своего соседа по лестничной площадке: "Вовка, а что это ты тут делаешь, а?".

На тупой вопрос тупой ответ: "А ты как думаешь? Ищу вот себе сук попрочнее для повеситься от тоски и одиночества".

На что замечательный сосед, на минуту задумавшись, ответил: "Слышь, щегол, возможно, я сумею тебе помочь скрасить вечер. Вот только..."

"А уже через час оба сидели за шатким столиком и упирались друг в друга головами..."

Серёгина идея была проста, дерзка, нахальна и на первый взгляд казалась абсолютно провальной и неосуществимой. Мне всего-то требовалось через час выглядеть минимум на двадцать лет, что было моему соседу крайне необходимо. Поскольку давно обхаживаемая им девица, в которую тот был безнадёжно влюблён, согласилась пойти с ним вечером на танцы лишь с условием, что тот придёт на свидание не один, а с симпатичным другом, который составит компанию её лучшей подружке. А иначе...

Спорить со своей потенциальной невестой Сергей не посмел. Поскольку это предложение было довольно существенным прогрессом в его личной жизни. По причине того, что этот вполне себе симпатичный и умный парень довольно сильно заикался. Человеческая речь всегда была для него чем-то факультативным и обременительным. Как следствие, отношения с противоположным полом складывались не очень, и спрос на Серёгу на брачном рынке был ничтожным.

В идею команды он в принципе не верил. Считая, что команда развивает нездоровый дух соревнования. Вот только в этот раз было без вариантов. Ему позарез был нужен надёжный союзник, которым ввиду отсутствия альтернативы, выпало быть мне. И всё бы ничего. Вот только Вове, т. е. мне, на тот момент было всего тринадцать, и выглядел я на столько же. Что, согласитесь, было существенной проблемой.

Однако... "Орешек знанья тверд, но все же мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет... "

Нет ничего хуже безответной любви. Она сушит человека и низводит его до уровня совершенной репы. Поэтому я не мог не откликнуться, искренне надеясь, что случись со мной подобное когда-нибудь, то и мне протянут руку помощи.

На взросление ушло примерно два часа, за которые было сделано многое. Мне помыли в тазике голову и, зачесав волосы назад, открыли миру скрытый до сей поры пионерской чёлкой лоб. Подшили по размеру любимые Серёгины джинсы, заменив ими моё трикотажное трико с вытянутыми ещё на стадии производства коленками. Едва не плача, друг оторвал от сердца почти новые кроссовки "Адидас", обув взамен мои стёртые почти в ноль об уральский асфальт кеды. Последним штрихом стала целинка от известного уральского ВУЗа и солнцезащитные "итальянские" очки, скрывшие от жестокой реальности мои широко распахнутые миру наивные глаза.

Критически оглядев последствия совместного творчества, Серёга безнадёжно махнул рукой: "Халтура! Нас расколют через минуту. Ну, не тянешь ты, брат, на студента престижного ВУЗа, максимум на ПТУ. Всё пропало, и я сд@хну в одиночестве!".

Я же собой в зеркальном отражении остался вполне доволен: "Не ссы, чувак. Как известно, встречают по одёжке, а она вполне себе. А потом скоро уже стемнеет, и поэтому наши шансы возрастают с каждой минутой. Вариантов других всё равно нет. Поэтому — будь, что будет. Пойдём уже!".

Через десять минут мы с другом в некотором смятении вошли на танцплощадку. Где с успехом прошли фэйс-контроль, который, если честно признаться, был пустой формальностью, поскольку на танцы пускали всех, кто перерос трехколесный велосипед. Знакомство с девчонками тоже прошло довольно гладко и непринуждённо. Судя по всему, я понравился. Видимо, всё же пословица, что встречают по одёжке, имеет некоторые основания.

Ну, а сам я был от новой знакомой в полном восторге. Мне выпало коротать ночь со стройной длинноногой красой с редким именем Светлана. Гордой обладательницы высокой груди, как минимум третьего размера и роскошной копны густющих каштановых волос. Которую немного портило только то, что накрашена она была чересчур ярко и вызывающе. Так, как обычно красятся ещё неопытные девчушки, желая казаться старше своих лет. Которые не понимают, что они и так неотразимы. Короче... я влюбился сразу и навсегда.

Дальше было всё предсказуемо, как и на любой другой советской дискотеке поздних семидесятых. Часов до трёх ночи народ лихо отплясывал под Boney M, Bee Gees, ABBA и прочую неполиткорректную попсу. Ну а потом, подустав, разбился на парочки и пришло время медляков. Я общей тенденции тоже не избежал и к этому времени уже вовсю целовался с новой подружкой. С содроганием сердца думая, что случится, если она вдруг предложит "пройти на сеновал". Дебюты- это завсегда испытание, а опозориться не хотелось от слова совсем, поскольку на тот момент мои знания о искусстве любви были чисто теоретические.

Уже под утро, когда мы остались на танцплощадке практически одни, я наконец решился и мягко взял потенциальную первую свою женщину за грудь. На что она отреагировала довольно нервно, расцепив руки, лежащие на моей шее. А потом, сославшись, что забыла выключить утюг, свинтила в предрассветный туман. Оставив на память только запах духов, но не оставив даже шанса пожелать ей спокойного утра.

Увы. Маугли не стал мужчиной.

Не в этот раз, Вова. Не в этот раз.

Ближе к обеду я, вдоволь наплававшись в реке Исети, валялся на тёплом песочке, размышляя о том, что же пошло не так.

В десяти метрах от меня загорала, периодически бросая на меня задумчивые взгляды, симпатичная девушка примерно моих лет. Лицо, волосы и фигурка которой казались мне очень знакомыми, и я мог почти поклясться, что это именно та, с которой я провёл прошлую ночь. Чего быть, разумеется, не могло по определению. Так как девице было максимум лет четырнадцать, и грудь у неё едва только наметилась, в отличие от моей ночной феи с уверенной "троечкой".

Я уже задремал, когда меня тронули за плечо. Это был мой сосед Серёга, и, судя по его очеееень довольному лицу, всё у парня нынче ночью задалось. На моё: "Чего тебе надо, провокатор? Не видишь, что ли, я в печали?". Друг ответил, что всё понимает, и пришёл лишь за своими "итальянскими" очками, пока я их не потерял.

Когда бездушный Серёга, забрав свою собственность, отвалил, я попытался ещё подремать, но снова был разбужен.

Подняв голову, увидел, что мной интересуется показавшаяся мне знакомой загорающая рядом со мной девчонка.

А дальше.....

— Вова?

— Света?

— Не может быть (хором)!

P. S. Мы со Светкой проболтались вместе до конца летних каникул. Ходили в кино и парк культуры и отдыха. Ели мороженое, купались и загорали. Ну а потом пришло время идти в школу, и мы расстались по очень существенной причине с именем Ольга. С которой я сидел за одной партой с первого класса и считался её собственностью. А так как делиться она не умела по определению, то...

пору доверяли не только глотку драть в казармах и на плацу, но и более серьезные дела поручали. Комбат вызвал меня в канцелярию и приказал собираться в командировку, надо было сопроводить в учебную часть под Бердянском молодого матроса Колю Мыльникова. Парень он был тихий, деревенский, но, поскольку присягу еще не принимал, а дорога дальняя, (не шутка через весь Союз с тремя пересадками ехать из Балтийска в Бердянск), подготовку парня я начал с того, что дал ему почитать Свод Военных Законов (увесистая такая книжка). Убедившись, что Коля проникся карами за военные преступления, выписал я в строевой части аттестаты, требования на проездные документы, командировочные предписания и еще кучу всякой бумаги, получил инструктаж начальника штаба — и в путь. Такой же, как я, годовалый старший матрос Петя Кусок, водолаз из инженерно-десантной роты, составил мне со своим молодым бойцом, ехавшим тоже в "учебку", компанию до Харькова. Загрузились мы в поезд Калининград — Харьков, заняли последний отсек плацкартного вагона и под поедание выданного сухого пайка и разговоры, тронулись в дорогу дальнюю.

Где-то между Калининградом и Вильнюсом в вагон набилось десятка три "дембелей" из какой-то мотострелковой дивизии, с водярой, матюгами, песнями и прочими прелестями достойного "дембеля". Мы, как парни скромные, но гордые своей принадлежностью к элите, в контакт с ними не вступали, подстрижены были все под "ноль" (это тогда было такое злодейское проявление "дедовщины", пока на второй год не перевели – никаких чубов из-под берета и все знали, стриженый — значит еще "салага"), одеты в общефлотскую форму № 3 и принадлежность нашу к морской пехоте выдавали только "штаты" (красный круг с золотым якорем внутри на черном фоне) на левых рукавах, на что "пехтура" по необразованности своей внимания не обращала. В Вильнюсе в вагон сели с десяток парней из ВДВ и заняли первый отсек, тот, что возле купе проводников.

"Пехтура" упилась в хлам, загадила вагон и друг друга и возжелала, чтобы наши молодые матросы им отстирали их облеванные мундиры. Эта "предъява" была послана соответствующим образом с применением наиболее цветистых оборотов из "малого загиба Петра Великого" (на Флоте матом не ругаются, на нем разговаривают, увы, традиция!). Услышав ответ, напрочь обличающий их солдафонскую серость, наши оппоненты решили побоксировать и всей гурьбой навалиться на нас, что сделать в тесных условиях вагона достаточно трудно. Заняв оборону, мы вчетвером (молодые, хоть и не присягали, но уже прочувствовали, что такое честь мундира и ощутили гордость за принадлежность к элите) успешно отбивали атаки, удерживая за собой наш последний рубеж — отсек и гальюн. Разрешение ситуации из патового положения ускорил вопль проводницы – "Моряков бьют!".

Собравшие праздновать ВДВ-шники (великолепная советская крылатая пехота!), до этого не выглядывавшие из своего первого отсека по причине своей невозмутимо грозной силы, поинтересовались, каких еще моряков там пытаются бить пьяные мотострелки? Увидев "штаты" у нас на "фланелевках", парни прояснили вопрос и с боевым кличем: "Братки-морпехи, держи рубеж крепко, мы сейчас с тылу подмогнем! ", начали теснить, давить и раскидывать на полки мотострелковое воинство. Мы же из обороны перешли в уверенное наступление и встретились с "голубыми беретами" на середине линии фронта, где-то посреди вагона. Серая солдатчина была повержена, раздавлена, смята и полностью деморализована. Узнав причину конфликта, деды из ВДВ общим сходом с МП постановили наказать зарвавшихся военнослужащих и заставить их просить разрешения на посещение гальюнов вплоть до самого Харькова, что неукоснительно соблюдалось и исполнялось.

Вот такое братство по оружию…..